Фригг улыбается, лёгким движением освобождая из плена украшений густые белокурые волосы. Они золотыми реками струятся по плечам и спине, и груди прекраснейшей из прекраснейших, и Один наблюдает, затаив дыхание. Не смеет приблизиться к Фригг до того, как она сама делает шаг навстречу.

Их страсть всегда выдержана и неспешна. Каждое мгновение наслаждения друг другом растягивается, словно сладкая патока, а каждое движение преисполнено почти целомудренного величия. Ни с кем ещё, кроме друг друга, они не чувствуют такого единения, когда не похоть затмевает взгляд, но чистая любовь, что не терпит спешки и грязи.

Они обнажают друг друга сквозь поцелуи и прикосновения. Пальцы скользят по коже, словно пытаются вспомнить давно забытые формы. А после Один опускается на кровать, и Фригг нависает над ним, улыбаясь.

Он проводит рукой по её щеке, а она садится на его бёдра, глядя на мужа сверху-вниз. Тот улыбается, довольный открывающимся видом, лаская взглядом вздымающуюся грудь супруги, всё такую же аккуратную и упругую, как у молодой девы. Он накрывает её руками, несильно сжимая, и Фригг выдыхает шумно, выгибаясь, запрокидывая назад голову, обнажая лебединую белую шею. Шёлковые светлые волосы скользят по её спине, и она качает головой, откидывая их в сторону, в такт движениям мужа, мнущего её грудь, пропускающего сквозь пальцы алые бусины сосков.

Фригг щурится хитро, глядя на Одина из-под полуприкрытых век. Игриво проходит пальцами одной руки по его животу и сильной груди, поднимаясь своей лаской-касанием выше и выше к ключицам, в то время как вторую руку заводит за спину, легко проводя подушечками по влажной твёрдой плоти, упирающейся в ягодицы.

Один издаёт тихий рык, чуть сильнее сжимая в руках женские груди. Фригг упирается в его напряжённые мышцы, прикрывая глаза, и легко, медленно насаживается, принимая в себя мужскую плоть. Наклоняется к мужу, одаривая его глубоким чувственным поцелуем, и Один отвечает на него.

Они не спешат двигаться, медлят, наслаждаясь ощущением друг друга. Жаром друг друга и любовью друг друга, и Фригг первая отстраняется, упираясь лбом в лоб мужа, и, двигая бёдрами, обхватывает его плотнее внутри себя.

Грубые горячие ладони Одина скользят по бокам супруги на спину, накрывая лопатки, и он двигается в такт, подстраиваясь под чужой ритм и темп. Им некуда спешить, и наслаждение сладким тёплым мёдом разливается в крови желанием как можно больше насытиться друг другом и близостью друг с другом.

Мужские руки блуждают по изящному женскому телу, опускаются по спине ниже к ягодицам; прихватывают их — ровно в тот момент, как толчки становятся чуть жёстче и грубее, и резче. А после перемещаются к бёдрам — и там же остаются.

Жаркое дыхание липкой патокой оседает на коже вместе с тихими рваными стонами. Наслаждением и любовью, захватывающими с головой с каждым новым движением — Фригг выгибается навстречу, закрывая глаза, полностью отдаваясь чувствам и долгожданному единению с супругом. Один крепко, но безболезненно держит чужие бёдра, толкаясь в женское лоно — глубже, сильнее, и тоже закрывает глаза. Тело любимой женщины принимает его как всегда с радостью и отдачей, которую ему не способна подарить ни одна другая женщина.

Когда Фригг чувствует, что конец близко, она подаётся вперёд, нагибается ближе к Одину. Упирается ладонями в его грудь и прячет лицо на его плече. Супруг в ответ прижимает к себе влажное от пота, пышущее жаром тело прекрасной подруги и делает несколько размашистых глубоких движений. И замирает, отпуская себя горячем семенем, когда чувствует, как дрожит в его руках возлюбленная супруга.

Наслаждение растекается по их венам горячей кровью, кружащим голову удовольствием. Расслабляет мышцы, сладкой истомой поражая все члены. В праздной лености нежатся они в объятиях друг друга прежде чем засыпают перед новым днём, наполненным хлопот и обязанностей, что вновь разлучат их друг от друга.

Разлука, впрочем, не тяготит их так сильно, ведь именно от неё тем ценнее становятся их встречи и жаркие ночи, проведённые друг с другом.

