Мамору сидел в тени кустов и, щурясь, изучающе смотрел на Усаги. На коленях он держал планшет и задумчиво чесал затылок карандашом. Интересно, Мамору вообще в курсе, что пребывание на траве в строгой одежде — и любой другой вообще — чревато появлением некрасивых зелёных пятен на ней?

— А ты чего тут делаешь? — спросила Усаги, покачиваясь на носочках.

Молча, Мамору показал ей планшет с пустым белым листом. Видимо, он собирался зарисовать что-то поистине потрясающее, но Усаги пришла и сбила весь настрой. Она даже обернулась, гадая, не испортила ли пейзаж, который, возможно, Мамору и собирался запечатлеть в карандаше. Но ничего толком стоящего не обнаружила — деревья и кусты точно такие же, как и везде.

— Кризис творческий? — деловито осведомилась Усаги и осторожно подошла поближе.

Помедлив, она присела рядом, поправляя длинную светло-фиолетовую юбку. Если уж Чиба не страшился испачкаться, то и она не будет противиться романтичным посиделкам под деревьями. И Мамору тут вовсе не при чём.

— Нет, — он подозрительно покосился на неё. — Просто идей ни одной.

— А зачем тебе вообще всё это? — Усаги задумчиво поглядела на пустой лист. — Никогда бы не подумала, что ты увлекаешься рисованием…

— Задание по спецкурсу, — как будто неохотно отозвался Мамору.

Краем глаза Усаги видела, что он продолжал внимательно рассматривать её, словно видел впервые в жизни. Она придирчиво, чтобы только Мамору не заметил, оглядела себя, пытаясь, понять, что в ней не так. Зеленый кардиган поверх чёрной водолазки — что в этом могло быть такого? Но стоило только ей заметить, в какой именно одежде был сегодня Мамору, всё встало на свои места.

Чиба усмехнулся, в синих глазах загорелся хитрый огонёк. Усаги фыркнула, чувствуя, как начали гореть щёки.

— Не придирайся!

— Я ничего даже сказать не успел, — весело парировал он и наконец стал изучать ближайшие веточки кустов.

Усаги тем временем не сводила глаз с его красивого профиля, нахмуренных бровей и складки на лбу. Мамору от скуки грыз карандаш и явно не торопился с выполнением домашнего задания. Впервые в жизни она видела его таким несобранным и расслабленным, не знающим, что делать дальше и как жить вообще.

Конечно, Усаги преувеличивала. С вероятностью в девяносто девять целых и девять десятых процента он даже и не думал о чём-то подобном. Но Усаги часто грешила «додумыванием» за других людей, из-за чего много раз попадала впросак. Бывало, накрутит там себе чего-нибудь, обидится на это и ходит потом весь день, как в воду опущенная. А на деле — человек даже и помыслить о плохом не позволял себе.

У них с Мамору, к слову, была идентичная ситуация.

— Как ты думаешь, что это? — вопрос резко вырвал Усаги из размышлений о законах бытия, потому посмотрела она на Мамору недоуменно и крайне подозрительно.

— Про что «это»?

— Вот это — что за растение? — он кивнул на неподалёку растущий куст с белыми цветочками.

Усаги безразлично пожала плечами. Куст как куст. Да, красивый, и аромат — очень сладкий и нежный, которым можно наслаждаться сколько угодно. Но она не биолог, чтобы знать тысячу тысяч растений в округе.

— Ну, даже мыслей никак нет?

— Не знаю, — огрызнулась Усаги и отвернулась. — Чего пристал? — пробубнила она недовольно.

— Эх ты…

Мамору так и не стал озвучивать, что там с ней не то. Усаги лишь услышала, как зашуршала трава, словно кто-то поднялся на ноги. Она повернулась и увидела, как Мамору приблизился к растению, негромко пробормотал ему какие-то слова, аккуратно оторвал небольшую веточку и вернулся на место. Усаги заинтригованно за ним наблюдала. Интересно, зачем Мамору понадобился таинственный кустарник?

Он сел обратно и осторожно прикоснулся пальцами к нежным лепесткам.

— Это жасмин, — пояснил он и взглянул на Усаги. — Говорят, он может подарить удачу.

Мамору замолчал, не вдаваясь в подробности других особенностей этого цветка. Он лишь мягко улыбнулся — Усаги никогда не видела его таким спокойным и расслабленным — и, словно невзначай, спросил:

— Позволишь?

