Он — господин плотины небес. Он суров и могуч, он скор на гнев, а милость его бывает редким гостем в этом доме. Имя его Адад, имя его сама гроза. Война, что озаряет тяжёлые небеса яркими зарницами и заканчивается всегда проливающейся кровью-дождём.

Адад могуч и суров. Немногие могут потягаться с ним в силе, а смертные замирают от отзвука его имени, в страхе склоняя перед ним голову. Адад — гром, разящий головы врагов, разрывающий небесное полотно на части, оглушающий. Адад — неистовство и буйство, молнии, что шрамами вспарывают свинцовую тяжесть небес.

Адад — это разрушение.

Буря, натиск, безумие — они идут следом за Ададом везде, где он появляется. Оставляют после себя хаос и разрушения, что никогда не бывают бессмысленны.

Ведь Адад — это созидание.

Разрушить старое, отжившее своё, разбить оковы, стесняющие, сдерживающие — вот его истинное призвание. Пролить кровь-дождь, окропляя благодатью руины, сквозь которые прорастают новые ростки. Адад суров и могуч, и смертные боятся и благоговеют пред ним. Молятся, чтобы он не приходил, и втайне ждут его приход.

Они знают: если Адад здесь, значит, чему-то настало время умереть.

Таков вечный цикл: что-то умирает, а что-то рождается. Перемены всегда тягостны и болезненны, но они — данность и необходимость, от которой не уйти. И Адад, суровый и могучий, безжалостное их воплощение.

========== Вопрос 21 ==========

Комментарий к Вопрос 21

Текст на ивент по Гарри Поттер АУ

В Киеве светло, намного светлее, чем в Дании, и также намного теплее. Улль выбирает удачное время прибытия, хоть и не подгадывает специально: на дворе начало мая, и у украинских не-магов эти дни — праздничные дни.

На дворе стоит тёплая, ещё по-весеннему комфортная погода. Яркое солнце хоть и светит так, что можно ослепнуть, но ещё не печёт всё как летом. Лишь разливается золотом, в котором купаются деревья и ещё нежно-зелёная трава; разливается золотом, бликами прыгающим по тёмным водам лениво текущего Днепра; танцует отблесками на золотых куполах величественных киевских соборов. Киев словно тонет в золотом солнечном сиянии и буйстве зелени деревьев, в изобилии насаженных по всему городу не только в парках и лесах, но и вдоль улиц, на клумбах, многочисленных холмах и оврагах. И конечно, в эту пору цветут, радуя глаз, главные деревья-символы города — каштаны.

Киев — удивительное место.

Улль прибывает сюда по делам. Его отправляет Датский Тинг как одного из ведущих специалистов-магозоологов на ежегодную международную конференцию, которая в этот раз по жребию проходит в Киеве. Магическом Киеве, естественно, в который Уллю ещё предстоит попасть.

Андреевский Спуск — одна из главных туристических улиц Киева так же является и местом нахождения входа в магическую часть города. Для не-магов здесь уже давно мистика и повседневность так тесно переплелись друг с другом, что, кажется, никто мог и не заметить, если вдруг здесь произойдёт какая-то магическая странность.

Магов Европы и Америки это всегда удивляло и даже пугало, но маги Северной Европы, некоторых других славянских стран, а также гости из Латинской Америки и частично Африки прекрасно понимали подобную вольность. Здесь всегда была другая культура и другое отношение, и магия тесно существовала с обыденностью. Ещё лет сто назад практически никого из не-магов было не удивить тем открытием, что его сосед по дому вдруг оказывался колдуном. Маги тесно сосуществовали с безчарными (именно так украинцы именовали не-магов) и лишь в городах проводили хотя бы минимальное разграничение их жизненного пространства.

Так что в том, что Андреевский Спуск был одновременно центром туризма, крафтовой торговли, одним из старейших мест города, местом постоянных шабашей ведьм (ещё веке так в семнадцатом мирные жители улицы частенько жаловались на шумящих на Лысой горе кутящих колдунов, ну в самом деле, спать же невозможно!) и проходом в магическую часть города, ничего удивительного вовсе не было. А потому Улль, усмехаясь, наконец, сворачивает с Контрактовой площади на нужном повороте.

