ЧАСТЬ 1

В это лето мама взяла большой кредит, чтобы оплатить телескоп, который был необходим мне в следующем учебном году. Конечно, не могло быть и речи об интересном лете с запоминающейся поездкой или, хотя бы о походах в парк развлечений… Настроение было на нуле… Всё раздражало. Музыка не отвлекала. Мысли висели киселеобразным туманом. Жара, липкая, противная, садилась мне на плечи и таскалась, свесив горячие потные ноги, за мной повсюду. Засада…

Говорят, беда не приходит одна – и это в точку! Как-то вечером мама пришла с работы и, бухнувшись без сил в старое кресло, сообщила:

– Сашка, нечего тебе одному болтаться дома всё лето. Поедешь в деревню к деду. Там на молочке и яблоках поправишь здоровье. Деда проведаешь. Да и тебе не так скучно будет…

– Ма-а-а-м! – только и смог завопить я. Эмоции так переполнили меня в первую минуту, что я не знал какой аргумент привести первым, самым весомым и желательно последним. Я, как кипящий чайник со свистком, взорвался и застрочил напропалую:

– Я не видел его десять лет!.. Я помру там от скуки!.. О чём мне с ним говорить!.. Там интернет не ловит!.. У него хоть «телек» есть? Не хочу я никакого молока! Ма-а-а-ам!.. Я никуда не поеду!

Мама открыла глаза и едва слышным голосом спросила:

– Поесть дай… Я сегодня еще ничего не ела… Жутко устала.

Я заткнулся и поплёлся на кухню наливать суп, который сварил еще утром. Спорить дальше совесть уже не позволяла.

Полночи я ворочался на кровати, лелея своё разочарование и злобу, жалея самого себя и пропавшее зря лето.

ЧАСТЬ 2

Долго собираться мне не пришлось – спортивная сумка заполнилась в два счета, и по большей частью, книгами по астрономии и астрофизике. Портативный телескоп составлял основной вес.

На вокзале меня никто не провожал, мама была на работе и, как назло, день выдался каким-то хмурым и душным. Совсем запутавшись в нескончаемой толпе народа, которая ежеминутно меня толкала и пихала, я подошел к носильщику и выяснил, где же мой поезд.

Ничего интересного не случилось и в поезде. Вагон был полупустой, не считая женщины с ребенком и двух-трёх стариков в последних купе. Назойливый пацан пяти лет поминутно забегал ко мне и, сделав гадкую рожу, сообщал:

– Дядька – дурак!

Я отворачивался к стене и бурчал в ответ:

– Сам знаю!

Потом, когда он меня окончательно достал, я, дождавшись очередного его набега, зарычал что было сил по-медвежьи:

– А-а-а-а-а-а-а!

Что тут началось! Дитё – в слёзы, мать прибежала – кудахчет, явился проводник, и все дружно начали меня совестить. Бог ты мой, только этого-то мне и не доставало!

Сутки я трясся в этом поезде, потом еще пару часов в пригородной электричке, забитой самым разношерстным народом – от дачников и рыбаков, до цыган и медведей. Наконец, я выполз на волю. Поезд бросил меня и с веселым гудком умчался в голубую даль. Я стоял на захудалой станции и оглядывался кругом. Со мной вместе слезла бабка со своей внучкой. Тяжелые баулы ей были явно не под силу, но их никто не встречал. Поэтому, проходя мимо меня, бабуся остановилась и участливо спросила:

– Куда тебе, сынок, дале?

– В Глухорёвку.

– В Глухорёвку?! Милай, так я тебя провожу! Мы как раз туда! Да, Анечка?! Вот бери, голубчик мой, этот узел и вот этот, да и пойдем. Только не отставай – места тут глухие!

Я стиснул зубы и поплёлся следом.

Злиться мне пришлось, однако, недолго. Места кругом открывались такие красивые, что дух захватывало и всякие грустные мысли улетучились сами собой.

По обе стороны дороги шумел сосновый бор. То там, то здесь попадались небольшие поляны с высокими сиреневыми цветами. Даже раз, за поворотом, блеснул изгиб реки. И если бы не тяжелые баулы, настроение было бы совсем превосходным. Пока я крутил головой направо и налево, выяснилось, что бабка и внучка расположились на пикник:

– Анечка проголодалась, – сообщила мне радостно бабуся. – Садись, голубчик, рядом. Бери пирожки да яички, не стесняйся. Как звать-то тебя?

