Она злилась, ужасно злилась: на Мамору, на себя и собственную доверчивость. А ведь он говорил настолько убедительно, что Усаги в самом деле поверила. Но больше она не будет воспринимать всерьёз его глупые, лживые слова.
— Дурак совсем!
Мамору добродушно усмехнулся и покачал головой
— Это ты глупышка. Вроде бы знаешь наизусть всю мангу и аниме, а шутку от правды отличить не можешь. В самом деле — дурёха!
От его правдивых, а потому и жалящих слов Усаги покраснела. Она чувствовала, как горели щёки под пронзительным взглядом синих глаз, но не могла взять себя в руки. Слишком уж пристально и внимательно Мамору смотрел на неё, изучал, словно видел впервые в жизни.
— Да пошёл ты! — огрызнулась Усаги, еле сдерживая слёзы, и, развернувшись, хотела уже уйти прочь, как её схватили за руку и крепко прижали к мужской груди. — Ты чего вытворяешь! П-пусти!
Горячие губы коснулись её уха, а внутри всё словно перевернулось с ног на голову. Сердце забилось чаще, а ноги предательски задрожали от одного только тона его хрипловатого голоса. Усаги не оставляла попыток вырваться, но теперь делала это вяло и неохотно.
— Всё, успокойся, — мягко прошептал Мамору. От его тяжёлого дыхания в голове всё смешалось, и Усаги невольно расслабилась.
Она не понимала, чего он хотел добиться этой неожиданной лаской. Они никогда — никогда — не говорили так и не стояли. Усаги спиной чувствовала, как мерно вздымалась его грудь, ощущала мужские руки на своей талии и понимала, что для них это в самом деле было очень необычно.
— Дурак ты, — всхлипнула она, а Чиба негромко рассмеялся.
— Не менее дурак, чем ты.
— Так не говорят! — Усаги обиженно пихнула его в бок. — А ведь ещё меня поучает, как правильно, а как нет. Сам-то!
Мамору ничего не ответил, только коротко поцеловал в висок и разжал объятья. Усаги резко развернулась к нему, отступая назад на пару шагов; голубые недоумевающие глаза встретились с хитрыми синими, и мир вокруг на мгновение как будто испарился, исчез или просто прекратил своё существование. По спине прошёлся холодок, и Усаги поёжилась, но вовсе не от ужасающего душу чувства. Скорее от чего-то непонятного, что заставляло кусать губы в предвкушении и ждать продолжения. Но вот только — чего?
Аура, окружавшая Мамору, еле заметно трепетала, однако Усаги теперь могла видеть её. Стоило только ей прикоснуться к нему и на мгновение впустить в собственную душу.
Они смотрели друг другу в глаза, словно безмолвно общались таким образом. Но ни одна, ни второй не понимали, что хотел сказать им вынужденный собеседник, и это удручало.
— Ты не демон Тёмного королевства, — наконец сказала Усаги, понимая, что надо сказать хоть что-то, обличить мысли в слова. — И не йома. Но и не человек.
— Нет, — красивые губы Мамору растянулись в ехидной усмешке.
Он стоял прямо напротив неё, слегка щурился, но не выглядел враждебно. Аура вокруг дрожала и переливалась приятным тёплым светом, словно приглашая Усаги коснуться её, утонуть в распахнутых объятьях и забыться, отречься от жестокой реальности. Вот только Цукино любила этот несовершенный мир.
— Но кто же тогда ты?
Мысль сорвалась с губ и, подхваченная ветром, закружилась в воздухе. Достигнув ушей собеседника, она лопнула, как мыльный пузырь, заставив Мамору улыбнуться. Усаги неосознанно обняла себя руками за плечи, чувствуя дрожание ветра, и завороженно смотрела на юношу, стоящего в каких-то жалких паре шагов от неё.
— А ты не догадываешься?
Сумерки сгущались, но Усаги всё ещё могла видеть его расплывчатый силуэт. Синие глаза сияли, как два сапфира, а аура дрожала и трепетала, переливаясь золотым и мягким тёмно-зелёным светом. Где-то далеко — на обрывках сознания — раздался волчий вой. Запахло свежескошенной травой и шерстью. Запахло лесом.
Усаги сделала робкий шаг по направлению к Мамору. Потом ещё один и ещё. Тот стоял непоколебимый и ласково и одновременно ехидно смотрел на Усаги. Она не знала, как понимать этот его взгляд, но, кажется, он всегда был таким. С первой их встречи у ювелирного магазина.