В тёплый солнечный выходной майский день на Андреевском Спуске предсказуемо ходят толпы народу. Не только киевляне и гости столицы из других уголков Украины, но и иностранцы бродят вверх-вниз по брусчатой кладке улицы. Кто-то толпится вокруг различных продавцов, торгующих антиквариатом, сувенирами с национальной символикой и вышиванками, а также разными амулетами, оберегами и прочим. В некоторых из подобных торговцев Улль с улыбкой узнаёт магов-артефакторов, и те, словно чувствуя датского колдуна, лукаво улыбаются ему в ответ. После конференции Улль с удовольствием потолкует с кем-нибудь из них и даже, возможно, разживётся парочкой амулетов от порчи и сглаза — всем известно, что украинские артефакторы одни из лучших в этом деле.

Сейчас же, пробиваясь сквозь толпы народу, Улль поднимался вверх и вверх — это была особенность Андреевского Спуска, который, кажется, сам уже давно стал живым разумным организмом. Дело было в том, что не существовало стабильного и постоянного входа в магическую часть Киева, но вся улица была одним сплошным входом. И открывала свои двери она всегда в разных местах.

Улль чувствует, как дух Андреевского Спуска сам толкает его в нужную сторону. На этот раз вход перед магом-иностранцем открывается как раз в том месте, где начинается лестница, ведущая на Лысую гору, и Улль резво ныряет в поворот, запрыгивая на ступеньку как раз тогда, когда там никого нет, а улица мастерски отводит глаза потенциальным свидетелям, дабы они не заметили такую очевидную и вопиющую магию.

Магический Киев абсолютно не отличается от своего безчарного коллеги. Он такой же солнечный и тёплый, наполненный людским гомоном и зеленью деревьев. Старыми, слегка покосившимися химерными зданиями, брусчатой дорогой и толпящимися вокруг всевозможных торговцев магами. Улль улыбается широко и бодрым быстрым шагом поднимается до самого конца вверх, доходя, наконец, до здания Магичной Рады Украины, один из департаментов которой и проводит конференцию.

И входя внутрь этого старого величественного здания самого главного органа магического управления Украины, Улль думает о том, что это будет одна из лучших его командировок.

========== Вопрос 22 ==========

Комментарий к Вопрос 22

«Расскажи о Дикой Охоте»

В ночь Йоля, самую длинную и самую тёмную, власть обретают те, кто казался навеки её лишён. Хёд-слепец, братоубийца, проклятый преступник, Владыка Тьмы, поднимается из Хельхейма. Эта ночь, единственная, целиком и полностью принадлежит ему, хозяину и господину холода и тьмы. Он властвует над ней, и даже Один-Всеотец подчиняется воле своего проклятого сына.

Что уже говорить о нём, о том, кто привёл своего единственного друга к такой ужасной участи?

Тень вины лежит на Улле. Гложет его каждый день, точит, словно Нидхёгг, подгрызающий корни Иггдрасиля. Неподъёмным камнем она лежит на плечах лучника и давит его к земле всё ниже и ниже, и ниже.

Во многом это вина Улля. Он не разгадал чужой коварный замысел, он оказался слишком беспечен. Не по злому умыслу, но он предал доверие своего единственного лучшего друга и обрёк его на вечные мучения как проклятого братоубийцу.

Тень чужого наказания ложится и на Улля, но он считает, что она — лишь малая доля страданий, которые он заслужил за свой поступок. Сердце его останавливается, заковываясь в непроницаемые льды, и тьма, идущая рука об руку с холодом, становится его вечной и желанной подругой.

Они оба непрощаемые. Хёда никогда не простит мир за убийство Бальдра; Улля никогда не простит Хёд за изготовление орудия и предательство, хоть и невольное.

По крайней мере, сам Улль себя никогда бы не простил. Однако Хёд…

Ночь Йоля самая тёмная и зловещая. Она не принадлежит живым, но в неё на охоту выходят мёртвые. Дикие неистовые всадники, что несутся сквозь лес, лязгая потусторонними цепями и оглушая округу зловещим смехом. Ночь Йоля принадлежит им, и горе тем живым, что выходят в неё на улицу.