— Прости, — тихо пробормотала я в ответ. Снова сделала ему больно, как обычно только о себе и думала.
— Не прощу. Ты себя наказывала, а мне в миллионы раз больнее. Не прощу никого, кто посмеет тебя обижать. И даже тебя саму не прощу. Будешь в наказание как принцесса сидеть в заточении в одинокой башне, а я буду твоим драконом. Хочешь или нет, а я теперь единственный твой посетитель, и принца можешь не ждать. Я никого и на километр к тебе не подпущу, придется тебе влюбиться в дракона, — несмотря на угрозы, он ласково обвил меня уже двумя руками и мягко покачивал в своих объятиях, словно убаюкивая под бархатные звуки своей сказки.
— Какой из тебя дракон, — ворчливо пробубнила я в опустевшую кружку.
— Самый грозный и самый сильный, — донесся в ответ шепот, горячей волной обдавая ухо. А в голосе улыбка.
Я отложила посуду в сторону и вывернулась в своем коконе так, чтобы в глаза эти бесстыжие заглянуть.
— Ты не дракон и не принц даже. Слишком мелко для тебя. Из этих глаз, — согретые горячей кружкой пальцы ласково очертили линию, спускающуюся со лба и по скуле, обводя коньячные озера, — смотрит Бог. А этим голосом, — пуская свои пальцы в дальнейшее странствие по самому любимому лицо, достигая наконец нервно-сухих, требовательно мягких и сладких как горячий шоколад губ, задерживаясь на мгновение, но и оно настоящая пытка, — говорит король. Какой из тебя дракон, любимый мой. Бери выше, ты единственный правитель целой вселенной.
— Имя которой ты, — выдыхает в самые губы и обрывает пытку, ложась шоколадными на вкус губами на мои, отдающие горькими лекарствами и терпким лимоном. В идеальной гармонии, на самом-то деле.
========== LVI. ==========
— Лайла, никуда ты не пойдешь. Даже и не думай. И вообще прямо сейчас бери, и звони на кафедру, что заболела и пару дней не будешь появляться. Давай-давай, не тормози. Я вообще-то очень занятой человек и мне пора уже на работу, а я тут над тобой как над ребенком стою, — Питер, строго сложив руки на груди, одарил меня совершенно безапелляционным взглядом.
Смущенно красный расплылся по моим щекам. Меня отчитывали словно младшеклассницу, а я даже возразить ничего не могла. В конце концов парень был прав, идти в университет с температурой под 38 мне не стоило, а рвалась я так, из чистой упертости и вредности.
Тихо пробубнив себе под нос что-то насчет тирании и диктатуры в современном обществе, я все-таки вытащила из-под завалов одеял и подушек телефон и послушно дозвонилась до своего науч-рука. Он доволен мною не был, что без всяких слов слышалось в сухом голосе, при звуках которого я более чем живописно представляла нахмуренное лицо с поджатыми в тонкую линию губами. Но ничего озвучит он мне в любом случае не мог. Я была исключительно исполнительной студенткой, сроки у меня не горели, все на данный момент необходимое уже было давно выполнено и на самом-то деле я вполне могла позволить себе не появляться в университете до конца семестра. Но от меня требовалось и ожидалось больше, чем от среднестатистического студента данного заведения, я отдавала этому отчет и вполне осознанно плевать хотела на всякие требования и ожидания, которыми меня нагрузили без моего на то согласия.
— Вот умничка, — улыбнулся мне парень, уже принявший вид безукоризненного профессионала, который обычно надевал только за пределами дома. — И не смотри на меня так осуждающе, сама знаешь, что тебе нужны эти пару дней на отлежаться. Скажи еще спасибо, что мы Эмили ничего не сказали и что я не стану докладывать Гарретту, с каким рвением ты тут пыталась сбежать от его заботы. Все, я побежал. Не скучай тут, кудряшка скоро уже вернется.
Он махнул мне на прощание и не дождавшись ответа выпорхнул из квартиры, видимо и правда опаздывая на службу.
Я шумно выдохнула и завалилась обратно в завалы одеял и подушек, созданные мной самолично на диване, куда меня переместили почти не сопротивляющуюся по предложению Питера, чтобы легче было подвергать всяким экзекуциям.
