И Мэри приходила к успокоительному выводу – для ее брака, Адриана не опасна.

Но все-таки? Билась и другая мысль. Есть же в мире ужасные примеры. Вот, например, Чарли Чаплин. Совсем недавно женился вновь. Ему, кажется, было тогда пятьдесят четыре, его новой жене – восемнадцать. Эрнест смеялся над стариком Чарли. А тот каждый год делает со своей юной женой по ребенку. Чем не пример? У них с Адрианой разница лет поменьше, чем у тех – Чаплиных. Не намного, правда. Да и Эрнест за последние пару лет стал не тем мужчиной, готовым при каждом найденном им красивом выражении, любить свою жену. Сильно сдал, поседел, погрузнел, не может жить без таблеток. Но, все же?… Надо начистоту поговорить с Адрианой, предупредить ее. Она, как женщина, должна быть разумнее в своих чувствах, чем Хемингуэй.

Так продолжала размышлять Мэри, готовая на все ради мужа, но только без потери его.

А в это время Хемингуэй и Адриана сидели в кафе «Флориан». За два часа прогулки по зимней Венеции они успели промерзнуть.

–Что ты желаешь выпить? – Хемингуэй посещение баров всегда начинал с употребления напитков. Он уже называл ее на «ты».

–Вы меня приучили к мартини. До этого я никогда его не употребляла. – Ответила Адриана и кивком головы откинула свои волосы на плечи.

–Еще раз сделай так, моя девочка? – Попросил Хемингуэй.

–Что?

–Также встряхни волосами, чтобы они летели, как ветер.

–Вам нравится?

–Очень.

–Не знаю, сумею ли я повторить. По заказу может не получиться.

–Попробуй еще раз.

Адриана опустила голову, и ее черные блестящие волосы полностью закрыли ее лицо. Она резким взмахом подняла голову, и волосы вновь заструились по ее плечам. Хемингуэй вздохнул и положил ей руку на голову и погладил волосы.

–Ни у кого я еще не видел таких волос. Послушных и жестких одновременно. Ни у кого.

–Вам действительно они нравятся?

–Да. Лет десять назад они нравились бы мне до безумия.

–Почему десять?

–Не знаю. Может быть, тогда я смотрел на все по иному.

–Через розовые очки?

–Нет. Наяву. Это сейчас я смотрю на мир сквозь розовые очки. К своему счастью, вижу в них тебя.

–Только меня?

–Только тебя. Других я в них просто не вижу. На прочих могу смотреть через обыкновенные очки.

–Это болезнь. Она пройдет.

–Пройдет. Только рецидивы останутся. Навсегда.

Официант принес два бокала мартини.

–Что ж, девочка, выпьем. – Устало произнес Хемингуэй.

–А почему у вас изменился тон?

–Пришла в голову дурная мысль. Подумал – многое недостижимое в жизни, почему-то уходит безвозвратно.

–Наоборот, всего можно достичь! – Воскликнула Адриана простодушно.

«Ей, в расцвете молодости, не понять, что жизненный опыт не приобретается. С этим качеством надо родиться. Я родился без него». – Подумал Хемингуэй и вслух сказал:

–Конечно, можно. Но оно все равно уйдет безвозвратно. Надо еще суметь и сохранить.

Адриана встречалась с ним уже три недели и часто не могла понять его рассуждений, ухватить их суть. Но она успокаивала себя тем, что Хемингуэй – человек с большим жизненным опытом, а она только постигает азы жизни. С ним говорить очень сложно, надо многое самой знать.

–Не надо говорить, так пессимистически. Плохое настроение когда-нибудь проходит. Давайте выпьем мартини.

–Спасибо, девочка, что умеешь успокаивать. Действительно пора выпить.

Адриана выпила свой бокал до дна. Хемингуэй внимательно смотрел на нее.

«Не приучить бы ее к алкоголю. Мне, старому пьянице, уже все равно. А ей еще жить». – Мелькнула усталая мысль, и он выпил весь бокал.

–А теперь от вина стало легче? – Спросила Адриана.

–Легче – нет. Теплее – да. От твоего присутствия, девочка, теплее.

Эти полупризнания Хемингуэя, обезоруживали Адриану. Она чувствовала, что нужна ему, но не понимала для чего. Но она не старалась разгадать, почему нужна человеку, почти в три раза старше ее. Она чувствовала себя обязанной, чем-то помочь этому не простому человеку, с изломанной судьбой. Его судьба не казалось ей, как раньше, безоблачной.

