Часть в большей мере основывается на втором, негативном, трактовании руны. Думаю, объяснять, почему так, мне не стоит.
«… — Нечему тут удивляться, — равнодушным тоном продолжал сторож. — Когда охраняешь покой мертвецов, и не простых людей, а сплошь магов, нужно быть готовым ко всему. Не все маги уходят в мир иной по собственному желанию, и не все со спокойным сердцем. Иногда они возвращаются. А оживший маг будет во сто крат страшнее любого другого ожившего мертвеца…»
Туман густыми клубами опускается на старое кладбище. Зависает над могилами, запутывается в ветвях редких деревьев. Пронизывающий до костей ветер колышет почти опавшую листву на тёмных ветках. Откуда-то издалека слышится вой волкулака. Одинокий старец бродит между надгробиями — зловещая ночная атмосфера абсолютно не волнует его.
Он обходит каждую могилу, украшенную простым крестом или же искусным памятником; заглядывает в старинные склепы, в которых покоятся могущественные знатные колдуны — сон их крепок, сон их вечен, и ничто не должно тревожить его. Старик удовлетворённо улыбается себе под нос.
На старом Троллинбургском кладбище всё спокойно.
Страж вечного сна почивших заканчивает свой обход ровно в полночь. Туман клубится и сгущается, с ветки срывается ворон, разрывая звенящую тишину громким карканьем — оно, словно сигнал, и ледяной ветер хлещет сторожа по лицу, бьёт в спину, словно подгоняя поскорее убираться отсюда. Тот лишь раздражённо ведёт рукой в сторону — вспыхивает и гаснет четыре чёрных, словно самая глубокая бездна, камня, и ветер, словно подбитый пёс, скулит и затихает.
— То-то же, — скрипит старческий голос, и тихий кашляющий смех нарушает мертвецкое молчание — могущественного некроманта здешние покойники боятся и не любят. — Но что вы можете мне сделать? — голос сторожа обманчиво безмятежен, он говорит сам с собой, но обращается к каждому надгробию, встречающемуся ему на пути. — Вы, что давно покинули мир живых, теперь полностью в моей власти там, в мире мёртвых, — бескровные губы трогает некое подобие улыбки, и дальнейший свой путь некромант продолжает в молчании.
Его лачуга стоит в самом центре кладбища — пятно, ещё более тёмное, чем густая осенняя ночь. Он заходит в неё неспешно, медленно вешает плащ, в котором, вообще-то, нет никакой надобности, на крючок у двери и зажигает свет. Чёрные морионы светятся тускло, и мрачные тени, словно призраки, пляшут на стенах, на полу и потолке. Некромант подходит к столу, и тяжёлая книга в массивном переплёте, повинуясь лёгкому движению руки, тяжело открывается, глухо ударяясь металлической бляшкой о дерево. Страницы стремительно перелистываются до нужного места, и небольшое облачко пыли на мгновение зависает над древним фолиантом.
Мантика Некропулоса некромантия интересовала ещё с детства. Бесконечный цикл жизни и смерти вгонял его, тогда ещё совсем зелёного юнца, в глубокие философские размышления. Что же есть жизнь? А что есть смерть? Неужели всё действительно заканчивается, когда плоть умирает и становится пищей для червей и гнилостных личинок? Неужели там, за гранью, ничего нет, и человеческий мир ограничивается лишь материальными рамками, в которых суетятся люди? Многочисленные вопросы нуждаются в таких же многочисленных ответах, и молодой златодел находит их для себя в запретном искусстве.
Некромантия стирает перед Некропулосом невидимые глазу границы, позволяет шагнуть за грань и утолить неутолимую жажду познания. Плата за это, правда, оказывается несоразмерно велика, но молодой некромант готов заплатить означенную цену. Он выдерживает все испытания мира мёртвых и даже больше, наново перерождаясь в мире живых. Заключает сделку с самой Смертью, и страшный рок более не властен над ним.
Он получает знания, получает силу, но вместо этого отдает самое ценное — но он не один. Тяжёлое бремя с ним делят самые близкие и дорогие, и все дороги пред ним открыты, но…
Внутри Некропулоса всё клокочет от ярости. Его, победителя и заклинателя смерти, обходят какие-то жалкие слабые людишки. Они забирают у него всё самое ценное, и одна потеря неизменно влечёт за собой все последующие — взлёт сменяется стремительным падением, и могущественный некромант, стоявший на самой вершине власти, оказывается простым кладбищенским сторожем.