Ночь я провела в кровати Гарретта с жаром и лихорадочными снами. Не самая приятная выдалась ночка, но парень героически ухаживал за мной, меняя влажные компрессы на лбу, меряя температуру, пичкая лекарствами и всякими лечебными жидкостями, запасы которых к утру подошли к концу. Что, собственно, и являлось причиной отсутствия моего парня в квартире на момент тирании Питера Ужасного.
Он все еще не вернулся, так что приходилось занимать себя просмотрами всяких научно познавательных программ и неприятными размышлениями. Прошлое меня больше не беспокоило, по крайней мере далекое. Теперь мне не давал покоя собственный сволочизм, несдержанность и неумение держать язык за зубами.
Пройдя через огонь, лед и медные трубы я уже могла осмотреть ситуацию с другого ракурса и отчетливо увидеть позицию мистера Лиетта, который конечно же поступил так исключительно мне во благо. Он был прав, говоря, что я бы ему не позволила ничего сделать, если бы меня спросили. Поэтому он и поступил так как поступил и все сделал правильно, а я совершенно несправедливо обидела старика. Задела человека, которому была как дочь, о чем он неоднократно повторял. Да и что кривить душой, я сама всегда думала о мужчине как о замене отца. Как легко у меня всегда выходило рушить то, что казалось надежнее крепостных стен.
Вот за этим самоедством меня и застал вернувшийся из своего похода за медицинской провизией Гарретт. Я по любимой своей привычке задумалась настолько глубоко, что совершенно не услышала звук открывающейся двери, шуршание пакетиков, шаги парня, его слова. Из своих размышлений удалось вырваться только в тот момент, когда совершенно неожиданно для меня парень оказался сидящим на корточках перед диваном, внимательно заглядывающий в мое еще секунду назад отсутствующее лицо. Я вскрикнула от неожиданности, вызывая легкий смех парня, который имел совесть находить уморительными мои неловкие черты.
— Ты вернулась, ангел мой. В какие внутренние дебри забрела?
— Не издевайся. Ты сам не лучше, — смущенно пробормотала я, отводя взгляд. Вот ведь клоун нашелся.
— Знаю, мы с тобой делим одни и те же плохие привычки. Но я совершенно серьезно. Над чем задумалась? У тебя лицо было очень несчастное.
Ну конечно, у меня ведь всегда все наружу. Никаких тайн не скроешь с этой мимикой, по крайней мере не от мальчика, который словно телепатически мысли мои считывал.
— Я ведь еще не рассказала тебе, что вчера произошло, — осторожно начала я, сминая нервными пальцами ни в чем неповинное одеяло. — Я встретилась с Ричардом. Он сам предложил, сказал, что нам нужно поговорить. И я не хотела идти, конечно же нет. Я бы лучше месяц только ночные смены в лаборатории брала, чем с этим человеком видеться. Но он был прав. Нам стоило встретиться, иначе ни один не смог бы дальше спокойно жить, избавившись уже от этих уродливых шрамов, которые нам оставило общее прошлое. Мы поговорили, я ушла первая, попала под дождь и как-то не справилась с управлением собственным телом и вот мы тут. Но я не об этом думала. Дело в том, что мой номер Ричарду дал мистер Лиетт. Как ты понимаешь, меня перед этим никто не спросил и когда я узнала, я почувствовала, что меня предали. Мистер Лиетт пытался объяснить свой поступок и сейчас то я уже прекрасно понимаю и полностью с ним согласна, но тогда слова сами вырвались и я, ну, наговорила лишнего. И даже не подождала, чтобы он как-то мне ответил. Нет, я просто ушла, оставляя его в магазине одного с этими ужасными словами. И мне нужно извиниться, сказать, что я совсем дура невоспитанная, эмоции свои контролировать не могу. А он во всем прав был, и я благодарна за то, что он за меня решил. Ведь я сама совершенно не могу действовать себе на благо. Да и в принципе ничего хорошего делать не умею, только и плююсь ядом, от которого потом пытаюсь дорогих людей отмыть. Но ведь полностью и не выйдет, токсичные вещества все равно часть свою возьмут и навсегда оставят эти разводы на сердце. И они ходить будут, притворяясь, что все в порядке, что совсем не болит уже. Но я-то знаю, знаю кто причина всех этих шрамов. Ненавижу себя за это, — под моими руками уже почти трещала бедная ткань, принимая на себя всю горечь, изливающуюся откуда-то изнутри, толи в районе живота, толи выше где-то под сердцем.