–Вы мне скажите все, что хотите, и вам станет легче. – С долей сострадания попросила она.

Он уловил интонации ее голоса.

–Жалеть людей нельзя. От жалости люди становятся медузами. Но спасибо тебе за то, что хочешь мне помочь.

Он часто говорил афоризмами, которые Адриана не могла понять. Она их старалась запомнить, чтобы разобраться на досуге, но не получалось, а многое из сказанного им, забывала.

«Не доросла еще до понимания простых истин». – Снова успокаивала Адриана себя.

–Уже поздно. Тебя не будут ругать дома?

–Нет. Мама знает, с кем я.

Хемингуэй вздохнул. «Счастливая! О ней кто-то переживает. И я теперь стал переживать за нее».

–Давай я тебя отвезу домой на гондоле?

–Вода в каналах поднялась, и лодка может не пройти под арками.

–Раз гондольеры работают, то они знают, где им проходить.

–Хорошо. Поедем на гондоле.

Хемингуэй подозвал официанта:

–Возьмите для нас гондолу и положите туда вино.

–Какое желаете синьор Хемингуэй? – Уточнил официант.

–Да. Действительно. Что бы нам взять в дорогу? – Обратился он к Адриане.

–На улице холодно. Пусть будет мартини.

–Сухое мартини.

Он протянул официанту деньги. Тот в ответ отсчитал сдачу и ушел.

–Ну, что пойдем, девочка. Посмотрим на Венецию с воды. Со студеной воды, на горячую Венецию. Мы ее будем видеть, она нас – нет. – Уточнил Хемингуэй.

–Вас здесь все знают. Венеция все равно будет смотреть на нас. Никуда от нее не скроешься. – Ответила Адриана.

–Наоборот. Это я знаю Венецию, а не она меня. Спрячемся от нее в темноте каналов.

Они вышли на улицу. Большой канал был рядом, через дорогу.

«Ветер дул им в спины и трепал волосы девушки. Ветер разделил волосы на затылке, и они улетели вперед, прилипая к щекам».– Мелькнула в его голове фраза. Кажется, из его же произведения.

У деревянного причала канала стояла гондола, освещаемая огнями, падающими из домов. В их свете гондола казалась черной, а промерзшая на морозе вода канала – зеленой.

«Какая красивая гондола! Изящество и соразмерность линий, как у призовой лошади. Почему я раньше не замечал ее красоты? – Подумал он. – Наверное, не с кем было сравнить лошадь».

Он вошел в лодку, которая закачалась под его ногами, и подал руку Адриане. Она прошла в гондолу и остановилась, раскинув руки, удерживая равновесие. Ветер развивал волосы Адрианы, и она была похожа на языческую статую. Такие статуи древние мореходы устанавливали на носу судов, как своих покровительниц и впередсмотрящих. Огромные глаза, казавшиеся в темноте еще большими, и прямой античный нос, делали Адриану похожей на языческую богиню.

«Она похожа на нее не только лицом. Она может, не только защищать от бурь, но и вдохновлять иссохшие бродячие души, жаждущие увидеть такой желанный берег». – С тоской подумал Хемингуэй.

Официант принес вино в ведерке и поношенное одеяло.

–Хозяин просил передать вам вино в подарок, синьор Хемингуэй.

–Передайте ему большое спасибо. Но я не могу принять такой подарок.

–Он сказал, что в такую погоду, при прогулке по воде, подарок греет душу лучше, чем что-то приобретенное за деньги. Заходите к нам чаще, синьор Хемингуэй.

Хемингуэй достал из кармана деньги и положил купюру в руку официанта.

–Возьмите за вино.

Тот сразу же вернул деньги обратно.

–Не надо. Это наш подарок.

–Тогда возьмите, как чаевые.

–Вы мне уже дали на чай.

–Тогда жене и детям купите подарок.

–У меня, их нет. Ваши бомбардировщики разбили мой дом в Тревизо. Я остался один живым из семьи потому, что был на фронте.

–Извините меня. От всех летчиков и солдат.

–Вы здесь ни при чем. Все мы тогда были пешками.

–Все равно извините.

–Пожалуйста, извиняю. Но разве это поможет… Отдыхайте. Счастливо, синьор Хемингуэй. Приятной прогулки, сударыня.