Я встала и вышла, не дав парню даже попытаться мне ответить. Я не злилась на него, просто почувствовала, что он словно начал терять человеческое сердце в работе с разумом. Это могло бы сработать с любой другой проблемой, но так нельзя было поступать с человеком, который являлся воплощением всего хорошего в человечестве. Так нельзя было поступать с Гарреттом, это все равно, что пытаться застрелить бога.

***

Несмотря на свои храбрые слова, мне совершенно не хотелось показываться перед парнем. Я все еще боялась, что он может прогнать меня. Сказать, что на самом деле он больше никогда не захочет меня видеть. Я боялась того, что сама придумала и вполне понимала, насколько мала была вероятность, что мои фантазии правдивы. Но это невыносимо сложно — разубедить себя в чем-то, чего ты боишься всем своим человеческим естеством.

Я стояла перед дверью в их квартиру, не зная, что делать дальше. Гарретт сразу поймет, что это не Питер вернулся, когда я постучу. Станет ли он открывать дверь? А если откроет, то, как будет выглядеть? Захлопнет ли он сразу, когда увидит меня или сначала выскажет все, что думает обо мне?

Вопросы крутились у меня в голове как назойливый рой мух. Настолько же они были приятны. Я стояла перед дверью уже больше пятнадцати минут и, вероятно, продолжила бы стоять, если бы дверь не открылась сама, чуть не зашибив меня, стоявшую слишком близко.

Вот так вот я неожиданно для себя и оказалась все-таки прямо перед главным героем всех моих мыслей. Лицом к лицу с моим волшебным эльфийским королем. С мальчиком, ближе всех приблизившемуся к живому воплощению господа.

Выглядел он неплохо. Мои самые страшные ожидания, к счастью, не оправдались. В целом это был совершенно обыкновенный Гарретт, разве что сильно ошарашенный, но этому способствовала вся ситуация в целом.

Кудрявые каштановые кудри пушились, как будто он недавно их высушил. Кожа не бледнее обычного, все те же нежно розовые тонкие губы чуть приоткрытые. Густые ресницы выделялись над глазами цвета бренди, которые смотрели на меня словно на восьмое чудо света. Идеальный нос, точеные скулы и челюсть. Мраморный, без единого изъяна, словно скульптура греческого бога. Но гораздо более реальный, теплый как солнечный свет. И эти чертовы родинки. Да, передо мной без сомнений стоял Гарретт. Живой и здоровый.

Я выдохнула от облегчения. Я боялась увидеть его таким, как в то утро на больничной постели в психиатрическом отделении. Бледную, израненную тень моего любимого человека.

Мы смотрели друг на друга, но никто не промолвил ни слова. Тишина стояла удручающая, но не давящая. Скорее от неожиданности встречи, чем от отсутствия слов, которые должны были быть высказаны.

Гарретту это замешательство могло быть прощено. В конце концов, он и правда не мог иметь ни малейшего понятия, что я тут подкарауливаю его под дверью. Но почему я стояла как истукан, не в силах подобрать подходящие слова, хотя у меня было как минимум пятнадцать минут на подготовку, было непонятно.

— Лайла, — тихо позвал Гарретт, смотря на меня сверху вниз. В его глазах читался вполне очевидный вопрос, но я все еще не могла ответить, потому что проводила одни мне известные вычисления где-то глубоко в своей дурной головешке.

В какой-то момент начало казаться, что сказать «привет, как неожиданно тебя здесь увидеть. Мир такой тесный, не правда ли?» или «Гарретт, какой приятный сюрприз. Что привело тебя сюда?» было вовсе не такой уж и плохой идеей. Но здравый смысл вовремя взял вверх, и я просто выпалила наименее абсурдную фразу из тех, которые уже успели скопиться в процессе моих вычислений.

— Куда-то идешь? — да, стыдно признаться, но именно это и было наименее абсурдным вариантом.

— Хотел прогуляться. Тебе что-то нужно в квартире? Прости, надо было давно додуматься дать тебе ключ. Я могу отдать тебе свой сейчас, чтобы ты не спешила. Или если хочешь, я подожду здесь. Мне никуда торопиться не надо, — я смотрела на Гарретта, совершенно не понимая, что он несет.

А когда наконец-то поняла, мне стало настолько обидно, что дыхание перехватило и где-то в голове словно что-то взорвалось, разливая жар по лицу и вниз по шее до самых кончиков пальцев. Я глотала ртом воздух, как безмозглая рыба, не веря, что это и правда происходит. Что меня и правда выгнали, вычеркнули, так легко и просто забыли.

