Когда Усаги приблизилась к дверному проёму, она неожиданно поняла, что в квартире была не одна — на кухне кто-то тихонько звякал посудой, а ноздри щекотал вкусный аромат еды. Первая мысль, мелькнувшая в гудящей голове: неужели Ал вернулся? Ей сейчас было вовсе не до него. Но, оглядев прихожую, Усаги поняла, что это был кто угодно, но не Алмаз: куртка и обувь разительно отличались. Да и Ал никогда не умел готовить — ему нельзя было доверить даже поджарить банальные купленные в супермаркете через дорогу котлеты, а об ужине даже речи быть не могло.

«Я его прогнала, и он здесь больше не появится», — облегчённо выдохнула Усаги, но тут же спохватилась: кто же хозяйничал на кухне?

Смутные отголоски вчерашнего вечера эхом отдавали в голове, а перед внутренним взором встал давно забытый силуэт человека, имени которого она не знала, но с которым частенько пересекалась, когда ещё училась в средней школе. И куда он потом запропастился?

— Чиба Мамору, — прошептала она, нахмурив тонкие брови.

От его имени, казалось, шла мощная энергетика спокойствия и умиротворения: а как ещё могло быть, если он — дословно — защитник Земли? Правда, давным-давно характер его был не сахар, однако помыслы его всегда были чисты и ясны — Усаги это знала точно.

Но почему тогда на кладбище стояло надгробие с его именем? Что произошло в ту роковую ночь две недели назад, когда ей было настолько тошно, что ей казалось, что она или сходит с ума или умирает — как будто рвалась их связь, связь «истинных». Усаги не знала ответов на эти вопросы и решила, что только Мамору сможет дать на них ответы, поэтому бессмысленно было стоять тут и чего-то ждать, лучше пойти сразу всё узнать и расставить точки над «i». Каким-то образом он ведь проник в её квартиру, донёс её — хотя откуда бы ему знать такие подробности про её жизнь?

Она осторожно раздвинула занавес из бус, разделяющий коридор и кухню-студио, и аккуратно прошла в гостиную. Обхватив себя руками за плечи, Усаги подозрительно уставилась на широкую мужскую спину, маячившую около плиты. Словно почувствовав её взгляд, он обернулся — это и вправду оказался он, тот самый противный мальчишка. Мамору, да? Что ж, спустя годы она наконец-то выяснила его имя.

— Добрый вечер, — мягкая улыбка появилась на его лице; сковородка угрожающе заскрежетала, поэтому Мамору пришлось вновь вернуть ей всё своё внимание. — Ты проспала почти целые сутки. Как ты себя чувствуешь?

Усаги бросила быстрый взор в окно и удостоверилась, что сейчас на Токио вновь опустилась ночная темнота. Посильнее запахнув халат, она осторожно прошла на кухню и присела на стул.

— Голова гудит, — честно призналась Усаги: врать почему-то не хотелось. — И тошнит немного, но это пустяки. Я…

— Я знаю, что у тебя много вопросов, — перебил её Мамору, обернувшись на мгновение и встретившись с Усаги глазами. Она покраснела под его пытливым взором, но он первым разорвал контакт, вернувшись к плите. — Но тебе надо сначала поесть, иначе сил всё это понять у тебя не хватит.

— Ты расскажешь? — удивилась она. Странные ощущения замерли где-то в области груди, и Усаги не понимала, с чем они могли быть связаны.

— Не думаю, что ты так просто откажешься от них, — усмехнулся Мамору. — Я расскажу тебе всё, что ты захочешь узнать, честно. Но сначала тебе нужно поесть.

Он переложил еду с плиты на тарелку и поставил вкусно пахнущий ужин перед Усаги. Это оказался омлет, вкуснее которого — Усаги придётся это потом понять — она никогда ещё не ела.

Тошнота улеглась после того, как Усаги, наконец, поужинала. Мамору всё это время пил кофе и не сводил с неё взгляда: она бы с радостью попросила не рассматривать её так пристально, но язык не поворачивался и слова сказать. Всё-таки это был тот самый бака, с которым они вечно ругались каждый день много-много лет назад. Как ей его теперь называть? Усаги путалась в мыслях, краснела и утыкалась в тарелку.

После того, как она поела, Мамору предложил перебраться на диван, аргументировав это тем, что «разговор предстоял долгий и серьёзный».

— Хорошо. Для начала: как ты узнал, где я живу и откуда у тебя были ключи? — начала она, забравшись с ногами на диван. Мамору пристроился на другом его конце, давая ей относительную свободу действий.

— Это долгая история, но я с самого начала знал, кто жил в этой квартире, — добродушная усмешка исказила красивые губы Мамору. — Потому что она изначально была моей.

