Египет был обречён, а Риму лишь предстояло расцвести в своём могуществе.

Знакомство наше в те дни было весьма скромным. Мы лишь знали имена друг друга, да смутно догадывались об обязанностях. Янус — покровитель и защитник орлиных легионеров, и я, Тот, — хранитель мудрости и давних знаний.

Я наблюдал за ним со стороны. В ту пору казалось, что нет у нас ничего общего, ничего, что могло бы связать нас и сделать хотя бы… приемлемыми собеседниками.

Что ж… и богам мудрости свойственно ошибаться.

Ближе наше знакомство началось, когда к Великой Царице прибыл Римлянин. Не тот, который в итоге сгубил её; тот, что сам пал жертвой своего народа — он был учтив, умён и амбициозен. Янус был с ним тогда, и признаюсь, я не смог противостоять своему любопытству.

— Ты пришёл сюда завоевателем, но оружие твоих людей не направлено против моих, — Двуликий вовсе не был удивлён моей компании, взирал обоими ликами он в ночное небо Египта, стоя на открытом балконе одного из залов дворца Клеопатры. — Почему? — перед равным себе я не менял свой облик и видел в отражении его глаз острый клюв ибиса, изогнутый книзу.

Янус в ту ночь молчал долго. А когда уста его разверзлись, голос его звучал странным образом устало:

— Римляне умеют договариваться, — так он сказал тогда и посмотрел на меня юным ликом, обращённым в будущее.

С этого короткого и, надо сказать, первого разговора между нами и завязалось довольно странное, если так посмотреть, общение. Ведь договариваться римляне всё-таки не умеют, а Египет, как и предрекалось, стал лишь частью могучей империи.

— Винишь меня? — Янус лишь раз задал мне этот вопрос в тот самый день, когда великий принцепс вошёл во дворец царицы; тогда, когда всё было окончательно кончено.

— Да нет, — я мог лишь пожать плечами и, в общем-то, не лукавить с ним. — Ты всего лишь выполняешь свою работу. Всё остальное было предначертано, и мы можем лишь смириться с нашей судьбой.

Янус молча кивнул, и странным образом в его глазах я увидел благодарность. Тогда я не придал ей значения, а сейчас…

Сейчас всё, что я мог дать ему прежде чем забвение окончательно поглотит меня, — редкие встречи и долгие разговоры. О звёздах и истории, о превратностях судьбы и её вариантах, о времени и встречах в нём между смертными и богами. О нашем собственном месте и предназначении.

Это были странные разговоры. Странные встречи. Странная дружба и привязанность, в которые они вылились в итоге. Спокойствие и такая необычная правильность, которую я не ощущал даже рядом со своей справедливейшей супругой. И Янус…

О, мне известно, что его личины скрывают в себе куда более глубокую тайну. Превратности игривой судьбы — не иначе. Но я лишь могу как всегда лукаво сверкать глазами — птичий лик хорошо позволяет прятать внутри горечь и вину от того, что я не могу дать больше того, что даю сейчас.

— Этого достаточно, — Янус, конечно, понимает всё не хуже меня.

И на самом деле я ему благодарен.

========== Вопрос 13 ==========

Комментарий к Вопрос 13

«Допишите мифологию с вашим богом. Какие были конфликты и случаи в период средневековья, например?»

Боги Египта никогда не покидали свою родину. Отходили в тень, подчиняясь влиянию времён, склоняли головы перед Сыном Единого Бога и перед словом его же Великого Пророка. Но никогда — никогда — они не покидали благодатные земли Та-Кемет. То была их родина, то была их вотчина, то была земля, что они её обязались защищать и беречь.

Но память о них медленно угасала. Сквозь эпохи и столетия всё меньше и меньше было последователей, что сохраняли им верность, преподносили дары и взывали к их помощи. И оттого слабели они, угасали, грозясь предать не по своей воле единственную обязанность, что была им доверена.

И тогда, когда стало совсем невыносимо, когда они приблизились опасно близко к черте, из-за которой ещё никто не возвращался, они снова обратились за помощью к нему.