— Не нужен мне твой ключ и квартира твоя тупая не нужна. Что я вообще здесь забыла? Какая же я дура, думала, что.… А, неважно. Это больше не имеет значения, — я хотела уйти, рвануться вниз по лестнице и наконец расплакаться в свое удовольствие, но крепкая рука успела перехватить меня за локоть.

— Лайла, подожди! Прости, я тебя неправильно понял. Но в этот раз я и правда не знаю, о чем ты думаешь. Вернись, давай поговорим. Но только не здесь, не на лестничной клетке перед дверью. Пойдем внутрь, — он все еще держал меня, видимо опасаясь, что любое послабление приведет к моему побегу. Не знаю, было ли это опасение оправданно с самого начала, но, когда он предложил поговорить, я решила, что никуда не уйду, пока мы действительно не выскажем все словами вслух.

Я расслабилась, и парень мягко потянул меня за локоть, чтобы я развернулась. Я подчинилась. Поднять на него глаза было невозможно тяжело, поэтому я просто пошла за ним следом, смотря под ноги, как только он отпустил руку.

Я не смотрела перед собой, но это и не требовалось, чтобы найти путь в этой квартире, которая стала мне почти вторым домом.

Гарретт остановился в гостиной и, похоже, заметив, что я решила пародировать Самару Морган до конца, подошел и заботливо помог сесть на диван без необходимости поднимать голову. Сам же он подвинул кресло ближе и поставил так, чтобы сидеть напротив меня.

Кто бы мог подумать, что в итоге мы окажемся вот в такой ситуации, исполняя подобные роли.

— Лайла, если ты пришла, потому что хотела убедиться, что принятое тобой решение было правильным, и именно это ты и сделала, то в этом нет ничего страшного. Я все понимаю, и если ты переживаешь, что я что-то с собой сделаю, то не надо. Я буду в порядке и буду жить, потому что эту жизнь подарила мне ты и я не имею права так безответственно раскидываться твоими подарками. Я понимаю, почему ты могла принять такое решение, и оно совершенно не обесценивает сказанное и сделанное тобой прежде. Мнение и выбор могут меняться. А ты самая мудрая на свете и если так произошло, то значит все правильно. Я бесконечно тебе благодарен и так же бесконечно перед тобой виноват. Я не сдержал ни одного данного тебе обещания. Я причинил тебе боль, я заставлял тебя плакать. Я знаю, что не заслуживаю места рядом с тобой и единственное, что я могу сделать, чтобы не разочаровывать тебя еще сильнее — это просто со смирением принять любое твое решение и жить дальше.

Я сидела, не понимая ничего, кроме того, что мой любимый человек все-таки именно такой придурошный, как я всегда о нем и думала.

========== XXXVII. ==========

После своей пламенной речи, парень сидел и смотрел на меня, готовый к любой реакции. По нему было отчетливо видно, как нелегко ему дались эти слова, и я даже могла бы сочувствовать ему, если бы не одно огромное но.

Эта гениальная личность снова вывернул все непонятно как, поверив в самый плохой исход, не попытавшись даже ни в чем разобраться. Вся ситуация была настолько драматичной, что для меня выглядела чуть ли ни комичной. Я не смогла сдержать сдавленный смешок наполовину ироничный и наполовину наполненный облегчением. Все еще можно было поправить. Абсолютно вся ситуация исправлялась так же легко, как и любое другое заблуждение безусловно волшебного, но непроходимо глупого кудрявого короля.

— Гарретт, послушай меня и слушай внимательно. Меня не волнует, что ты там себе снова напридумал. Мне все равно, во что ты заставил себя поверить за эти несколько дней, которые нам были нужны, чтобы самостоятельно разобраться с ситуацией. Может быть, я и самая худшая девушка на свете, которая не берет в расчет твои безосновательные фантазии, но и на это мне плевать. Главное, что я хочу до тебя сейчас донести — это, во-первых, если я когда-нибудь действительно решу от тебя уйти, ты узнаешь об этом первым. И я скажу это самыми прямыми словами, чтобы точно не осталось ни малейшего сомнения в моих намерениях. И, во-вторых, все данные тобой в тот день обещания не имеют ни малейшего смысла. Не тебе решать, из-за чего мне плакать и чувствовать боль. Более того, ты всегда будешь одной из главных причин для моих слез, потому что во всем этом огромном мире ты один из тех очень немногих людей, на кого мне не плевать. Потому что я люблю тебя, Гарретт. Я не знаю, что и когда может изменить этот факт, и честно говоря, не хочу узнавать. Я просто люблю тебя, Гарретт. Прямо сейчас.