Она по-прежнему чувствует себя немного неловко рядом с детьми и не совсем понимает, что должна делать с ними. Но она нравится Фрейру и Фрейе, и дети, лишённые материнской любви и заботы, тянутся к Скади в поисках утраченного.

Они не называют её мамой, нет, но это вовсе не значит, что Скади не сможет им её заменить.

========== Вопрос 19 ==========

Комментарий к Вопрос 19

«Открываем новостную ленту и пишем ответ по первой увиденной записи. Чем не обычнее она будет - тем лучше!»

Это была не то чтобы странная, но спонтанная идея выучить немецкий язык. В принципе, Фрейр думал, что ничего сложного в этом не будет: во-первых, немецкий — такой же германский язык, как и исландский, во-вторых, он, Фрейр, также свободно говорил на датском, шведском и норвежском, ну а в-третьих, когда-то давно континентальные германцы также чтили его, так что он частенько бывал на территории современной Германии и даже говорил на их наречии.

«Что может быть проще?» — бодро думал тогда Фрейр, открывая первое пособие по изучению немецкого языка. Действительно, что могло быть проще изучения современного наречия того языка, который Фрейр и без того знал.

За столько лет многое, на самом деле, меняется практически до неузнаваемости. И языки, динамичные и чувствительные к изменениям, меняются едва ли не самыми первыми. Лишь тени и подсознательная память о прошлом остаётся в них, и немецкий современный совсем не такой, как двенадцать веков назад.

(и это Фрейр ещё молчит о минимум пятнадцати диалектах, которые сами по себе практически другие языки, часто очень сильно отличающиеся от так называемого хохдойч)

Но делать нечего. Решение принято, и не в принципах Фрейра пасовать перед трудностями. Поэтому он снова погружается в учебник, вычитывая основные правила…

Грамматика — основа любого языка и вместе с этим — первейшее из его зол. Лишь самый отчаянный может с первого раза понять все лингвистические тонкости, не перепутать их между собой и уж тем более не перепутать их с такими же лингвистическими тонкостями своего родного языка. Фрейр, конечно, знатным умельцем в этом деле не был, но, кажется, даже в его случае всё было не так уж и безнадёжно.

Он, в конце концов, бог или как?!

— Кажется, карантин и тотальная самоизоляция странно влияют на твоего брата, — наблюдая, как сын дописывает тетрадку до конца, выписывая в неё все правила с примерами и исключениями, скептично вскинул бровь Ньёрд, обращаясь к Фрейе.

— Всё лучше, чем если бы он впал в депрессию, — та лишь пожала плечами и бесшумной походкой приблизилась к Фрейру, заглядывая ему через плечо.

От теории к практике был лишь один шаг, преодолеть который было не так-то уж и легко. Но Фрейр совершенно точно не был намерен сдаваться.

— Mein Liebchen! — завидев сестру, тут же просиял он, широко улыбаясь. — Willst du mit mir über deine Freizeitbeschäftigungen sprechen?

— Как для того, кто учит немецкий половину дня, ты очень неплохо поднаторел, братец, — лукаво ухмыльнувшись, Фрейя взъерошила светлые волосы брата, который ответил сестре хитрым блеском глаз.

Может, он учит немецкий язык всего лишь полдня, но это не значит, что он не мог свободно говорить на нём до этого. Ведь, в конце концов, Фрейр был богом, а бог всегда понимает тех, кто к нему обращаются за помощью. И при этом абсолютно неважно, на каком языке они говорят.

========== Вопрос 20 ==========

Комментарий к Вопрос 20

«Расскажи о своём сыне»

Фрейр не может сдержать радости и трепета, когда Герд сообщает ему о том, что ждёт ребёнка. Конечно, они женаты уже достаточное количество времени, однако прекрасная великанша по-прежнему остаётся холодной и неприступной, и Фрейр уже не надеется, что она когда-нибудь захочет подарить ему наследника.

Радостное известие же вселяет в него надежду и распаляет огонь чувств к любимой жене ещё сильнее, хоть и кажется, что сильнее уже некуда.

Фрейр чувствует себя настоящим счастливцем, когда повитухи выходят от Герд.

