Они становятся добрыми друзьями и разом с тем сами не замечают, как дружба медленно перерастает в чувство, что сильнее и крепче.

Улль понимает это первым. Но он как и всегда терпеливо ждёт, не смея спешить и не желая напугать. Но когда Хёд тянется к нему первым, не может сдержать улыбку.

Он ловит сухой смазанный поцелуй в уголок своих губ. Хёд выглядит смущённым и неуверенным собственным порывом, но Улль мягко берёт его лицо в свои руки и вглядывается прямо в подёрнутые дымкой слепые глаза. Проводит огрубевшими пальцами по чужим худым щекам и наклоняется к губам, целуя их.

Поцелуй получается медленный и размеренный. Хёд робеет на мгновение, но не отталкивает. Хватается за запястья Улля, словно утопающий за доски, и отвечает вдруг с напором, которого едва ли можно было от него ждать. Улль усмехается сквозь поцелуй, но не отстраняется, принимая чужую инициативу и развивая её.

Поцелуй становится жарче и интимней. Хёд подаётся телом вперёд, прижимаясь к Уллю. От него веет жаром и силой, что всегда скрываются где-то глубоко внутри его души. Скользит руками по сильным плечам друга, что примеряет на себя роль любовника, и обвивает его шею, зарываясь пальцами в топорщащиеся русые волосы на макушке.

Улль прижимает Хёда к себе за талию, второй рукой обнимая его за спину. Их поцелуи начинают играть разными оттенками, колеблясь от игривого противостояния до настоящей борьбы. Языки сплетаются друг с другом в неистовстве, до крови ранятся о клыки партнёра. Губы сминают губы, зубы слегка прикусывают их, отчего они припухают. Воздуха в лёгких становится слишком мало, и весь он вокруг них будто накаляется и дрожит напряжением.

Улль отстраняется и смотрит в лицо Хёда затуманенным взглядом. Сейчас он мало чем отличается от своего слепого возлюбленного, и это странным образом раззадоривает ещё сильнее. Он вновь приникает в жадном поцелуе к чужим губам, и Хёд горячо выдыхает в них.

Он прижимается ближе — тело к телу и нетерпеливо притирается — грудью к груди. Тяжёлые зимние одежды, однако, не дают им возможности насладиться близостью друг с другом, отчего они оба торопливо спешат избавить друг друга от них.

Целуются жадно — больше, глубже, сильнее. Напиться друг другом, утоляя неутолимую жажду. У тел их нет опоры, отчего они вынуждено отступают назад (вернее отступает Улль, в то время как Хёд очень уверенно теснит его), теряя по дороге одежду. И когда Улль упирается широкой спиной в шершавую кору дерева, оба они остаются лишь в исподних штанах.

Холод не страшен им, ведь он — их стихия. Он льдами заковывает их одинокие души, и им нечего страшиться его. Более того, сейчас он сам отступает от них, пока любовники, обретшие друг друга, сгорают в страсти и плавятся в прикосновениях друг друга.

Сильные грубые ладони Улля скользят по бледной коже чужих боков, опускаясь к бёдрам и крепко хватаясь за них. Хёд же упирается своими ладонями в твёрдый живот лучника, приникая грудью к чужой груди. Они продолжают целоваться, делая совсем короткие передышки, чтобы глотнуть воздуха, и поцелуи их перемежевываются с шумным горячим дыханием от каждого нового прикосновения кожи к коже.

Хёд притирается к Уллю, почти вдавливая его спину в дерево. Затвердевшие соски трутся о соски чужие, и это лишь малая часть тех ощущений, что жаждут они оба, но Хёд странным образом колеблется, не решаясь перешагнуть за эту грань.

Тогда за него это делает Улль.

Он подаётся вперёд бёдрами, собственной плотью, горячей и возбуждённой, чувствуя чужой жар и желание. Скользит членом по члену, крепче сжимая пальцами чужие бёдра, и ловит шумный выдох сквозь поцелуй.

Улль толкается медленно, но резко, выбивая из груди возлюбленного друга тяжёлое дыхание. Хёд двигается в ответ, не желая отставать, и ладони его соскальзывают с напряжённого пресса к бокам. Их тела сплетаются друг с другом — кожа к коже, и члены их трутся, будто желают стать одним целым, единым и неразделимым организмом.

