Увязая в снегу по колено, подобрались к большаку. Нам нужен был язык. Им стал крестьянин, ехавший в санях. Назвался Михасем Бурко. Перепуганный до смерти, сбиваясь с русского на белорусский язык, мужик рассказал нам, что немцев в деревнях нет, но при этом в районе они крепко держали власть в своих руках, благодаря карательному отряду пана Стефана. Они появились около года тому назад. Сначала их было полтора десятка, но уже сейчас стало намного больше. Точного числа карателей крестьянин, ясное дело, не знал. С самого начала они расстреляли всех тех, кто имел хоть какое-то отношение к советской власти, потом, по слухам, уничтожили в лесах две небольшие группы партизан и каких-то парашютистов. У Гоноровского в каждой деревне свои люди есть. Зверствуют они не так чтобы сильно, но если в чем-то провинился, то пощады не жди. Пытают, мучают, а потом расстреливают, как самого виновника, так и всю его семью. Получив первичную информацию, мы отпустили крестьянина, при этом предупредив, что за длинный язык пытать мы никого не будем, а вот пулю пустить в лоб – это запросто сделаем.

Теперь нам нужен был транспорт. Мы настроились на долгое ожидание, но удача не покинула нас. Благодаря «отряду Гоноровского», уничтожившему партизанское движение в зародыше, немцы здесь оказались непуганые и легко поддались на простейшую уловку под названием «патруль на дороге». Трупы солдата-водителя и фельдфебеля-связиста скинули в овраг и забросали снегом, потом погрузились в машину и поехали.

Спустя полчаса показалась деревня, которую нам надо было объехать, но накатанный путь лежал именно через нее, а ехать по снежной целине (до этого дня снег шел не переставая и теперь лежал на земле толстым слоем, скрывая все неровности почвы) было опасно и тактически неправильно. Что это за чокнутые фрицы, которые по нормальным дорогам не ездят? Въехать мы въехали, но неожиданно в центре села наткнулись на толпу местных жителей. Люди, увидев машину с немцами, бросали на нас угрюмые взгляды, а потом переводили их на двух мужчин, женщину и двоих мальчишек-подростков, стоящих у крыльца большого дома. Все они были сильно избиты. За их спиной, на крыльце, стоял в белом расстегнутом полушубке мужчина в окружении трех вооруженных людей. Между пленниками и местными жителями находилось еще восемь охранников, с винтовками в руках. Нетрудно было понять, что это те самые каратели, о которых рассказал нам крестьянин.

Я думал, что мы проедем мимо них, но вдруг неожиданно наша полуторка остановилась. Боковая дверь машины открылась, и на снег спрыгнул в форме обер-лейтенанта Камышев.

– Унтер-офицер Димиц!! – раздался его громкий крик.

Спрыгнув с машины, я подбежал к нему и вытянулся в струнку, как и полагается настоящему немецкому солдату.

– Работаем тихо. Главаря – живым, – негромко, но по-немецки произнес командир.

«Зачем?! Это не наше дело», – подумал я, но вместо этого бодро и громко отрапортовал:

– Яволь, герр обер-лейтенант!

Затем четко развернувшись, побежал к ребятам, сидевшим в кузове, под тентом, как и положено дисциплинированным немецким солдатам.

– Выходи!! – заорал я командным голосом.

Из-за машины нас не было видно, поэтому я кратко пояснил суть предстоящей операции:

– Стрелять аккуратно. Кругом люди. Главаря брать живым.

Тем временем Камышев медленно подошел к толпе, которая сразу подалась от него в разные стороны. Дойдя до охраны, он встал, расставив ноги, и медленно, лениво произнес по-немецки:

– Что здесь происходит?

– Господину лейтенанту вряд ли это будет интересно, – с некоторой издевкой произнес главарь бандитов на неплохом немецком языке. – Единственное, что могу добавить: казнь пособников красных комиссаров проходит по прямому указанию начальника СД Гельмута Краузе.

Офицеры вермахта предпочитали не связываться со спецслужбами, тем более что это был прямой приказ начальника СД. По мнению главаря, лейтенант, услышав фамилию майора СД, должен был быстро убраться, но все получилось с точностью наоборот.

– Димиц! – рявкнул обер-лейтенант, выхватывая из кобуры парабеллум.

