— Оданго, — он повернулся к ней и серьёзно заглянул в глаза, — я понимаю, ты очень испугана и ошарашена. Не понимаешь, что произошло и как это вообще возможно. Но, пожалуйста, не смотри на меня так, словно я кого-то убил. Пожалуйста.

Говоря всё это, Мамору прекрасно понимал, что она, возможно, не сможет простить его. За то, что разрушил её сказку и разоблачил образ идеального парня, о котором она всегда мечтала. Уничтожил веру в его лучшие качества и предстал не в презентабельном свете. Он в самом деле не хотел этого. Но случившегося не изменишь.

Сжав зубы, Усаги молча смотрела на Мамору, переваривая его слова. Ей всё казалось таким нереальным, фантастическим и зыбким. Может, она и впрямь спала? Но когда Усаги уже в двадцатый раз незаметно ущипнула себя за руку и Мамору не исчез, она с опаской позволила себе думать, что это в самом деле было реальностью.

— Это я во всём виновата, — прошептала Усаги.

Как же глупо было с её стороны: Оданго снова показала себя дурочкой и идиоткой перед Мамору, испугавшись какой-то псины и забежав в чужую квартиру без разрешения. Ну и пусть, что у неё были ключи, самой сути это не меняло. Теперь, всякий раз оказавшись перед глазами Такседо, Сейлор Мун будет ужасно стыдно. Хоть он и не знал, что это та самая Цукино и Оданго, но… Лично сама Усаги будет сгорать от стыда, это уж точно.

Мамору покачал головой:

— Почему это сразу? Я тоже виноват не меньше. Надо было трансформироваться на балконе, чтобы меньше пугать тебя.

— Это не… Не то, — Усаги поджала губы.

Глядя на такого необычайно сконфуженного сложившейся ситуацией Мамору, она вдруг вздрогнула. Усаги по уши была влюблена в Такседо Маска за его замечательные качества: и спасал её каждый раз, и поддерживал постоянно, да и статен был — тут не поспоришь. И голос красивый — словно бархатный; она всякий раз тонула в нём, когда после битвы Такседо сдержанно хвалил её, однако, улыбаясь. Но если Такседо Маск — это тот самый противный мальчишка, а при этом Усаги любила в первого, то… Всё это время она была влюблена в Мамору?!

— О боже мой! — воскликнула она и прижала ладони к губам, замолкая. На сердце вдруг стало нестерпимо больно, так больно, что Усаги казалось, что это конец.

— Что такое? — Мамору обеспокоенно взглянул на Оданго и замер, заметив слёзы в уголках голубых глаз. Внутри неожиданно всё похолодело. — Т-ты чего?

Он повернулся к ней и протянул было руку, но вовремя остановил себя, и она повисла в воздухе. Мамору просто показалось, что если он сейчас коснётся Оданго, она или исчезнет, или навсегда отвернётся от него. Как от Мамору, так и от идеального образа Такседо Маска.

— Я так запуталась, — всхлипнула она, уткнувшись лицом в ладони.

У Мамору сжалось сердце при виде её боли, но он боялся обнять Оданго. Вдруг он сделает ей ещё больнее.

— Прости, я…

— Я так сильно тебя ненавижу!

Усаги резко подняла голову, зло глядя на Мамору. Глаза её покраснели, а по щекам текли хрустальные дорожки слёз. Но даже так она казалась Мамору прекрасной. Или он просто был извращенцем, которому нравились плачущие девушки. В его случае — рыдающая Оданго.

— Я ненавижу тебя, ненавижу, ненавижу, — она задрожала, всхлипнув, и снова спрятала лицо в ладошках.

И Мамору не выдержал. Придвинувшись ближе, он заключил Усаги в объятья, притянул к себе и крепко стиснул руки в замок на её спине. Мамору боялся, что она может убежать прочь и теперь уже навсегда оставит его в темноте, но всё равно сделал это. Усаги нуждалась в утешении.

Но она, вопреки всему, не убежала. Не отстранилась и не накричала. Только тихонечко всхлипнула и вжалась в него, дрожа всем телом.

— Терпеть тебя не могу!..

— Да, да, я знаю, — Мамору осторожно погладил зайчонка по голове, пытаясь утешить и успокоить.

Усаги крепко-крепко зажмурилась и изо всех сил вцепилась в него.

— Я ненавижу тебя за это! — она буквально выталкивала из себя эти слова, отчаянно рыдая.