– Саша.

– Маво покойнова мужа так звали. А к кому в Глухорёвку приехал?

– Мазуров Терентий Михайлович.

– Так ты что же – евоный внук? Алёшкин сын выходит?

Я мотнул головой и продолжал удрученно жевать.

– А я – Ильинична, а это внучка моя – Анютка. Ты заходи к нам вечерком за молочком. Я через три дома от деда тваво живу. Так.

– А долго еще идти?

– Прям! Вот за тем поворотом и будет тебе наша деревня. Только бы паромщик не подвел.

Паромщик?! Я что и на пароме еще поеду? Класс! Я такое только в старых фильмах видел. Вот так забрался дед Терентий в глухомань! Одно слово – Глухорёвка!

ЧАСТЬ 3

Мы завернули за поворот и перед нами открылся потрясающий вид на реку: с раскидистыми ивами, березовыми рощицами и небольшой ветхой деревенькой на холме. Я мигом достал камеру и снял этот вид – маме точно понравится. Паромом оказался деревянный, позеленевший от времени, плот с перилами, а паромщиком – абсолютно глухой дед, который спал тут же на пароме, свернувшись калачиком на лохматом грязном полушубке. Бабка бесцеремонно растолкала деда и показала ему рукой на всех нас, потом махнула в сторону деревни и приказала:

– Грузись!

Кто не переправлялся никогда на пароме, тот не знает, как это здорово – сесть на самый его краешек, опустить горячие уставшие от ходьбы ноги в прохладную воду и просто смотреть на перекатывающиеся волны, ощущать их прикосновение и силу. В какое-то мгновение появляется ощущение, что ты – это волна, а волна – это ты…

– Эй! Заснул, что ли, Сашко?! Приехали.

Мои расслабленные мечты вспорхнули, как стайка испуганных воробьёв и я опять остался наедине с реальностью. Тяжелые баулы я донёс Ильиничне до самого крыльца, за что принужден был выслушать целую хвалебную оду в свою честь, а Анечка, от избытка чувств, показала мне язык на прощанье. Нет, видимо, я совсем не нравлюсь детям!

Оставалось пройти всего три двора, но мне показалось, что я прошел длинную улицу: как-то мы с дедом встретимся после длительной разлуки?! Он уже, наверное, глухой и руки трясутся, придется за ним всё лето ухаживать…

Я постучал громко в калитку и, не надеясь, что меня услышат, смело вошел во двор. Сразу скажу – зря я это сделал. Как только калитка за мной с упругим свистом захлопнулась, на меня накинулся громадный волкодав. И я побежал-полетел, не разбирая дороги в дом. Дверь отрезала меня от моего злостного преследователя, и он бесновался и лаял уже в одиночестве. А я тщетно пытался оглядеться – кругом была кромешная темнота. Ставни закрыты – догадался я. Я достал сотовый телефон и включил на нем фонарик. То, что я увидел в первую же минуту, поразило меня так, что я чуть не вылетел обратно во двор! Луч фонаря скользнул по стене и наткнулся на ноги, скрещены самым невероятным образом. Дальше шли переплетенные крест на крест руки, а у самого пола – голова, которая не подавала никаких признаков жизни. Первая мысль – дед умер! Но почему в такой странной позе? Кто его так скрутил? И когда всё это произошло? И главное – как я скажу маме?! Пот градом катился по лицу и спине. Ну почему всегда именно я попадаю в такие переделки?! Бежать, позвать на помощь! Но как выйти – там этот злобный гад сожрёт меня в доли секунды!.. Я решил разбить окно и крикнуть сквозь закрытые ставни – авось услышит кто. Я нашел на стене половник и, что есть сил, ударил в стекло. Осколки с веселым звоном посыпались на пол, а я, не теряя времени, завопил:

– Эй, кто-нибудь! Помогите!

Глухой звук, раздавшийся за моей спиной, заставил меня обернуться и направить свет фонаря туда. Странная фигура лежала уже на полу, лицом вниз. Одна рука и одна нога судорожно и ловко пытались освободиться. Не прошло и минуты, как дед стоял уже во весь свой рост посреди комнаты. Мало того, он включил свет и с весьма озадаченным видом рассматривал разбитое имущество.