В этот момент я уже стоял около одного из бандитов, от которого прямо несло свежим перегаром. Он ухмыльнулся и подмигнул мне, как своему приятелю. Это было последнее, что он сделал в своей жизни. Резкий взмах рукой, и стоящий передо мной бандит захрипел перерезанным горлом. Новый взмах, и бандит, стоявший в трех метрах, получив нож в горло, стал медленно заваливаться на утоптанный снег. В ту же секунду ударили короткие, скупые очереди разведчиков, скашивая остолбеневших карателей. Дважды коротко и сухо ударил парабеллум командира. Народ, до этого находившийся в состоянии шока, очнулся и с криками пустился врассыпную.

Наша атака оказалась настолько неожиданной для бандитов, что практически никакого сопротивления нам оказано не было. Да это и понятно. На них подло и вероломно напали их хозяева, которым они так преданно служили. Только один из бандитов, стоящих на крыльце, пригнувшись, кинулся в дом, но на пороге получив пулю в спину, упал, раскинув руки. Главарь успел только откинуть полу и кинуть руку на кобуру, как тут же с криком схватился за плечо. В нем торчал нож. В следующую секунду раздалась команда командира по-немецки:

– Двое в дом! Остальным занять позиции по периметру!

Первым делом я подбежал к двери дома и крикнул:

– Ахтунг! Гранатен!

– Не взрывайте! Мы сдаемся! – раздались из избы наперебой мужские и женские голоса. – Выходим! Выходим! Не стреляйте!

Спустя полминуты на пороге показался пожилой, но еще крепкий мужик с поднятыми руками. Из-за его спины была видна женщина в возрасте, видно его жена, и две раскрашенные девки.

– Сторожи их! – кинул я Сашко, а сам, пригибаясь, как солдат при налете, вбежал в дом. Быстро огляделся. Для деревенского дома он был обставлен богато и несколько странно. Буфет, за стеклом которого была выставлена разнокалиберная посуда, был явно привезен из города и неуместно смотрелся на фоне деревянных стен, так же как и трюмо, стоящее в углу. Посредине комнаты стоял накрытый стол. Видно, после казни бандиты собирались хорошо попировать. Я уже собирался выйти, как глаз зацепил сбитую на сторону дорожку на полу, возле печки. Осторожно подошел, затем сапогом отбросил ее в сторону. Под ней оказался люк. В этот момент в избу вошел командир с Сашко, который конвоировал хозяев дома и стонущего главаря.

– Герр обер-лейтенант, – обратился я к командиру, – мною найден люк в этом партизанском логове.

Услышав немецкую речь, сникший главарь сразу встрепенулся:

– Герр обер-лейтенант! Произошла страшная ошибка! Я Стефан Гоноровский, начальник карательной команды! У меня есть жетон! Он висит у меня на шее! Я агент СД!

Камышев, не обращая внимания на выкрики, скомандовал по-немецки:

– Димиц! Проверить!

– Яволь, герр обер-лейтенант! – вытянулся я, продолжая играть роль дисциплинированного служаки.

Вдруг неожиданно подал голос главарь:

– Там Семен Пашко! Мой адъютант!

Я повернулся к главарю:

– Прикажи ему вылезти, или бросаем гранату!

– Сейчас-сейчас, – заискивающе пробормотал тот и подошел к люку, морщась и держась за плечо. Приподняв крышку, он крикнул:

– Пашко! Это твой командир! Выходи!

Из глубины сначала раздались отборные ругательства, а затем уже слова:

– Ты что, совсем мозги потерял, сявка базарная?! Это же падлы красные!

В этот момент, оттолкнув бандита, я бросил вниз гранату и захлопнул крышку. Раздался приглушенный взрыв. Пол под ногами явственно качнулся. В серванте зазвенела посуда. А уже в следующую секунду я рывком откинул крышку и спрыгнул вниз. Там было темно, но мне хватило даже того света, что падал через открытый люк, чтобы увидеть ноги, одетые в сапоги, которые торчали из-под груды ящиков и картонных коробок. Горький запах тротила был густо перемешан с ядреным запахом самогона. Разбираться, жив или мертв бандит, не стал, а просто дал по нему короткую очередь из автомата. Огляделся. Помимо традиционных крестьянских запасов, подпол чуть ли не на треть был забит ящиками и коробками с надписями на немецком языке. Глаза уже привыкли к темноте, и я различил в углу лужу, в которой лежало стеклянное крошево, все, что осталось от бутылей с самогоном. Нашел лесенку, приставил к стене и вылез.