Он скрипит зубами от всепоглощающей злости — кто сказал, что мёртвые ничего не чувствуют? Кто сказал, что их жизнь прерывается со смертью их тел? Некропулос растягивает губы в зловещем оскале: настолько наивными могут быть лишь простодушные глупцы. В то время как мёртвые взывают к мести, жаждут крови предателей и всех их потомков вплоть до седьмого колена — старый могущественный лич знает об этом.
И он готов воплотить их желание в жизнь.
========== Даждьбог (Коротышка Барбарис) ==========
Комментарий к Даждьбог (Коротышка Барбарис)
Это мудрый дедушка, который может как научить, так и наказать. Он оставляет богатое наследство и помогает его приумножать. Постоянство и уверенность в завтрашнем дне, удача и достаток, прибыль и приумножение заработанного, ежедневный труд и получение результатов – вот что такое Даждьбог. Дар материального порядка, плодородие, рог изобилия. Радость, удовлетворение от успехов. Даждьбог олицетворяет любые блага. В первую очередь это, конечно же, касается непосредственно материальных благ. Однако, и эмоциональная сфера тоже находится в зоне «компетенции» руны, поскольку ощущения и эмоции человек испытывает на физическом уровне, то есть посредством своего физического тела. Даждьбог в целом символизирует поток жизненной энергии, исходящей от человека.
«… Ворчание Барбариса было явным признаком того, что он по ней соскучился. Такой уж у него характер: никаких вам телячьих нежностей. Проявлением чувств для старого гнома было: поворчать, пожурить, поглядеть строго, в лучшем случае — одобрительно улыбнуться, но непременно пряча улыбку в густую коричневую бороду…»
Барбарис едва заметно улыбается, и улыбка теряется в густых коричневых космах. Остаётся незаметной для невнимательного собеседника и не проходит мимо тех, с кем гном знаком уже не первый год.
У него всегда так.
Напускная суровость и хмурость для неподготовленных лиц. Они внушают если не страх, то как минимум настороженность и необходимость всё время быть начеку, ведь кто знает, что может учудить старый гном, если ему не понравятся ответы собеседника или если тот его взбесит? Сведённые на переносице густые кустистые брови и плотно сжатые в одну линию губы — глядя на такого Барбариса и думать не желаешь проверять, на что он способен в гневе, однако…
Всё это лишь видимость. Умелая маска, которой Барбарис пользуется, проверяя, каков человек сам по себе и что он из себя представляет. Она отпугивает недостойных и слабых, держит начеку тех, кто замышляет что-то дурное и злое. Для тех же, кто проходит его проверку, Барбарис откладывает её в сторону, показывая себя настоящего.
Суровость сменяется добродушием, глубокие складки разглаживаются, плотно стиснутые губы растягиваются в одобрительной улыбке, и Барбарис смеётся низким смехом, по-дружески хлопая счастливца по спине. Тот, вероятно, опешивает вначале — рука-то у старого гнома тяжёлая, однако после позволяет себе расслабиться.
Обретая в суровом круглом лице коротышки надёжного товарища, на которого всегда можно положиться. И двери его дома всегда открыты для таких гостей.
Ведь в доме Барбариса им всегда рады. В его доме — тепло и уют; они ткутся под потолком в полупрозрачной лёгкой дымке, замирают неподвижно, окутывая ласково каждого, кто заходит внутрь. Дарят умиротворение и покой, позволяют расслабиться после долгой и утомительной дороги.
В доме старого гнома всегда есть душевная дружеская беседа, а вместе с ней и сытный и вкусный ужин — любой путник, который заходит в этот дом с добрым сердцем и чистыми помыслами, кто не таит злобы и зла, всегда здесь желанный собеседник.
Он приходит в гости, но вместе с этим словно возвращается в родной отчий дом, что был покинут им много-много лет назад. Однако его встречают в нём всё с той же радостью — в этом доме его ждут, в этом доме он не одинок, и магия этого дома охранит, сбережёт его от любых невзгод. Даст кров в любой печали и беде — таковы чары этого места. Таково сильнейшее колдовство, сокрушить которое не под силу никакой тьме.
