Сначала он обиделся. Показалось вдруг, что реакция Докии говорит об ее равнодушии. Лис насупился и замолчал. Девочка же, напротив, щебетала всю дорогу, метко изображала учителей, почти по-взрослому оценивала одноклассников. И совершенно не пыталась хоть как-то переубедить Лиса, что он ошибается насчет нее.

У своего подъезда Докия вдруг тоже замолчала, прозорливо взглянула в глаза друга и спросила:

– Обиделся? И сейчас сам готов лишить себя еще большего? – и ушла.

Только дома Лис понял, что она права. Ведь если он будет наказывать Докию, то и самого себя тоже. Да, и вообще – как-то глупо все выходит.

Еще Лис понял, но немного позже, что новое – не значит плохое. Например, сейчас все, что происходило после уроков между ним и Докией, казалось ярче и значимее, а уроки пролетали довольно быстро. И к учителям все стали привыкать.

Классной ребят оказалась младшая сестра Валентины Максимовны – Татьяна Максимовна. Видимо, она успела заочно познакомиться со своими подопечными, потому что довольно легко находила с ними общий язык. Татьяна Максимовна вела историю, и каждый ее урок превращался в увлекательное путешествие на машине времени.

Лису ее уроки нравились. Но, пожалуй, с большим удовольствием он бы перемахнул вперед, в будущее, в класс, например, восьмой-девятый, чтобы считаться взрослым, не стесняться высказывать свое мнение.

– И ты согласен ради этого пропустить несколько лет? – удивлялась Докия.

– Ну, у меня же как бы останутся все воспоминания! – фантазировал мальчик.

– Но ты же не помнишь каждую секундочку! – горячо возражала девочка. – Ведь если сложить все наши воспоминания, получится всего лишь несколько часов, или дней. Мы помним только какие-то мгновения. Одни – одно, другой – другое. Только если сложить вместе воспоминания всего человечества, будет полная картина!

Лис соглашался, в общем и целом. Но оставался при своем мнении. Разве он мало помнит?

Мальчик нырял в прошлое, будто в омут, так глубоко, как мог. Доставал со дна раковины и разглядывал, что там прячется внутри, какая драгоценная жемчужина. Но иногда воспоминания стирались, казались зыбкими миражами, обманчивыми видениями.

– Мам, расскажи про свое детство, – просил Лис.

И слушал по сотому разу одни и те же истории. Мама рассказывала их практически одинаковыми словами, будто старую, выученную наизусть сказку. Но то же самое бабушка могла поведать иначе, словно из параллельной реальности. Странно.

Лис испугался: получается, однажды, через много лет, он будет помнить одно, Докия другое, а общее просто растает в дымке времени, и решил тренировать память. Серьезно, разными способами, научными и народными. Ел рыбу и морковку, пил витамины и даже рыбий жир. Правда, он был в капсулах, но ради своей цели Лис бы и простой выпил, вонючий и противный, по детским ощущениям папы.

Докия только смеялась, не поддерживая друга. Говорила, что он непоследовательный и нелогичный. И что она все свои воспоминания хранит в волшебной коробочке, и показывала малюсенький ключик на цепочке.

Может быть благодаря тому, что Лис тренировал память, может тому, что его пересадили от Докии и раньше он действительно отвлекался на нее, но пятый класс мальчик закончил на отлично.

Родители в честь такого решили вывезти ребенка на море, взяли отпуск в одно время, купили путевки. И оказались абсолютно не готовы к отрицательной реакции Лиса. Он сказал, что никуда не поедет и останется в городе, с бабушкой.

– Так! Ну, это уже ни в какие рамки! – рассердился папа.

– Елисей, это несерьезно, мы стараемся ради тебя, – обиделась мама.

– А я давно вам говорила, что это ненормально, такая дружба с девочкой, – проворчала бабушка, хотя про Докию, и что этот бунт из-за нее, не было сказано ни слова.

Лис представил море. Оно ластилось, как котенок, шипело и накатывало волнами, наполняло легкие йодом и солью, питало и звало к себе. А еще солнце. Много фруктов, которые вызрели прямо там, на месте, и от этого гораздо вкуснее привозных. И пошел к Докии.

