Я пожал плечами:

– Нашел. У меня с собой продукты и медикаменты.

Чекист удивленно покрутил головой и негромко сказал:

– Чудеса, да и только.

К моему удивлению, одним из двух раненых был офицер СД. По крайней мере, мне так объяснил «чекист».

«Это они за ним тогда вернулись. А третьего “чекиста”, значит, все же кокнули».

Спрашивать я ничего не стал, удовлетворившись тем, что он мне сказал. Через час перевязанных и накормленных раненых устроили под навесом из плащ-палатки. Я присел у костра, наслаждаясь тишиной и спокойствием, но когда в меня уперся тяжелый взгляд чекиста, сразу подобрался, так как понял, сейчас начнется допрос. Позволить этого я не мог, так мне сначала нужно было все основательно продумать, чтобы не выпасть из роли комсомольца-добровольца, и поэтому сделал ход первым.

– Товарищ командир, я сильно устал, поэтому давайте поговорим в лагере. Хорошо?

Он какое-то время внимательно смотрел на меня, потом сказал:

– Хорошо. Утром ты пойдешь в лагерь и приведешь помощь.

– Так точно, товарищ командир.

Уже к обеду следующего дня я вернулся с помощью, и вскоре «москвичи» вместе с пленным были в лагере. Гитлеровец, в чине офицера СД, поднял в лагере немалый шум. Меня пытались спрашивать, что и как произошло, на что я отвечал: военная тайна. Когда суматоха улеглась, я отправился на склад и расположился возле горячей печки-буржуйки. Сюда я приходил только в тех случаях, когда мне хотелось остаться одному или о чем-то подумать. Я услышал, как кто-то вошел, но сделал вид, что дремлю на лавке, откинувшись на стену. Это пришел разведчик. Честно говоря, я никак не ожидал, что он явится сюда прямо сейчас, так как надеялся увидеть его только завтра утром.

– Ты один?

Я встал:

– Так точно, товарищ командир.

– Сиди, чего вскочил.

Он взял чурбан, который мы использовали вместо табурета. Подтащил его поближе, потом уселся. С минуту смотрел на пляшущее в печке пламя, потом спросил:

– Что своим командирам сказал?

– Сказал, что военная тайна и я не могу ее разглашать. Если что интересует, то у товарищей из Москвы спрашивайте.

Какое-то время он смотрел, как я поленья в печку подкладываю, и только потом спросил:

– Почему про свой подвиг не рассказал? Как нас спас.

– Зачем, товарищ командир? – спросил я его.

Он посмотрел на меня с явным удивлением, потом спросил:

– Тебе сколько лет?

– Девятнадцать. Скоро исполнится.

– Хм. Какой-то ты у нас серьезный и хваткий, парень. Совсем не по возрасту.

– Да нет, совсем обычный, – постарался я оправдываться. – Просто много перенести за это время пришлось. Злоба на фашистов внутри накопилась, а она по-другому, по-взрослому, на жизнь заставляет смотреть.

– Я не о том хотел сказать. Как ты смог вычислить немцев, сидящих в засаде?

– Чистая случайность, товарищ командир. Или можно сказать, слепая удача. Случайно заметил мелькнувшее лицо фрица в окне и подумал, что это неспроста. Да и страх за вас был, – продолжал я врать. – Их там двое было. Расположились вольготно и сидели с винтовками. Я их там ножом… Вот и все.

– Я тут говорил с товарищем Стуком, так он сказал, что ты с ножом неплохо умеешь обращаться. Вот только у тебя все больно просто получается. Заметил. Убил. Да еще ножом. Если бы ты их в горячке боя застрелил – другое дело, а ножом работать… тут определенная сноровка нужна. И ведь не врешь, я это чувствую, но при этом явно чего-то недоговариваешь.

Я пожал плечами, что тут говорить. Профессионал, он и в Африке профессионал.

– Ладно. Не хочешь об этом говорить, тогда расскажи мне о себе.

– Зачем это вам, товарищ командир? Или вы меня в чем-то подозреваете?

– Чудак человек, ты нам жизнь спас, как я могу тебя в чем-то подозревать? Просто хочу понять, что ты за человек.

«Так я тебе и поверил», – подумал, после чего изложил коротко свою биографию.

