Ванька предпочёл всему.
И возможность эта вскоре,
Вдруг, представилась ему.
Но не будем торопиться,
Рассыпая слов горох.
Спешка ведь, как говорится,
Хороша при ловле блох.
Мне же вовсе не пристало
Вторить прихоти стиха,
И скакать куда попало,
Как голодная блоха.
Для меня порядок в деле,
Слаще мёду и халвы…
Чуть, гляди, не проглядели
Окончание главы.
Страдание третье
Вот пишу я небылицы
Тонким пёрышком в тетрадь,
А до моря от столицы
Вовсе не рукой подать.
Чтоб обжегшись об медузу,
Непотребно голосить,
Надо сутки по Союзу
Бывшему поколесить.
Дорогущие билеты
Прикупив в СВ-вагон,
Атаман с Иваном в лето
Начинали свой разгон.
Поезд плавно припустился
Жернова вращать свои…
Атаман перекрестился:
«Ну, Господь, благослови!»
После паузы короткой,
Как-то, вдруг, само собой,
Появились рюмки с водкой
И закуска на убой.
Атаман слегка погладил
Барельефность хрусталя,
И сказал: «Не пьянства ради,
А скорей здоровья для.»
Вслед за поглощённой первой
Пропустили по второй.
«Мир – бардак, все бабы – стервы!» -
Подытожил наш герой.
Атаман с досады крякнул
И в ответ сказал: «Сынок!
Ты, прости, конечно, вякнул,
Как серпом про между ног!
Ты вот Ванька славный малый,
Только всё одно – дурак!
В жизни ты ещё, пожалуй,
Знать не знаешь, что да как.
А тем более, чтоб женщин
Ты при мне не поносил.
Женщина, она не меньше,
Чем богиня на Руси!
Да печальней бабьей доли
Нету повести в веках…
Станешь стервой поневоле
При таких то мужиках!
Что ты смотришь изумлённо?
Ход реальности таков,
Что на двадцать миллионов
Подходящих мужиков
Миллион торчит от «дури»,
Превратив мозги в желе:
Часть покамест травку курит,
Часть давненько на игле.
Миллион гниёт на зоне:
Кто за дело, кто – за так.
Что поделаешь, в законе
Нынче полный кавардак.
И, конечно, как обычно,
Полагается учесть
Алконавтов горемычных
Миллионов пять иль шесть.
Вижу, Ванька, эти речи
Впрямь тебе не по душе.
Согласись, что недалече
Мы ушли от алкашей.
Вот сидим, вкушаем водку,
Заедая огурцом» –
Атаман, взглянув на «сотку»,
Искривился всем лицом. –
«Ну, когда ж мы этой дряни
Обопьёмся, наконец.
Ведь у нас же всё по пьяни:
И в тюрьму, и под венец.
Так что, Ванька, бойся Бога,
Баб винить во всех грехах!
Корень зла то неглубоко –
В нас с тобою, в мужиках!
Русских женщин ценят в мире
Хоть те немец, хоть еврей.
Наши бабы сердцем шире
И фигурою добрей!
Эх! Бывало в оно время
(Ты то не был и зачат)
Чуб взъерошишь, ногу – в стремя,
И на ферму до девчат.
Что греха таить охочим
Я до девок был всегда…
Где ж вы пламенные ночи,
Молодецкие года».
Атаман усы пригладил,
Вилкой колбасу поддел,
И в свое былое глядя,
На глазах помолодел. –
«Знаешь, как-то на Урале,
Я решал свои дела.
У меня такая краля
Полюбовницей была.
То ли Лера, то ли Вера,
Позабыл. Не обессудь.
Но, что пятого размера
У неё имелась грудь,
Это, братец, также точно,
Как и то, что ты – дурак!
Я такой фактуры сочной
Сам не ожидал никак.
Вот гляжу, само собою,
Я на этот урожай.
А в башке: «Орудие к бою!
Боевыми заряжай»!
Мыслю: «Как бы затесаться
В окруженье «аки тать»?
А она: «Вы записаться,
Или просто почитать?»
Да, Иван, библиотека –
Это не халам-балам!
Для любого человека
Самонаипервейший храм!
Я поближе наклонился,
Взгляд ответный подловил,
И сказал: «Я б насладился
Книгой о большой любви!»
Вижу, между нами искра
Проскользнула, как гюрза.
Лера-Вера тут же быстро
Отвела свои глаза,
Мягко бюстом покачнула…
Колебанья сосчитав,
Я вздохнул. Она вздохнула:
«Вот. Читали?» – «Не читал!»
И хоть я тогда, признаться,
Был начитан кое-как,
Смог, однако, догадаться, –
Мопассан – хороший знак.
Больше всё же по наитью
Я ловил тогда момент.
Дело близилось к закрытью,
Опустел абонемент.
Я сидел, как на иголках,
Озабоченный весьма,
А она пошла по полкам
Книг рассовывать тома.
– Может, вам помочь, хотите?
Может, я на что сгожусь?
– Есть желанье, помогите.
Так и быть не откажусь.
Вслед за нею книжек стопку
Я носил, лишаясь чувств,
То оценивая попку,
То колышущийся бюст.
И уже совсем не чаял
Напроситься к ней на чай,
Но она сказала: «Чаю
Не хотите ль невзначай».
Чай с малиновым вареньем
Мысли томные будил,
Провоцируя горенье
Нестерпимое в груди.
Возбуждённый выше нормы,
Я вспотел до потрохов,
Жадно впитывая формы
Вместе с запахом духов…»
Атаман едва заметно
Воздух потянул сильней,
Уловить пытаясь тщетно
Аромат далёких дней.
Ванька продолженья жаждал,
А верней сказать, конца.
Любопытственная жажда
Донимала молодца.
«Что там дальше? Что там дальше?» -
Ванька пауз не терпел,
Но рассказчик, вдруг, без фальши
Мелодично захрапел.
«Спит!» – Иван вздохнул досадно –
«Вот ведь старый аморал
Понаврал! Но как же складно
И забористо наврал!»
На столе оставив свинство,
Рассудив: «А на фига»,
Ванька ощутил единство
Головы своей и сна.
И всю ночь, как та химера,
Что коварнее всего,
Грудь огромного размера
Ускользала от него!
Страдание четвёртое
Утро выдалось на диво
Омерзительным, увы.
Оба поправлялись пивом,
Боль гоня из головы.
Атаман кряхтел и охал,
Требовал холодных щей.
Ваньке тоже было плохо,
Хуже некуда вообще!