— Мудрейший из нас, лишь тебе одному дано предотвратить забвение, которое зовёт нас. Ну а если и тебе это не под силу, то должны мы будем смириться с неизбежностью, — так говорили они, взывали к нему, и Тот знал, что ему надлежит делать.

Расправились сильные крылья ибиса в стороны, и забытое всеми божество вспорхнуло в небо. Отправилось в свой полёт — последний или первый, знаменующий начало нового этапа их жизни — уж это было ото всех сокрыто мраком неведения.

Всё начинается жарким июльским днём предпоследнего года восемнадцатого века, который летоисчисляют смертные по новому образцу. Всё начинается с завоевателей и захватчиков, которым — какова ирония! — надлежит раскрыть тайны и мудрость утраченной и почти забытой эпохи.

В том только случае, если он пойдут за знамениями Тота, разумеется. Но он мудрейший из всего сонма богов, а потому он знает, что и как должен делать, чтобы за ним пошли так же, как и более трёх тысячелетий назад.

«Выбирай место для опорного пункта с умом, ребёнок», — в мареве египетской жары капитану чудится загадочный шёпот, и он вытирает грубой тканью рукава камзола взмокший лоб.

«Мудрость времён и отголоски древности да поведут и сохранят твердыню форта», — с шелестом ветра, перегоняющего острый горячий песок доносятся таинственные слова, и Пьер-Франсуа сам не до конца понимает, что движет им тогда, когда он даёт приказ.

Форт будет западнее Розетты и станет опорным пунктом на подступах к городу. Станет он местом легендарной находки, местом возвращения и возрождения.

Если, разумеется, боги будут благосклонны. И Тот усмехается довольно: это лишь первый шаг на долгом и непростом пути.

Впрочем… Они ждали гораздо дольше.

Сильными крыльями взмахивает невесть откуда взявшийся ибис, пролетая над головами солдат тогда, когда из песков и забвения им удаётся вытащить плиту из магматической горной породы. Издаёт он пронзительный клич, и чудится в этом кличе радость пробуждающейся надежды.

Начало положено, но Тоту предстоит ещё много работы прежде чем он, наконец-то, встречает того, кому суждено вдохнуть жизнь в их угасающие сознания.

Тенью скользит высокий худой мужчина с головой ибиса, присматривается к уставшему лицу смертного. Смертного из той страны, что не существовала во времена триумфа и подъёма Тота и остальных богов из сонма; смертного из той страны, что пришла как захватчик на плодоносные земли Та-Кемета.

Но сейчас в его руках мудрость, пусть взор его временно затуманен. Сейчас в его руках ключ к разгадке, пусть он пока не догадывается об этом. Смертный этот, как и Тот, воин слова и знания, а не орудия и грубой силы, и возможно потому божество с головой ибиса выбирает его как последнюю надежду остановить угасание.

Возможно, именно потому, оно верит в него, этого чужестранца, и дарует ему свою последнюю милость, открывая затуманенный взор и несокрушимой тенью замирая за его спиной.

Тот улыбается слабо одними чёрными глазами-бусинами. Смертный вздрагивает от осенившей его догадки и тянется за свитком с надписями, которые ему ещё предстоит прочесть.

«Имена недаром наделяют великой силой, ребёнок. Если хочешь найти ответ на свой вопрос, читай имена», — Жану-Франсуа чудится, что он слышит чуть насмешливый шёпот, подсказывающий ему, что следует делать. Всматривается, вчитывается в таинственные знаки… и действительно находит ответы в имени — сначала одном, а после в ещё одном.

Тот усмехается довольно, чувствуя, как медленно наполняется силой и энергией вновь — ощущение, забытое на много, очень много веков, но теперь… Да, теперь всё изменится вновь, и у них вновь появится шанс и возможность незаметно и тихо выполнять свою единственную работу, оберегая священный, плодородный край Та-Кемет.

Сегодня, четырнадцатого сентября тысяча восемьсот двадцать второго года новой эпохи они рождаются вновь и совершенно точно не собираются умирать.

========== Вопрос 14 ==========

Комментарий к Вопрос 14

«Насколько трудно быть писцом на великом суде богов? Трудно ли выносить окончательный приговор?»