— Что? — не поверила своим ушам Усаги, растерянно хлопая ресницами. — То есть её предыдущий хозяин — ты? Н-но я покупала её через агента, и…

— Мне нельзя было светиться, — продолжил говорить он. — Пришлось продавать и квартиру, и машину… И вообще избавляться от всего наследства, которое мне оставили родители, — в его голосе сквозила грусть, и Усаги усилием воли подавила в себе желание приблизиться и обнять его. — Работа требовала, что поделаешь.

— Но ключи у тебя оставались? Зачем?

— Я не планировал возвращаться сюда, тем более после того, что произошло две недели назад, — на этих словах Усаги вся обратилась в слух. — Оставил просто на память, однако… Пожалуй, словно сама судьба велела мне это сделать, — улыбнулся он, посмотрев ей в глаза.

Сердце рвано забилось, а с губ слетел судорожный вздох, стоило только их взглядам пересечься. Усаги не помнила, как реагировала на Мамору годы назад, однако сейчас она чувствовала необъяснимое притяжение к нему и желание запустить в густые чёрные волосы пальцы, замерев таким образом навсегда. Возможно, раньше было то же самое — связь между двумя людьми образуется при рождении и только гибель или полное отрицание второй половинки может оборвать её, — но, будучи подростком она не понимала этого.

— Почему… — она облизала засохшие губы; в глазах Мамору отразилась некая эмоция, его взор слегка изменился, хотя внешне он оставался всё таким же спокойным. — Зачем всё это? Для чего?

На секунду он всё же отвернулся, давая Усаги спокойно выдохнуть, но стоило ему вновь посмотреть на неё, как внутри снова что-то забеспокоилась, а левое запястье опять обожгло.

— Я скажу, — сдался Мамору перед своими внутренними установками. — Последний раз мы виделись перед твоим поступлением в старшую школу, ведь так?

Усаги кивнула, подтверждая его слова. Она потом очень долго удивлялась, куда же делся этот назойливый бака. После его таинственного исчезновения всё стало каким-то… не таким. Другим, чужим и непривычным.

— Я улетел в Америку. По делам. В итоге они затянулись на долгие-долгие годы, и только сейчас я смог вырваться обратно в Японию. Но стоило мне вернуться, как меня нашли…

Мамору посмотрел в окно, нахмурился и, быстро подорвавшись с места, задёрнул занавески. Не сводя с него взгляда, Усаги следила за каждым его движением и отчётливо понимала, что Чиба вляпался в какую-то очень неприятную историю.

— Это случилось две недели назад, — снова заговорил он, всё ещё стоя к ней спиной.

Усаги видела, как были напряжены его плечи, а ещё — какие-то тонкие линии на шее, словно составляющие какой-то узор. Сердце бешено забилось от осознания, чем именно могли быть эти линии.

— Я ехал в наш главный офис, лил дождь, было скользко и почти не видно дороги. Дворники работали как сумасшедшие, и только чудо помогло мне не съехать с пути. Повезло, что ещё никого не было на дороге, иначе всё могло бы закончиться гораздо плачевнее, — рассказывал Мамору, а Усаги не смела его перебить: он говорил о том, что случилось в тот роковой день две недели назад третьего августа две тысячи третьего года, когда она почувствовала необъяснимую боль, чувство утраты и бесконечной вины. — Встречка вылетела из-за поворота слишком неожиданно и быстро. Ту машину закрутило, а я не успел увернуться. В итоге меня выбросило в кювет, и я потерял сознание от боли.

— Господи, — Усаги вскочила, прижав холодные пальцы к губам. — Н-но как же…

— Эта авария была подстроена, — Мамору обернулся, его лицо почти ничего не выражало: как застывшая маска, на которой шевелились лишь губы. — Я уехал из Японии потому, что меня завербовали. Все эти годы я работал на японскую разведку, искал для них необходимые данные. Многие… нехорошие личности, скажем так, пытались узнать, кто я, мою личность, мои связи. Год назад мне пришлось от всего отказаться, продать квартиру и не появляться в Токио. Но в конце июля я достал очень важные сведения — не проси только, пожалуйста, какие, иначе и ты будешь в опасности. Я как раз-таки вёз эти документы своему начальнику, как в меня врезались. Я почти умер в тот день, — он иронично усмехнулся. — Вовремя подоспели наши и забрали меня в наше тайное убежище. Неделю я пролежал в коме, всего лишь пару дней назад пришёл в себя. Мне сказали, что это было подстроено, поэтому, чтобы всё выглядело правдоподобно, им пришлось сделать вид, что меня в самом деле не стало, и похоронили человека, очень похожего на меня, я даже не знаю, как его зовут. Отсюда это надгробие.