Машина генерала Рихтера остановилась в трех метрах от затормозившего мотоцикла охраны. Следом за машиной генерала остановился грузовик. Адъютант генерала, выскочивший из машины, подбежал к задней дверце, открыл ее и, вытянувшись, замер. Стоило генералу выйти из машины, как тут же к нему направился полковник Зайдель, в сопровождении майора Хольца и капитана Вернера. Чувствовалось, что все три офицера сильно волнуются, это было видно по их напряженным лицам. Генерал Рихтер, отвечающий за безопасность тыла группы армий, слыл жестким и непреклонным человеком. Слухи о нем ходили самые разные, но были и общеизвестные факты. Три виновных, по его мнению, офицера закончили жизнь самоубийством, а еще около десятка были разжалованы и отправлены рядовыми на Восточный фронт.

Его сухое, аскетическое лицо с глубоко сидящими глазами и тонкими, бесцветными губами напоминало обтянутый кожей череп. «Череп». Так его звали за глаза и произносили эту кличку всегда шепотом.

– Господин генерал…

Оправдательная речь полковника, которую он готовил последние полтора часа, была прервана небрежным жестом генеральской руки. Тот оглядел стоящих перед ним офицеров пустым, ничего не выражающим взглядом, и от этого их сердца, и так колотящиеся от страха, забились еще сильнее.

– Полковник, два часа тому назад вы сказали, что с русскими диверсантами все покончено. Группа уничтожена, а рация захвачена. Это ваши слова?

– Так точно, господин генерал, – полковник побледнел еще больше.

– Потом вы снова позвонили и сказали, что на связь вышла русская рация. Это как понять?

– Господин генерал, мы не знали численности русских парашютистов. Как и не знали, что группа будет состоять из двух самостоятельных отрядов, каждый из которых будет иметь рацию. Мы это не учли, но район высадки до сих пор блокирован двумя армейскими батальонами и ротой СС, а на место выхода русского радиста уже отправлена мобильная группа капитана Фуллера. С минуты на минуту мы ждем от него сообщений. Капитан Вернер!

К ним шагнул капитан, держа в руках карту. Не успел он ее протянуть, как Рихтер остановил его движением руки, затем чуть повернул голову и отдал приказ своему адъютанту, стоявшему у него за спиной:

– Капитан! Шнитке, ко мне!

Спустя пару минут из кабины грузового автомобиля гибко и легко выпрыгнул высокий, атлетически сложенный офицер в маскхалате, который легким и пружинистым шагом приблизился к группе офицеров. Не успел он встать по стойке смирно, как генерал представил его: – Господа офицеры, перед вами обер-лейтенант Шнитке, командир специального подразделения «Призраки». Он и его люди отлично зарекомендовали себя в Чехии, Голландии и Франции. Сейчас они прибыли к нам, на Восточный фронт, вместе с 27-й гренадерской дивизией из Бургундии. Я не ошибся, обер-лейтенант?

– Никак нет! Все точно, господин генерал!

– Именно им я поручаю закончить эту операцию! Полковник, вы меня поняли? Поиск русских будет проводить группа Шнитке, а значит, рота капитана Фуллера переходит в его распоряжение! Теперь… – генерал прервался, глядя на подбежавшего к ним лейтенанта-связиста.

Наткнувшись на холодный взгляд Рихтера, связист резко затормозил и перешел на четкий, печатающий шаг.

– Господин генерал…

Новый резкий нетерпеливый жест генерала прервал начавшего по всей форме доклад офицера.

– Капитан Фуллер только что передал, что его люди вышли на след русских диверсантов, господин генерал! – выпалил одним махом лейтенант и замолк, преданно глядя на Рихтера. Тот, уже не обращая внимания на стоящего по струнке связиста, бросил быстрый взгляд на командира спецподразделения.

– Берите своих людей, обер-лейтенант, и немедленно отправляйтесь!

– Слушаюсь, господин генерал!

– И еще. Оставьте здесь пару-тройку своих людей. Пусть походят по лесу. На всякий случай!

– Слушаюсь, господин генерал!