– Студент. ИФЛИ. Известный институт. Слышал о нем. – А затем вдруг неожиданно сказал: – Знаешь, Костя, когда я тебя первый раз увидел, то почему-то сразу подумал о том, что ты парень из интеллигентной семьи. М-м-м… Тут мне еще рассказали, что ты, будучи в плену, трех гитлеровцев положил, а четвертого в плен взял и при этом своих товарищей спас. Было такое?

– Было, но не совсем так.

Он ждал продолжения, но я молчал, тогда он сам продолжил:

– Причем, как оказалось, это были не простые солдаты, а немецкие егеря. Встречаться мне с ними лицом к лицу не доводилось, а вот слышать о них слышал. Матерые звери. Особенно отличились в борьбе с партизанами в Чехословакии и Франции.

– Знал бы, что они такие страшные, уж точно не стал бы с ними связываться, товарищ командир, – пошутил я.

– Шутишь. Это хорошо, – он сказал это так, словно решил закончить разговор, но вместо этого последовал новый вопрос, но уже на немецком языке. – Warst du schon mal in Berlin?

Следующие пятнадцать минут мы говорили на немецком языке.

– Какие еще языки знаешь?

– Французский.

– Хорошо. Очень хорошо.

Эти слова он произнес уже задумчиво, глядя не на меня, а на огонь. Какое-то время просто сидел и смотрел на пламя, потом словно очнулся, посмотрел по сторонам и сказал:

– Тихо-то как, словно и войны нет. Ладно. Пойду я.

Я долго сидел после его ухода, пока не прогорели полностью дрова в печке. Все думал о нашем странном разговоре. В целом «товарищ из Москвы» мне понравился. Спокойный, сдержанный, вдумчивый, но при этом рисковый и отчаянной смелости человек.

«Не кабинетный чекист», – подвел я итог своим мыслям и отправился в свою землянку.

В следующее утро я дал себе поспать, так как прилично вымотался за последние несколько дней. Только поднялся с топчана, надел штаны и вбил ноги в сапоги, как в землянку влетел Семен Шкетов.

– Звягинцев, я тебя по всему лагерю разыскиваю, а ты тут на ухо давишь! Подъем!

– Сема, чего шумишь? Что случилось?

– Тебя командир срочно хочет видеть! Там у него «товарищ из Москвы» сидит.

– Пусть сидят, они свои командирские дела решают. Я-то им зачем понадобился?

– Так они мне и доложились! Короче, одна нога здесь, другая там, – он развернулся, чтобы уходить, но в дверях неожиданно обернулся. – Сегодня суп будет. С мясным приварком.

– Здорово! А то эта овощная болтушка у меня уже в печенках сидит!

С едой в отряде было неважно, да к тому же экономили во всем, так как впереди была долгая и холодная зима.

Стоило мне войти, как сразу наткнулся на испытующий взгляд московского чекиста. За столом, кроме командира, сидели товарищ Град и начальник разведки.

– Старшина Звягинцев по вашему приказанию…

– Садись, старшина.

Я сел на лавку.

– Хвалят тебя.

Я изобразил смущение, пожал плечами. Командир неожиданно поднялся:

– За самоотверженные действия и помощь в выполнении задания, а также уничтожении предателя, внедрившегося в ряды городского подполья, вам, старшина Звягинцев, от лица командования отряда выносится благодарность!

Несколько ошарашенный подобной трактовкой моих действий, я подскочил с места и вытянувшись, воскликнул:

– Служу трудовому народу!

– Молодец! Так и дальше служи! – удовлетворенный моим энтузиазмом подвел итог командир. – Товарищ Сазонов, вы что-то хотели сказать?

Теперь я знал, что у «товарища из Москвы» есть фамилия. Правда, липовая.

– Хотел. И скажу, – при этом он посмотрел на меня и чуть краешками губ улыбнулся. – Хорошие у вас бойцы, товарищи командиры! Правильно вы их воспитываете, но при этом не надо забывать отмечать их боевые успехи, поэтому мне хотелось бы попросить вас представить товарища Звягинцева к награде.

Товарищу Зиме его слова явно не понравились, и я его понимал, так как слова москвича прозвучали скорее как приказ, чем как просьба.

– Идите, Звягинцев, – отпустил меня командир отряда.

Я вышел.

«Вот только почему предатель? Что-то не понимаю я логики товарища Сазонова».