— Жена твоя, Ингви, родила сына, — скрепят их старческие голоса. — Крепкий ребёнок, сильный. Вырастет доблестным мужем.

Фрейр улыбается солнечно, не сдерживая ни радости, ни гордости, но в светлицу к Герд заходит с осторожностью и странным трепетом.

Она смотрит на мужа чуть насмешливо, положив ладони на опустевшее чрево. Наблюдает, как и всякая мать, с настороженностью и готовностью в любой миг броситься на врага, защищая своё дитя. Даром что оно сейчас пребывает на руках своего отца.

Мальчик, их с Герд сын, растёт сильным и смелым. Благородным воином и справедливым лидером. Он будет прекрасным конунгом, добрым и честным, таким, что все люди будут любить его. Вот только…

— Судьба твоего сына покрыта туманом, Ингви-Владыка, — пророчица забрасывает кости, где руны горят предзнаменованием. — Станет он основателем великой династии, много славных мужей будут вести свои корни от него. Но сам он найдёт свою смерть не в бою и не на поле. Падёт он не от руки товарища и не от руки врага. Починет он бесславной смертью и Хель встретит его с распростёртыми объятиями. Не встретить тебе его в чертоге асгардском среди пирующих эйнхериев, но будет твой сын одним из тех, кого Владычица поведёт в бой под своим знаменем.

Предсказание мрачное и угнетающее, оно заставляет Фрейра хмурить задумчиво брови и горевать о судьбе единственного долгожданного отпрыска ещё до того, как тот встречает её.

— Не печалься, отец мой, — Фьёльнир смотрит на сияющего Фрейра чистым ясным взглядом, и в глазах его — нехарактерная юношам мудрость. — Моя судьба настигнет меня, какой бы она ни была. Но прежде чем это случится, не посрамлю я имя великого Ингви-Владыки.

Фрейр улыбается в ответ на слова своего ребёнка, и лучики-морщинки разбегаются от его глаз. Придёт время, когда ему суждено будет покинуть земли свеев, и тогда сын его станет наследовать ему.

Конечно, Фрейр не умирает, хотя смертные трактуют его уход именно так. Фьёльнир становится теперь их конунгом, и продолжает он то, что начал его отец. Мир и процветание царят на земле вокруг Уппсалы, и люди благодарят за это Фрейра-господина.

И, конечно, его сына, своего мудрого и доброго конунга, что, как предрекала провидица, начал собой великую династию. И, увы, как и предрекала провидица, позорно нашёл свою смерть, пьяным упав в чан с пивом и захлебнувшись в нём.

Видел всё это сияющий Фрейр, знал он. И не было границ его горю. Лишь одно радовало его, печального отца, — после себя сын не оставил дурной славы, и люди помнили и чтили его как великого мужа. Сделал он много добра, много хорошего, и даже позорная смерть не смогла затмить деяний его — лишь это радует безутешного Ингви, ведь нет ничего ценнее и дороже оставленной после себя памяти.

А всё остальное… Всё остальное неважно, ведь в день Рагнарёка всем им одинаково суждено пасть и сгореть в испепеляющем пламени Сурта.

========== Вопрос 21 ==========

Комментарий к Вопрос 21

«Боги, которые так или иначе умирали, расскажите о своей смерти»

Гибель Богов выглядит огненным кровавым туманом. Пышущим жаром и тотальным разрушением — всё погибнет, и мир будет уничтожен.

Фрейр, на самом деле, не застанет этого.

Он первым выходит на битву. Даром что он никогда не был воинственен. Даром что он всегда был подателем плодородия и жизни, а не кровавого месива битвы. Быть от этого защитником и воином Фрейр не перестаёт.

Ведь ему есть что защищать и есть за что умирать. У него, однако, нет оружия, чтобы противостоять могучему врагу, но для Фрейра в его неистовстве это не играет особой роли.

Для Фрейра в его неистовстве первое, что попадёт под руку, станет оружием.

Сурт смеётся низким раскатистым смехом. В его руке пылает солнечный меч, что некогда принадлежал сияющему вану. Тот, однако, добровольно отдал его и теперь вынужден был сражаться против собственного оружия.

Он отдал его добровольно и возможно опрометчиво и сейчас за своё легкомыслие должен был расплатиться собственной жизнью.