– Теперь вы, господа! – генерал повернулся к стоящим навытяжку офицерам. – Вы прекрасно знаете, что наша первоочередная задача сохранить тайну операции «Железный кулак», поэтому по моей просьбе генерал Рунг выделил вам еще две роты СС. Полковник, мне нужна крупномасштабная карта!

– Господин генерал, пройдемте к моей штабной машине! – с нескрываемым облегчением предложил полковник Зайдель, надеясь, что для него все еще, может, и обойдется.

Мы шли по самому краю леса, пытаясь найти щель в устроенной на нас облаве, при этом готовые при любой опасности нырнуть в чащу и раствориться среди деревьев. Спустя два часа мы наткнулись на следы пребывания фашистов. Клочки газет. Смятая пачка от сигарет. Помятая трава. Со стороны дороги были слышны звуки: рев двигателей машин, гул множества голосов и резкие, отрывистые команды офицеров. Как только мы слышали подобный шум, то сразу уходили в чащу леса. Очередное свидетельство, что блокада плотная и в этом месте нам лучше из леса не высовываться. Единственное, что нас частично успокаивало, так то, что в этой части леса, где полночи прочесывали все частым гребнем, не должно было быть немецких солдат, поэтому надеялись проскочить этот участок без проблем.

За все это время мы уже дважды подходили к окраине леса, но постоянно натыкались на открытое пространство, вроде лугов, которое нам никак не пересечь из-за немецких блокпостов и мобильных патрулей на дороге. Решив уйти подальше от дороги, мы снова углубились в лес, но и здесь везде были следы пребывания немецких солдат. Потом Паша, шедший в голове группы, неожиданно поднял руку. Мы сразу замерли, настороженно следя за ним. Спустя несколько секунд он сделал движение рукой: подойдите. Стоило мне подойти, как я понял, почему мы остановились. На этом месте, возле старого сухого поваленного дерева, был самый настоящий бой. Осколки, торчащие в стволах деревьев, россыпи стреляных гильз, черные опалины на месте разрывов гранат, срезанные пулями и осколками ветки деревьев, но ни тел, ни вещей, ни оружия не было. Мы медленно обошли место схватки и пошли дальше.

Немецкие егеря увидели нас первыми, но так как группа русских парашютистов была на одного бойца больше и сильно растянута, они устроили нам, как они думали, хитрую засаду, вот только в их план неожиданно вмешалась случайность. Наш радист, замыкавший группу, устал и случайно оступился, но стоило мне услышать легкий шум у себя за спиной, как тело мгновенно напружинилось, готовое к действию. Резко пригнувшись, я моментально оглянулся и замер. Все делалось помимо сознания, на одних боевых рефлексах. Именно во время своего разворота, краем глаза, я поймал чужой взгляд. Не разглядел ни фигуры, ни лица, а только чей-то короткий взгляд.

«Нас выследили и ведут».

Выпрямившись, дал знак Кораблеву, следующему за мной, двигаться и осторожно пошел вслед ушедшей вперед паре наших парней. Если бы немцы почувствовали опасность, то просто расстреляли бы нас, а так была возможность попробовать их переиграть. Вот только как предупредить парней?

Унтер-офицер Карл Лямке насторожился, когда русский присел и исчез из его поля зрения. Судя по всему, парашютист оглянулся на шум своего неуклюжего радиста, а не из-за того, что заметил врага. На этот счет он мог дать голову на отсечение. Значит, тот должен был быстро осмотреться, понять причину шума, успокоиться и следовать дальше.

Снова увидев русского диверсанта, подававшего знак к движению, он с удовлетворением подумал, что бы там ни говорили, а эти русские разведчики ничем не лучше, чем чешские или французские партизаны.

В отличие от гитлеровца, я сейчас лихорадочно прокачивал ситуацию, пытаясь понять, что немцы задумали.

«Где-то впереди засада? Нет. Они просто следуют за нами. Выслеживают? Если у них есть радист, то тогда они вроде ищеек, идущих по следу. И главное, сколько их? М-м-м… Если не бросились сразу вязать, значит, немного. Три… от силы пять человек».