Александр Грицан
Ивановы страдания
Посвящается
Разлюбезной жене Светлане
и милым моему сердцу друзьям
Ивану и Рае Антоненко
Вступление.
Ох, не времечко, не время.
Былью бередить народ.
Враз, гляди, проломят темя,
За правдивый оборот.
Обойдёшься с кем не лестно,
Упекут навечно в глушь.
Сказка тем и интересна –
Молоти любую чушь.
Можно гнусно выражаться
И устраивать бардак.
Да и как тут обижаться,
Ежли сказочник – дурак!
Дураку закон не писан,
Так что дайте только срок,
Каждый в сказочке описан
Будет с головы до ног.
Ой, Рассеюшка, Рассея!
Покосившийся плетень.
Кто, да чем тебя не сеял,
А растёт одна лишь хрень.
То ли сглаз, какой в народе,
То ли порча? Не пойму!
И народец умный, вроде,
А живёт не по уму!
Раньше как? Трудись на славу,
Да не покладая рук!
А теперича халяву
Полюбили все вокруг.
Кто попортил наше племя?
То ль кислотные дожди,
То ль неправедное время,
То ль беспутные вожди?
Может быть канцерогены,
Да безмерное питьё
Погубили наши гены,
Испоганили житьё.
Где душевность? Где культура?
Под хвостом они у пса!
Что взамен? Взамен халтура,
Шоу-бизнес, да попса.
Всё в мечтах об изобилии
Мы проводим битый час.
А вот Боженьку забыли,
Вот и он забыл о нас.
Я же, не поддавшись лени,
Весь в смирении и любви,
Припадаю на колени:
«Господи, благослови!
Всё, Владыка, в твоей воле,
Пособи же мне в одном –
Написать смешней о боли
И больнее о смешном».
Страдание первое
Велика моя держава,
Широка моя страна.
Сверху вниз, да слева вправо
Не измерить ни хрена.
Да и надо ль её мерить,
Всё равно ведь не обнять.
Нам в Рассею нужно верить,
Раз уж не дано понять.
Разудалые просторы,
Злато нив, да синь озёр,
Солнцем залитые боры,
Пики величавых гор.
Всем богата мать-землица.
Всем горазда угодить.
Тут бы в пору расселиться,
Да детишек наплодить.
Отчего не жить народу
Припеваючи в стране?
Но народ от года к году
То в похмелье, то в овне.
Вот в такой стране прекрасной,
В лучшей, так сказать, из стран,
Незаслуженно несчастный
Жил певец Иван Дюран.
Ликом не благообразен,
Статью же не обделён.
Словом, и не безобразен,
Но и не Ален Делон.
Волос тёмный, нос нормальный
Без горбинки, не кривой.
Лоб высокий, взгляд нахальный,
Подбородок волевой.
Уроженец Волго-Вятский,
Неприученный грустить,
Он умел по-залихватски
Песни петь, да водку пить.
Ловко шпарить на баяне
Научил его отец,
Сам не ведая, что в Ване
Спит недюжинный певец.
Вроде бы и голос слабый,
Но он так им подвывал,
Что растроганные бабы
Шли за ним на сеновал.
Мужики за это били,
Но не сильно – музыкант!
Так, по своему, любили
Ванькин певческий талант.
Ведь никто не мог, хоть тресни,
Окончательно понять,
Как вот так, простою песней
Прямо до нутра пронять.
Душу вынуть без остатка,
Развернуть, потом свернуть.
Чтоб могла душа-загадка
Посмеяться и всплакнуть.
Свадьба или новоселье,
Новый чин, иль юбилей,
Всюду слышно сквозь веселье:
«Ванька, пой!», да «Ванька, пей!»
Так и спился бы, бедняга,
Весь бы выгорел дотла.
Почитая, почти что, брага
В жилах Ванькиных текла.
На удачу, не иначе,
Когда был певец не пьян,
Встретился ему казачий,
Но без войска, атаман.
Он и сам порою смело
Рвал меха, да мял лады.
Пел истошно, то и дело
Добавляя: «Ёхайды!»
Внешне, вроде, полный дурень,
Но внутри большой хитрец.
Он образовал свой курень
В стольном городе – Москвец!
Кем в столице атаманил
Атаман, Иван не знал.
Но, видать, была в кармане
Атамановом казна.
Что там деньги. Вот искусство
Атаман ценил всерьёз.
Не скрывая в тайне чувства,
Не стесняясь горьких слёз,
Поднимал он рюмку с водкой
За талант, само собой.
Да орал лужёной глоткой:
«Ванька, пей!», да «Ванька, пой!»
Взяв с утра опохмелиться
Пару ящичков пивца,
Атаман повёз в столицу
Волго-вятского певца.
Опохмел – святое дело.
Сам себе сказав: «Держись!»,
Наш герой легко и смело,
Зачеркнул былую жизнь.
После выпитого пива
Жизнь казалась хороша.
И в мечтах неслась красиво
Похмелённая душа.
Не приемля, что бывает
Иногда всё вкривь, да вкось.
Душу русскую ласкает
Непременное «авось».
Сладится, авось, срастётся,
Всё, что раньше не срослось.
Вряд ли посильней найдётся
Вера, нашего «авось»!
Проскользнула иномарка
Сквозь еловые столбы…
Задремал Иван, подарка
Ожидая от судьбы.
Эх, судьба, судьба-злодейка
Объегорит, как пить дать.
По всему видать – еврейка.
Стерва – по всему видать.
Человеческая доля
Извернулась крендельком.
Где встречают хлебом с солью,
Где увесистым пинком.
Где – перинка, где – ухабы!
Не уйти нам от судьбы.
Кабы ведать! Знать бы кабы!
Словом, кабы, да кабы.
Поскакала жизнь людская
Скособоченным мячом…
Ванька спал, слюну пуская
Атаману на плечо.
Страдание второе
Стольный град гудел, как улей,
Надрывая голоса.
Телебашни, как ходули
Утонули в небесах.
Затхлым духом обдавая,
Звонкой денежке взамен,
Поглощал людей, зевая,
Жадный Метрополитен.
Пухли улицы, бульвары,
Словно вены на ногах.
Транспорт всякий: новый, старый
Тарахтел, гудел и пах.
В этом смрадном изобилье
Злобно зыркал красный глаз,
Тормозя автомобили
Много, много, много раз!