– Нет, но…

– Что «но»?

Джеймс не выдержал и швырнул вилку на стол, отчего кусочки еды разлетелись по прозрачной поверхности. Джил передёрнуло. Джеймс же резко поднялся и направился вглубь столовой. Повисла недобрая пауза, за которую у Джил так и не нашлось смелости обернуться, прежде чем Джим холодно произнёс:

– Что «но», Джиллиан? Давай, договаривай.

– Хватит мною манипулировать, – спокойно сказала она, а в следующий момент вздрогнула, когда ощутила на щеке чужое дыхание.

– Тебе не нравится? – вкрадчиво спросил Джеймс, и на плечи опустились тяжёлые ладони. Они надавили едва ощутимо, но впервые за десять лет брака, впервые за всю свою жизнь Джил стало страшно. Она испугалась мужа. – А каково мне? М-м-м, воробушек? Не молчи, давай расскажи, каково это.

– Я не…

– Нет? – Руки надавили сильнее. – Полагаю, что да. Ты врёшь мне, милая. Врёшь отчаянно и давно. Ты развесила на стенах нашего дома столько лжи, что того и гляди запутаешься в ней сама. Я не слепой и вовсе не идиот, моя дорогая жена… Я чувствую, но пока не могу понять – где. Где тот момент, с которого начался обман. Любовник? Нет… слишком банально для тебя. Твоя стихия – дерзкие выпады и кардинальные решения. «Aut Caesar, aut nihil»7 было написано с обратной стороны входа в твой проклятый кампус. И, чёрт возьми, это всего лишь тупая фраза на латыни, которую ты с чего-то решила сделать девизом своей жизни! Но я не один из твоих идиотов в продавленных креслах Конгресса. Моё терпение велико, но не безгранично. Пришло время найти правду. И в тот момент, когда это произойдёт – берегись. Берегись, потому что пощады тебе просить будет нечем.

– Ты угрожаешь мне? – как можно спокойнее проговорила Джиллиан, но так и не осмелилась посмотреть на Джеймса.

– Информирую. – Он склонился ещё ниже, приласкал большим пальцем левой руки бившуюся на её шее венку и с сарказмом протянул: – Или мне стоит подать официальную петицию? Только скажи…

– Я не понимаю, чего ты хочешь.

Джил чувствовала необходимость сказать хоть что-то, однако в следующий момент Джеймс с силой оттолкнул её от себя, и рёбра больно врезались в твёрдый край стола.

– Ну, разумеется! Десять лет уже не понимаешь и, похоже, даже никогда не хотела понять, – воскликнул он и со всей силы врезал кулаком по жалобно зазвеневшей столешнице, затем на мгновение замер, поджал усыпанные веснушками бледные губы и вдруг двинулся прочь из комнаты.

– Если что-то не устраивает, ты всегда можешь позвонить нашему адвокату, – не выдержав, зло крикнула вслед Джиллиан и потёрла ушибленный бок. А Джеймс резко остановился, когда услышал эту опасную, глупую браваду.

– Боишься? – Он оглянулся, чуть прищурился и растянул рот в жёсткой ухмылке. Его всегда столь аккуратно уложенные волосы растрепались, словно отражали весь хаос царивших внутри эмоций. – Бойся, Джиллиан. И знаешь почему… Нет? Сказать? Потому что ты так и не опровергла ни единого моего слова!

В тот вечер Джим ушёл на несколько часов. Джил не знала, где он был и что делал. Сидел ли под дверью, поехал к друзьям, на работу, слонялся по городу… Она оказалась даже не в силах предположить. Просто сидела за накрытым столом и смотрела на движение стрелки по белому циферблату бесшумных часов. Джиллиан честно пыталась найти в себе хоть какие-то проблески сожаления или стыда, но не могла. Ни одной капли эмоций, чтобы упасть на колени и до стёртых в кровь губ молить Джеймса о прощении. На плечах будто ещё ощущалась тяжесть рук, что давила к земле, не позволяя выпрямить спину. Но время шло, и когда тело напомнило о себе подкрадывающейся ломотой, Джил поднялась и шатко одолела двадцать три шага до ванной. А там… привычные капсулы, прохладный пол и мир, что принудительно вернулся в свою колею.