Она подняла руку, дрожащими пальцами касаясь лица Мамору.
Дрожа, аура распадалась и собиралась заново. Волчий вой раздавался всё ближе.
— Ты — ёкай?{?}[Ёкай (яп. 妖怪 ё:кай) — сверхъестественное существо японской мифологии. Слово «ёкай» имеет очень широкое значение и может обозначать практически все сверхъестественные существа японской мифологии, или даже заимствованные из европейской: от злобных они до кицунэ или снежной женщины Юки-онна.] Оками?{?}[Японский лев (яп. 狼) или оками (яп. 真神) — старояпонское слово для обозначения японского волка, который в настоящее время считается вымершим видом. Является ёкаем и посланником богов-ками, популярным персонажем японского фольклора. Оками понимает человеческую речь и умеет заглядывать в людские сердца.]
Он не ответил. Ровным счётом — ничего. Только осторожно накрыл ладонью её руку на своей щеке и улыбнулся. Усаги задрожала, но не от страха, а от благоговейного трепета на душе.
В один миг всё стало простым и понятным. Как дважды два в арифметике.
Он — ёкай, волк-дух, живущий в Японии и умеющий заглядывать в человеческие сердца, от чего порой начинал путать, свои ли эмоции и чувства он ощущал. Всеми забытый, бродил на окраине мира и уповал на то, что однажды будет просто кому-то нужен. И теперь… он надеялся, что обрёл своё долгожданное счастье.
Мамору долгое мгновение смотрел на Усаги, стараясь понять, что она сейчас чувствовала, какие эмоции переживала. Он почти коснулся её сердца своей силой, как вдруг вздрогнул.
Усаги улыбалась. Светло и искренне. И только ему.
Он снова стал кому-то нужен. Но теперь уже не просто в качестве объекта преследования.
========== Ж — Жасмин ==========
Лето подкралось к Токио незаметно. Оно практически ничем не отличалась от поздней весны — жаркое, душное, но такое долгожданно приятное. Деревья, словно разукрашенные акварелью в самые разные оттенки зелёного, притягивали взор, вносили краски в серые будни горожан. Усаги, бесспорно, нравилось лето, впрочем, как и любое время года.
Сегодня день выдался немногим прохладнее, чем обычно: телевизор упрямо показывал «+17», поэтому Усаги пришлось на время отложить короткие шортики, из которых не вылезала весь летний сезон. Надев первое попавшееся под руку, она поскорее убежала на улицу, пока мама опять не заставила её мыть посуду.
Вечерний воздух был свежим и прохладным. Усаги подставляла лицо ветру и, раскинув руки, представляла, что отрастила крылья и летала в небесах. Шагая по бордюру тротуара, она старалась удержать равновесие и не упасть. Не хотелось бы снова столкнуться с асфальтом, как это бывало прежде.
Усаги любила гулять. Часами она могла ходить по родному кварталу, забредая в неизвестные ещё ей места. Изучать, совать свой нос, куда не следовало бы, а потом приводить с собой подруг и вместе с ними радоваться жизни и случайно обнаруженному скверу. Усаги нравилась природа и ощущение умиротворённости, которое возникало всякий раз, стоило ей прийти в ближайший парк. И сегодня она не изменила привычке. Не желая, правда, в этот раз слишком далеко забредать, Усаги решила ограничиться прогулкой по Итинохаси. Да и располагался он не так уж и далеко от дома — всего в пятнадцати минутах от десятой улицы.
Приятно было пройтись по красивым аллеям, полюбоваться разноцветной природой. Сцепив руки в замок за спиной, Усаги весело шагала по извилистым тропинкам — то широким, то узким, выбирая те, по которым ещё не ходила. Она не знала названия растений, растущих в парке, зато чувствовала, как ей хорошо среди них, особенно когда хочется побыть одной, наедине с собой и природой. Не часто такое бывало с Усаги, конечно, но…
— Оданго? Не ожидал тебя тут увидеть.
Она вздрогнула от звука знакомого голоса. И — ух! — было бы это лишь просто её разыгравшимся не на шутку воображением. Сосчитав до десяти, Усаги спокойно выдохнула и обернулась, ища взглядом источник её почти каждодневных проблем.