Мамору гладил её напряжённую спину и просто молчал, давая выговориться. Усаги — такой человек, что ей трудно держать в себе какие-то эмоции столь долго. Пусть ненавидит, пусть кричит об этом. Но ей станет легче, и она наконец успокоится. А Мамору всегда желал для Оданго лишь хорошего. Будь то еда или самочувствие.

— Я ненавижу тебя так сильно, что готова убить! Ненавижу за то, что именно ты оказался Такседо! — рыдала Усаги, а рубашка на груди Мамору становилась мокрой от пролитых слёз. Но то было сущей мелочью. — Я ненавижу тебя за то, что люблю — каждый день, каждый час, каждую секунду! О господи боже мой! — она сжала зубы, уткнулась в его плечо и затихла. Лишь плечи её дрожали от сдавленных рыданий.

Мамору замер от её слов; ошарашенный признанием Усаги он долго не мог собрать мысли в кучу. Они словно разлетелись, кто куда, оставляя в голове блаженную, но невыносимую пустоту. И во всей этой тишине Мамору корил себя, за то, что сам же и был причиной этой истерики. Он никогда не доводил Оданго до такого состояния — никогда не желал чего-то подобного. И готов был прикончить любого, кто заставил бы Усаги рыдать от безысходности. Но сейчас, будучи причиной этих слёз, Мамору не знал, как себя вести. Но понимал, что ужасно виноват.

— Прости, зайка, прости, — прошептал он, губами касаясь золотистой макушки.

Усаги судорожно вздохнула и сильнее вцепилась в него. Плечи её, дрогнув, расслабились, но взведённая пружиной спина продолжала болеть и вздрагивать от неловких, но нежных поглаживаний Мамору.

Пустота затянулась блаженной дымкой щемящей нежности, от которой непривычно ныло сердце. Буря, казалось, прошла, оставляя после себя лишь оголённые нервы. Но поцелуи Мамору, рассыпавшиеся по макушке и плечам, как будто залечивали их, принося странное умиротворение в душу.

Им ещё о многом предстояло поговорить, многое узнать и пережить. Но лишь им самим решать, смогут ли они справиться с этим. А пока — Усаги позволяла себя неуклюже утешать, а Мамору бессовестно пользовался предоставленной ему возможностью и осторожно целовал вздрагивающие девичьи плечи…

========== Е — «Европа» ==========

Двери в гейм-кафе «Корону» с тихим шорохом раскрылись, впуская внутрь очередного посетителя. Мамору, сидящий за барной стойкой, даже не обернулся поглядеть на пришедшего — мало ли кто мог прийти в столь поздний час. Восемь вечера, конечно, не глубокая ночь, но в это время редко кто заходил в игровой центр. Особенно в среду, прямо посередине недели. Все стремились прийти побыстрее домой и отдохнуть от изматывающего рабочего дня. И тем не менее Мамору было просто лень оглядываться.

— Привет, бака-Чиба, — неожиданно раздался голос той, кого юноша даже не надеялся сегодня встретить. Он повернулся к Оданго, которая уже уселась на высокий стул подле него, и на пару секунд завис. — Эй, ты чего? — Усаги помахала ладонью перед глазами Мамору. Тот вздрогнул, словно очнувшись, и посмотрел на Оданго таким взглядом, словно видел её впервые.

— Нормально всё. Привет, — буркнул он и вернулся к своей почти пустой чашке с кофе. Однако сам продолжал коситься на Усаги. Сегодня она умудрилась в очередной раз его поразить.

В чем обычно Оданго приходила в «Корону» или гуляла по городу? Школьная форма, всякие розовые платьица, мини-юбочки да микро-шортики — то, что всегда можно от неё ожидать. Но сейчас… Чёрно-белая ляпистая блузка с открытыми плечами, белые брюки, обтягивающие стройные ножки, туфли на высоком каблуке. Это было чем-то необычным для Усаги, и она казалась взрослее своих лет. Что, однако, не портило общих впечатлений от представшего зрелища. Оданго сейчас выглядела очень… сексуально.

Ошеломлённый собственными мыслями, Мамору не сразу услышал, что его звали.

— Ты глухой или что? — Усаги надула губки и изо всех сил ткнула его в бок. Чиба вздрогнул и взглянул на неё уже более осознанно.

— Эммм… Я… — он глубоко вздохнул и, собравшись с духом, усмехнулся, окинув её оценивающим взглядом. — А куда мы такие красивые собрались, а, Оданго?