Он бросил быстрый взгляд на причёску Усаги, размышляя, чего именно не хватало образу Оданго для стопроцентного совершенства. Она вскружила ему голову, когда появилась перед глазами в одежде, цветовая гамма которой почти идентично совпадала с его собственной. Вот только всё равно чувствовалось что-то незаконченное, неправильное. И, глядя на веточку жасмина в руках, Мамору подумал, что вот оно! То самое, недостающее звено.

— Что ты хочешь сделать? — она уже не смотрела него так настороженно, как до этого. Усаги просто было любопытно, только и всего. — Мамору?

Оторвав пару листьев, он аккуратно закрепил жасмин в волосах Усаги и слегка прищурился, критично оглядывая получившуюся «композицию». Цукино покраснела под столь пристальным взором, но ничего не сказала, лишь смущённо сжимала пальцами шероховатую ткань юбки.

— Вот так хорошо, — кивнул Мамору и, улыбнувшись, взялся за планшет и карандаш. — Ты не возражаешь? — спросил он, кивнув на письменные принадлежности.

Усаги на мгновение задумалась. Мамору не стал бы просто так её рисовать, верно? К тому же ей было ужасно любопытно поглядеть на результат. Первый и последний раз Усаги позировала для картины одной известной художницы, вот только в итоге образ принцессы на холсте лишь смутно напоминал ту, которая столько часов позировала Юмеми. И, по иронии, тогда с ней тоже был Мамору. Вот только сейчас он предстал в другом качестве, чем до этого.

— Оданго?

Усаги скромно улыбнулась и расположилась поудобнее, откинувшись спиной на ствол дерева, что росло неподалёку.

— Рисуй, — кивнула она.

Мамору добродушно усмехнулся и принялся за работу. Он бросал на неё короткие взгляды, чтобы выхватить ту или иную черту лица, но Усаги всё равно краснела. Внутри разливалось приятное тепло, щекотавшее душу и словно греющее сердце. Она не понимала, что это, но когда их с Мамору взоры пересекались, Усаги забывала каждый раз дышать.

Спустя час или два таких мучений работа, наконец, была завершена. Когда Мамору кивнул ей и сказал, что «Всё», Усаги опрометью бросилась к нему, жадно вглядываясь в рисунок на бумаге. Резкие, то длинные, то короткие росчерки очень живо показывали изображённую на листе девушку, и Усаги внимательно рассматривала саму себя. Неужели она и впрямь была так хороша, как её нарисовал Мамору?

— Не знала, что ты так красиво рисуешь, — Усаги с превеликой осторожностью прикоснулась к наброску, кожей ощущая шероховатость бумаги и следы грифеля на ней. — Словно настоящая… — она очертила пальцами нарисованный цветок в волосах, а потом дотронулась до жасмина на собственной голове.

— Когда есть вдохновение и работа тебе по-настоящему нравится — всё спорится, — туманно отозвался Мамору, зачарованно глядя не на рисунок, а на саму Усаги, трепетно прижимавшуюся к нему всем своим соблазнительным существом.

— У меня так почти никогда не бывает, — словно невзначай произнесла она и вдруг испуганно замолчала, подняв на Мамору полный смущения взгляд. — Почему я?

Он молчал какое-то время, с превеликой осторожностью поглаживая нежные, слегка шершавые от ветра щёки. Усаги чувствовала дрожь во всём теле, её словно магнитом тянуло к Мамору, хотелось обнять и никуда-никуда его не отпускать. Странные, несуразные и эгоистичные мысли, но что она могла с этим поделать? Она замерла, затаив дыхание, боясь, что сможет спугнуть неожиданный момент их совместного спокойствия.

Очертив большим пальцем девичьи губы, Мамору наклонился и коротко поцеловал Усаги — не мог устоять перед её невинной красотой и невозможно притягательными глазами цвета неба.

— Потому что это ты.

И улыбнулся.

Комментарий к Ж — Жасмин

**Жасмин**. Цветок-афродизиак. В странах Востока жасмин считается символом страстной любви. В Индии его называли лунным светом любви. Считается символом Луны и ночных тайн, чистоты и женственности. Он обладает колдовской силой, даря привлекательность и удачу.