— Или это всё останется здесь и никогда не выйдет за пределы этой квартиры, — прошептал Мамору, разрушая атмосферу тишины, и ласково погладил Усаги по спине, словно бы извиняясь за своё развратное поведение: Усаги сидела у него прямо на коленях и могла прекрасно чувствовать, как она влияла на него. — Уса, я…

Договорить ему не дали. Собравшись с духом и прижав ладонь к его губам, Усаги подняла на Мамору голову и, робко улыбаясь, спросила:

— Если это всё останется здесь… Скажи, могу ли я прийти и завтра?..

========== Ю — Юката ==========

— Тебе очень идёт эта юката{?}[Юката — традиционная японская одежда (разновидность кимоно), представляющая собой летнее повседневное хлопчатобумажное, льняное или пеньковое кимоно без подкладки. Может быть как простой (надевают дома, после ванны), так и нарядной.], — улыбнулась Рей, поправляя оби{?}[Оби — широкий пояс, надеваемый вместе с кимоно и юкатой (и другими видами подобной традиционной японской одеждой).] на талии Усаги. — Только не сутулься, спину выпрями, а то похожа на бабульку старую, — пожурила она подругу, несильно ударив её по спине, чтобы Цукино выпрямилась.

Усаги, недовольно скривившись, вытянулась в струнку, напряжённо держа спину ровно; плечи она постаралась максимально отвести назад, на что Рей только шикнула:

— Но до такой степени переусердствовать не нужно, дурочка.

— Сама такая, — Усаги показала Хино язык и повернулась к зеркалу, разглядывая себя.

Бежевая юката, разукрашенная золотистыми нитками, больше походила на кимоно{?}[Кимоно — традиционная японская церемониальная одежда, предназначенная исключительно для важных мероприятий.], правда, не была такой же тяжёлой, наоборот, она приятно холодила кожу — самое то в нынешнюю аномальную жару.

В это лето, отличившееся своими небывало высокими даже для Японии температурами, Мотоки и Рейка решили, наконец, связать себя брачными узами: спустя столько лет-то. Усаги и её подруги успели даже закончить школу, прежде чем эти двое соизволили, наконец, поменять свои почти извечные статусы «жениха и невесты» на более короткие «муж и жена».

Свадебную церемонию влюблённые захотели провести, соблюдая все традиции, поэтому все гости также были обязаны одеться по «дресс-коду». Но из-за жары кимоно всё же решили заменить на юкато — хотя бы для гостей. В своём решении надеть кимоно Рейка была непреклонна, и Мотоки пришлось дать своё согласие на подобный костюм и для него.

— Что ж, церемония начнётся через пару часов, мне нужно идти всё подготовить, — Рей в последний раз оглядела Усаги и довольно кивнула; она достала из сумки небольшой мешочек и положила его на тумбочку. — Вот, это украшение для волос, у всех девушек оно должно быть в причёске.

Усаги вытряхнула из бархатного мешочка на ладонь несколько шпилек, основание которых венчали красивые металлические цветки лотоса; она не удержала восхищённого вздоха, пальчиками касаясь обманчиво нежных лепестков.

— С этим я справлюсь, — заверила она Рей.

Когда дверь за подругой с шорохом закрылась, Усаги отложила украшение в сторону и прошла к занавешенному окну: чтобы в помещении сохранялась прохлада, а работа кондиционера не была напрасной, было решено и днём не раскрывать шторы. И всё же Усаги выглянула наружу, любуясь ярким солнечным днём.

Церемонию Рейка и Мотоки вздумали проводить за городом, где жара переносилась чуточку лучше, чем в душном и пыльном городе: дядя Рейки как раз работал в одном из таких уединённых храмах. Однако накануне свадьбы он заболел, и Рей, как мико, вызвалась провести церемонию сама. Никто спорить не стал, и Хино теперь суетилась, как заведённая.

Ещё несколько часов до начала у Усаги было, чтобы привести в порядок волосы и сделать более-менее подходящую под праздник причёску, но когда она вернулась к зеркалу, руки сами потянулись накручивать привычные оданго.

И тут в дверь постучали.

— Войдите, — без задней мысли крикнула она, прикидывая, как бы закрепить заколки с лотосом так, чтобы они не выпали.