– Ты дурак, – сказала она. – От моря не отказываются. Я бы поехала, но нас с сестренкой на все лето отправляют в деревню, бабушка с дедушкой специально для этого купили домик с садом.

– Раньше не покупали, а теперь купили? – удивился Лис.

Докия дернула плечами.

– А родители?

– Они работают.

– Давай, я поеду с тобой! – воспрянул Лис. – С вами. Буду копать, полоть, воду носить.

Но девочка посмотрела на него так, что он тотчас приуныл. Да, детский сад, ясельная группа, кто согласится отвечать летом за чужого ребенка.

– Тогда я буду тебе звонить, каждый день!

– Во-первых, это очень дорого, Лис, – она вздохнула. – Во-вторых, в деревне связь только на холме, а туда больно часто не походишь.

Мальчик приуныл.

– Я тебя приду провожать, – пообещала Докия. – А ты мне привези ракушку, в которой шумит море, и свои воспоминания.

Она встала на цыпочки и легко-легко прикоснулась губами его щеки. Лису сразу показалось, что у него солнечный удар, хотя весь день дождило и солнце выглядывало только мельком. А Докия просто отвернулась и пошла домой, как будто ничего и не произошло.

Такси в аэропорт подъехало рано утром. Лис очень боялся, что Докия проспит, и не выполнит своего обещания прийти провожать, но она не проспала. Когда мальчик выскочил из подъезда, девочка уже стояла, серьезная и рассудительная, как всегда.

Лису хотелось, чтобы Докия опять поцеловала его на прощание, пожалуй, даже бы присутствие родителей не смутило, подумаешь, они все равно укладывают чемоданы в багажник, под руководством усатого водителя.

Но Докия только пожелала хорошего отдыха. Она говорила еще какие-то слова, только Лис, несмотря на свою отличную память, ничего не запомнил. Вернее, ему казалось, что губы девочки движутся беззвучно. Он смотрел внимательно, силился понять, но не мог.

И оторвать взгляд – тоже не мог.

Даже когда Докия замолчала, а мама позвала в машину. Его ноги будто приклеились к асфальту, и сам он превратился в статую, которую сковал вечный холод. Невероятно.

– Ну, ты идешь? – в мамином голосе уже явственно слышалось нетерпение. – Мы опоздаем.

А Лис все не мог. Как уйти, если Докия сейчас здесь, но он пропустил все ее слова, она ведь думает, что он ее выслушал, запомнил. Вдруг она еще что-то попросила, кроме ракушки? Или попросила поцеловать? Поэтому тоже стоит сейчас и недоумевает, почему Лис медлит.

– Сын! – папа вышел из машины.

– Иди, – приказала Докия. – Счастливого пути!

Она никогда так не говорила: жестко и непоколебимо – как сейчас. Ее невозможно было ослушаться. Поэтому ноги Лиса пошли сами. Это было странное ощущение: одна его половина – невидимая – так и осталась стоять окаменевшим изваянием, а другая – тело – села на заднее сидение, принялась выслушивать мамины выговоры об упрямстве сына, и все это на фоне летевших из автомагнитолы отбивок «Русского радио».

На море было… Наверное, классно. Лис чувствовал это по родителям, которые ходили, пахнущие солнцем и счастьем. Они просто благоухали им, бесстыдно и совершенно не по-взрослому.

– Ну, Лисенок! Здорово же! – восхищалась мама.

И чтобы не обидеть ее, он соглашался.

Папа учил сына плавать. Говорил, что соленая вода держит сама, что надо просто лечь – и наслаждаться.

Да, папу держала. А Лис неуклонно уходил ко дну. И физически, и морально.

Вспоминалось, что Докия так и не поцеловала его. Может и первого поцелуя не было? Может быть, это только привиделось? Приснилось? Как снилось сейчас, что он остался дома, под патронажем бабушки, гуляет по улицам, держа Докию за руку, покупает мороженое и сладкие абрикосы. Хотя, какие сейчас дома абрикосы? Возможно, они и есть, но пока жесткие и безвкусные, как трава.

Лис просыпался, вдыхал пропитанный йодом воздух и ощущал безграничное одиночество. Хорошо маме с папой. Они есть друг у друга. А он – один. Не вообще, конечно – только здесь, на чужой земле, вдали от родного дома и Докии.