Поцелуи становятся короткими, но оттого лишь приобретают интимную чувственность. В промежутках между ними же они обжигают друг друга горячим дыханием и тихими стонами, что ласкают их слух.

Возбуждение и желание повышают градус вокруг них. Жар, кажется, исходит от них осязаемыми волнами — пусть кто-нибудь скажет теперь, что они — холодные и бесчувственные исполины. Он накаляет воздух, отчего становится нечем дышать, и Улль вновь делает шаг вперёд.

Хёд, предсказуемо, всецело доверяет ему.

Широкая грубая ладонь плавно скользит под завязки исподних штанов, приспуская их. Обхватывает твёрдую горячую влажную плоть, медленно проводя шершавыми подушечками снизу-вверх от самого основания до крупной головки. Хёд снова выдыхает шумно, и хватка на боках Улля становится сильнее, когда ас-лучник обхватывает член в кулак и делает широкое движение рукой.

Его собственные штаны с лёгкостью цепляются за кору и съезжают вниз, обнажая пах. Хёд толкается вперёд, проезжая головкой по члену любовника, и тот, пользуясь близостью, обхватывает и его своей рукой.

Они близки — плоть к плоти, жар к жару. Быть ещё ближе невозможно, и они снова целуются, целуются, целуются. Пытаются утолить друг другом жажду, запечатывают друг в друге своё жаркое — одно на двоих — дыхание и стоны, будто они — величайшая тайна мироздания. Рука Улля двигается издевательски медленно и ритмично, и они двигаются ей в такт своими телами — бёдрами, грудью, свободными руками. Улль прижимает за талию Хёда к себе — ближе, ещё ближе — в то время как Хёд до синяков сжимает чужие плечи.

Конец тягуч и медленен. Растекается по венам кровью-кипятком, сжигающей изнутри, испепеляющей. Болью облегчения и обжигающим семенем, пачкающим их животы так, что никто не разберёт, где чьё.

Они дышат тяжело, полной грудью, и дыхание их по-прежнему одно на двоих. Улль с молчаливой любовью смотрит в слепые глаза Хёда и ловит его немного неуверенную робкую улыбку. Приподнимает слегка пальцами его подбородок и целует глубоко и медленно, вкладывая в этот поцелуй все свои чувства.

Они становятся возлюбленными, связанными прочными нитями, и Улль клянётся всегда и несмотря ни на что быть рядом.

========== Вопрос 25 ==========

Комментарий к Вопрос 25

«Ответьте на вопрос, который сами хотели бы задать своему персонажу»

«Кто для тебя самый близкий в семье?»

У Улля небольшая семья. На самом деле, даже из неё он мог назвать лишь троих, кто считали его семьёй: мать, отчим и младшая сестра, родившаяся в их браке. Двое же сыновей — Магни, сын Тора от первой женщины, и Моди, младший брат Труд, никогда особо не воспринимали Улля членом своей семьи.

Улль и сам не особо воспринимал их как братьев.

Моди всегда был суров и самодостаточен; с Магни же они в основном соревновались. Брат-не-брат не то что недолюбливал Улля, но отношения между ними всегда были натянутыми и тяжёлыми. И лишь Труд, сестра, единственная и неповторимая, была между ними связующим звеном.

Как ни странно — именно она была Уллю ближе всех других членов семьи.

От матери он отдалился уже давно. Да и Сив в большей мере погрузилась с головой в заботу о младших членах семьи, старших оставляя самим себе. Магни был не против; Улль, в общем-то, тоже.

Отца же он уважал. Любил как родного родителя и слушался его науку и порицания как благодарный сын. Тор тоже был привязан к пасынку словно к родному ребёнку, ценил его и уважал, и старался не пренебрегать им. И всё же…

Ближе всех ему была милая сестра.

С Труд было легко. С Труд было просто. С Труд было… естественно. Она понимала Улля с полуслова, всегда поддерживала его шалости и приключения. Когда была ребёнком, вилась за ним хвостиком, обучаясь у него даже больше, чем у Магни или Тора. Когда выросла — соревновалась с ним в беге на лыжах да стрельбе и так и не смогла превзойти брата-ловкача.

В гневе и ярости, в радости, в печали — всегда прекрасная воительница Труд приходила в братский чертог, разделяя с его хозяином свои тревоги и то, что глодало её сердце. Лишь с ним могла она быть честна и открыта, лишь от него могла получить поддержку и понимание, а не упрёк, и Улль…