Только глубоко за полночь раздался тихий щелчок замка и тяжёлые шаги мужа. Где-то внутри вновь зашевелился страх, но вот под весом Джеймса прогнулся матрас, а комнату наполнил аромат крепкого алкоголя. Больше ничего. Джим не попытался ни обнять, как случалось раньше, ни с чувством удовлетворения огладить изгиб бедра, зарывшись носом в разметавшиеся по подушке волосы. Нет. Они лежали по разные стороны супружеской кровати и были удивительно далеко друг от друга в ограниченном пространстве их спальни.

На следующий день Джим уехал. Он ничего не сказал, не попрощался, даже не предупредил, как долго его не будет. Сквозь шум льющейся в ванной воды Джиллиан уловила звук захлопнувшейся двери, а потом дом погрузился в молчание.

И вот теперь Джил тонула в бесконечном болоте ожидания. Она не представляла, что будет, когда Джеймс вернётся. Действительно ли он что-то знал или только подозревал? Джиллиан вертела на безымянном пальце голубой бриллиант и гладкий обод второго кольца, а сама мечтала сорвать оба прочь, выкинуть и малодушно сбежать от затягивавших в своё жерло проблем. Трусиха. Господи, она всегда была такой трусихой!

Однако какими бы ни были её проблемы, работа оставалась работой. А потому в переизбытке синтетической энергии Джил кружила по комнате, орала по видеосвязи на ни в чём не повинных коллег и медленно сходила с ума от бездействия. Вот уже третий день она с нарастающим раздражением слушала непрерывный бубнёж одной половины команды и щелчки телевизионного пульта другой. А время шло. Пока Вашингтон пытался пережевать снег железными челюстями грейдеров и с трудом проглотить огромные комья сугробов, мир неумолимо бежал вперёд. Ей давно следовало слетать в Иллинойс, вспомнить ненавистные улочки Спрингфилда и попытаться найти тропинку к самому скрытному орешку у демократов. Следовало навестить в Чикаго общих знакомых, быть может, потрепать немного Лероя или парочку словоохотливых журналюг. В общем, дел было много, однако Джил оказалась прикована к засыпанной снегом столице. Она не могла даже дозвониться до Рида – указанный в папке номер самозабвенно молчал.

Оторвавшись от очередного бесцельного созерцания окна, Джиллиан с силой шарахнула по стене, поморщилась от боли в ладони и схватила телефон – в чат отправилось короткое сообщение. К чёрту. Клейн не будет утешаться её отговорками.

«Через час в офисе. Мне нужны все»

Мало кто знал, но команда лоббиста – это тот самый ключ, которым можно было открыть любую дверь. Именно от этих нескольких человек зависела правдивость и точность полученных сведений, на которых строился фундамент софистики, а потом и грандиозные планы. И собранная за эти годы команда не была исключением. Джил искала их повсюду. Тащила с университетской скамьи, выдирала зубами у менее ловких, перекупала, вербовала, обучала, критиковала. Ещё не остыла бумага на копии её рабочего договора с агентством, как она бросилась на поиски тех самых людей. Тех, кого за пять лет взрастила в самых умных чудовищ. Джиллиан не прощала ошибок, не входила в положение и не обращала внимания на данные прозвища, однако до пены у рта защищала, когда кто-то из них оступался. Да, её не любили. Но игра, которую вела Джил, грела их эго и оттачивала до совершенства инстинкты. В конце концов, каждый из них тайно мечтал попасть в большую политику. Однако с началом проклятого снегопада даже этих пираний настигла апатия.

Офис был ожидаемо пуст. Кинув в первое попавшееся кресло влажное от снега пальто, Джиллиан прошла в переговорную, где с нездоровым наслаждением принялась оттирать руки антибактериальными салфетками. В столичном метро было слишком много людей и слишком много чужих бактерий, чтобы Джил могла спокойно это перенести. Её подташнивало всю дорогу.

Включив кофемашину, она села в неудобное кресло, что стояло во главе длинного стола, и заученным до автоматизма движением вытащила из кармана невзрачную пластиковую упаковку тёмно-коричневого цвета. Этикетка с неё была давно и самым тщательным образом содрана. Ловко подцепив коротким ногтем пластиковую крышку, Джиллиан вытряхнула на ладонь две капсулы и одним движением отправила в рот концентрированный яд. Всё-таки запивать стимулятор стимулятором весьма извращённый способ свести счёты с жизнью. Или психикой… Интересно, как давно у неё зависимость? Впрочем, какая разница, покуда заводная кукла внутри Джил не бьётся в психозах и не ловит галлюцинации.