— Оданго, ты серьёзно? — раздался с порога до чёртиков знакомый голос, и Усаги замерла, осмысливая происходящее.

Через секунду она резко обернулась, гневно взирая на Мамору, который плечом подпирал дверной проём; красивые губы изогнулись в добродушной то ли усмешке, то ли издёвке.

— Что ты тут делаешь? — проворчала Усаги, поворачиваясь обратно к зеркалу и снова возвращаясь к причёске. Только лишь бы не видеть этого бака в этой чёрной юкате, которая Мамору, бесспорно, шла: выглядел он в ней чертовски сексуально. Интересно, он не сварится в ней в первые же минуты пребывания на солнце? Впрочем, церемония начнётся только в четыре часа дня, когда лучи будут не так сильно жарить, однако это не отменяло летней духоты.

— Пришёл тебя проведать. Нельзя?

Усаги в отражении видела, как Мамору легко оттолкнулся от стены и прошёл внутрь, присел на её футон, продолжая во все глаза рассматривать её. Он что, как будто никогда не видел, как она оданго свои крутит? Кажется, на той неделе было дело — раза два точно.

— А если бы я тут неодетая была? — Усаги грозно покосилась на Мамору, на что тот только фыркнул:

— Я тебя умоляю, на прошлых выходных тебя это совершенно не смущало.

— Пошёл ты, хентайщик чёртов!

Схватив первое, что попалось под руку (этим «чем-то» оказался лак для волос), Усаги запустила им в Мамору, однако негодник умудрился увернуться, и баллончик с громким «Звяк!» ударился о стену.

— Ай-яй-яй, зачем вещами-то швыряться, — прицокнул языком Мамору; он потянулся за несчастным лаком и вытащил его из-под занавески, куда ему не посчастливилось закатиться. — Так ведь и прибить можно.

— Ты сам нарываешься, дорогой мой, — съязвила Усаги, показав Чиба язык.

— Я лишь констатирую факт, дорогая моя, — в тон ей ответил Мамору.

Поднявшись с футона, он приблизился к сидящей у зеркала Усаги и, вернув баллончик на законное место, не преминул дразняще провести пальцами по талии Усаги и слегка дёрнуть за бантик на оби. Усаги шикнула на него, на что Мамору только рассмеялся и, ласково чмокнув её в висок, вернулся на футон.

Изо всех своих жалких сил Усаги старалась не покраснеть от этого, казалось бы, невинного поцелуя. Она не знала, как назвать то, что происходило между ними в последние полгода: они никогда не говорили об их неоднозначных отношениях — вроде бы всё было как всегда, однако в запале очередной их ссоры Мамору не нашёл ничего лучшего, чем заткнуть её поцелуем, первым, чёрт возьми, в её жизни поцелуем. Разумеется, за это он получил своё — Усаги почти неделю с ним не разговаривала. Но в итоге сама не выдержала этого своего «маленького бунта», и инициатором их второго поцелуя стала она же.

Усаги не знала, могла ли она назвать Чиба Мамору своим парнем — они никогда не говорили об этом. Но ей ужасно приятно было знать, когда она, притворяясь спящей, краем уха подслушала разговор Мамору: он явно послал кого-то далеко и надолго, ссылаясь на то, что весь вечер и последующий день у него распланировано очень важное и неотлагательное дело. Хотя они с Усаги тогда лишь смотрели целыми днями фильмы, обнимаясь на диване в его гостиной, и лениво жевали заказанную пиццу.

— Итак, ты не ответила на мой вопрос, — голос Мамору ворвался в её думы, разметая в пух и прах все мысли. — Сегодня праздник, а ты — снова оданго?

— Пойди попробуй изобрази что-то ещё с моими-то волосами, — вздохнула Усаги. — Они слишком длинные для стандартной причёски для кимоно, а обрезать их мне кое-кто не даёт, и я даже знаю кто.

Она недовольно ткнула пальцем в его сторону, напоминая об одном их разговоре, когда Усаги случайно обмолвилась о том, что хотела бы подстричься, а Мамору, не одобривший эту идею, весь вечер не выпускал её из объятий, уткнувшись при этом в золотой шёлк растрепанных волос.

— Понятия не имею, о чём ты, — невинно отозвался Мамору. — А для нестандартной причёски? Ведь и ты не в кимоно.