========== Вопрос 27 ==========

Комментарий к Вопрос 27

«Что будет с тобой во время Рагнарёка?»

Рагнарёк — Гибель Богов. Последняя битва, в которую выйдут боги, возглавляемые им. Последний рубеж, последнее напоминание о былом мире, которому суждено сгореть в пламени кровавого сражения.

Один, Всеотец, первый, идущий в бой.

Монстры и великаны, вставшие мертвецы, вновь обрётшие крепость плоти, — все они, как один, желают в первую очередь крови Всеотца. Не забыты ими обиды и предательства, нанесённые им. Боль и унижения, и бесславная смерть — побратим Высокого скалится в ярости, как никто зная, что из себя представляет Злодей.

Бьёт Гунгнир в землю, содрогая её. Один, лжец и хитрец, обманщик и предатель, одинаково с этим доблестен и честен в бою. Ведёт он асов, ведёт он ванов, ведёт он альвов, всех, как одних, навстречу великой славе.

Он ведёт их навстречу Вечности.

Многие из врагов желают поразить своим оружием Всеотца. Отомстить ему за обиды и поругательство. С лёгкостью отражает он вражеские удары; с лёгкостью эйнхерии идут в бой вместо него. Знают они, знают все, что суждено Высокому пасть в бою с Волком. Знают они, знают все, что Волк первый в своём праве искать расправу над первейшим из числа асов.

Навстречу Волку — смерти — прорывается сквозь неистовствующих Один. Навстречу Волку — Вечности — выходит он. Единственный глаз ловит неистовый яростный взгляд, и Фенрир воет, призывая стаю в свидетели кровавой расправы.

Один усмехается — уголками губ — и бросает вперёд своё копьё.

========== Вопрос 28 ==========

Комментарий к Вопрос 28

«Вопрос для тех, у кого несколько ролей — даёшь шизофреническую общагу! Представьте, что боги, за которых вы отвечаете, пытаются “ужиться” друг с другом у вас в голове. Как они определяют между собой, за кого вы будете прямо сейчас писать ответ? Какие казусы между ними могли бы случиться? Может, вообще драку затеяли бы? Слушают ли они ваше мнение, как отвечающего? Пофантазируйте! Даёшь стёбный ответ»

Это была определённо не самая лучшая моя идея. Хотя ладно, кого я обманываю, почти все мои идеи — не самые лучшие идеи, от которых я потом огребаю, но эта…

Задуматься над тем, что что-то, чисто теоретически, может пойти не так, мне следовало, вероятно, ещё на третьей роли. По-хорошему, конечно, ещё на первой, когда ко мне подселился мрачный и молчаливый жилец, но тогда я как-то не особо обратила на него внимание.

Подселившийся к нему чуть позже с виду мудрый и интеллигентный старец тоже меня не особо смутил, но вот после того, как пришёл третий, красавец, улыбающийся так ослепительно, что можно было в прямом смысле ослепнуть, следовало задуматься.

Ну я и задумалась… когда к ними подселилось ещё двое.

Кажется, в тот день я была непростительно пьяна, иначе объяснить спонтанное решение подселить к неугомонной пятёрке ещё четверых, я не могу. Не то чтобы нам вшестером было плохо или скучно, вовсе нет, но случился алкоголь, искра, буря, безумие… и грёбаные подначки со стороны, мать его, мудрого старца.

«Асов много не бывает», — говорил он.

«Мужская компания всегда в тему», — говорил он.

«У нас ещё много места, а эту четвёрку в ближайшем обозримом будущем явно никто не собирается кроме тебя приглашать», — говорил он.

«И вообще, девять — прекрасное символичное число — тебе ли не знать, дорогая!» — говорил, мать его за ногу, он.

У-у-у, провокатор хренов! Знал, сволочь, на что давить!

В итоге я чувствовала себя многодетной матерью в перманентном унынии, и чувство того, что меня, мягко говоря, облапошили, так до сих пор и не оставляло меня.

Ну, отчасти, вообще-то, так и было, ведь из всей девятки асами были только шестеро. Ньёрд и Фрейр, хоть и причисленные к ним, всё равно гордо отстаивали честь ванов, а Тот просто тактично офигевал от происходящего, меньше всех понимая, что он забыл на этой скандинавской тусе.