— У моего свитера плеч нет, если ты не забыл, — с улыбкой напоминает она, но он чувствует, как дрожит её голос. Не от страха — от накатившего возбуждения, и это чуть ли не сносит крышу. — В прошлый раз мне пришлось проносить водолазку целую неделю.

— Но она же миленько смотрелась на тебе, — усмехается Адриан, но после несильного толчка локтём в бок заверяет её: — Я буду осторожен.

Он скользит губами дальше, всё ниже и ниже. Вырывает лёгкие вздохи из груди. Слегка оттягивает ткань на спине ниже положенного, вынуждает Маринетт чуть наклониться вперёд, а потом жадно припадает к покрывшейся мурашками коже губами. Маринетт тихо стонет, когда Адриан скользит языком ниже, вдоль бретельки бюстгальтера, а затем прикусывает, оставляя яркий след.

Его ладонь на животе, прямо под грудью, обжигает даже сквозь одежду. Маринетт хватается пальцами за край стола и сжимает ноги. Жар охватывает её так не вовремя — Алья и Нино могут вернуться в любой момент; у них в запасе лишь каких-то жалких полчаса.

— Адриан, — выдыхает она, стараясь справиться со сбившимся дыханием. — Нам…

— Ты просто коварная женщина, соблазняешь меня своими голыми плечами.

Он трётся щекой о её спину, а потом с сожалением выпрямляется и отпускает ткань. Маринетт поворачивается к нему; на её губах нежная улыбка, на щеках — яркий румянец. Она ласково гладит Адриана костяшками пальцев по подбородку, вновь вырывая из гортани тихое мурлыканье, однако не то что бы это волнует их обоих.

— Ты разве не хочешь быть соблазнённым? — смеётся она, краснея ещё больше.

Адриан негромко рычит.

— Это нечестно.

Наклонившись, он всё же невесомо кусает её за плечо, отчего Маринетт недовольно вскрикивает. Затем привлекает ещё ближе к себе. Ладонь на её талии слегка перемещается, и теперь большой палец мягко поглаживает грудь через одежду.

Ткань слегка покалывает кожу, и — кто бы только знал! — как Адриану хочется стянуть этот ненужный предмет гардероба. Прижаться губами к подрагивающему от ласк подтянутому животику, вслушиваться в её музыкальные стоны, когда она шепчет его имя, извиваясь на простынях. Ему хочется слышать своё имя на её устах, когда она проваливается в океан блаженства. Хочется невмоготу — о чём говорит несвоевременная сейчас эрекция.

Маринетт, крепко прижатая к телу Адриана, чувствует это, и очень даже хорошо. Она тяжело сглатывает; между ног ноет, а действия Адриана нисколько не улучшают её состояние. Изо всех сил Маринетт старается принять наиболее комфортную позу, но её действия заставляют Адриана только сжать зубы и чертыхаться куда-то в тёмную копну волос.

— Если ты хочешь, мы можем сказать им, — негромко предлагает Маринетт. — Всё равно твоего отца и Натали нет дома… Алья поняла бы и…

— Нет уж, давай немного подождём, — Адриан трётся поцелуями о тонкую шею, вырывая рваные вздохи. — Раз уж затеяли всё это, и… Так даже интереснее. Хоть и мучительнее… Особенно видеть тебя. В этом свитере.

Маринетт негромко смеётся. Она тянется к нему, мягко обхватывает пальцами за подбородок, безмолвно прося его поднять голову. Адриан повинуется, потому что самому не терпится поцеловать её обстоятельно, пока есть такая возможность.

Он накрывает её уста своими, тут же раскрывая языком губы, выпивает очередной стон. Трепещущая в его объятьях, повинуемая движениям сильных рук, Маринетт напоминает Адриану извивающийся огонь, который у него получилось приручить. Она не обжигает — потому что они оба в этот момент словно состоят из него. Древнего, первородного.

Всякий раз, когда их губы встречаются — порой даже на короткий миг — внутри Адриана разжигается пламя. Дремлющее обычно, оно тут же разгорается до размеров пожарища. Вместо крови сердце словно начинает перекачивать потоки лавы; быстро, неуловимо, внутри всё словно меняется, перерождается, воскресая из пепла подобно фениксу. Сладкие губы Маринетт напоминают долгожданный оазис в пустыне его повседневной рутины, он целует её жадно, собственнически, каждый раз словно в последний.

Адриану нравится, когда она тихо стонет в поцелуй. Как иногда негромко всхлипывает на эмоциях, когда огонь рвёт лёгкие, а сама мысль оторваться хоть на секунду — кажется нелепым недоразумением. Ему нравится, когда она прижимается к нему, задыхаясь от чувств. Нравится смотреть на неё во время поцелуя. Как трепещут её ресницы, как вздымаются вверх тонкие бровки, как щёки заливает алый румянец, а непослушные волосы лезут в глаза. Он тогда ласково поправляет пряди, а потом вдруг скользит пальцами к шее, фиксирует ладонью голову и проникает языком дальше, глубже, ласкает нёбо, сплетается с её языком в бешеном вихре страсти.

И этот момент она изумлённо распахивает глаза.

Долгую секунду они не мигают.

Адриану до чёртиков нравится, что когда Маринетт наконец осознаёт всё, то краснеет ещё больше, а потом, зажмурившись, целует в ответ яростно и дико.

— Хочешь, можем сбежать куда-нибудь, — в перерыве шепчет ей Адриан, когда они тяжело дышат, опаляя друг друга горячим дыханием.

— Куда? — с улыбкой выдыхает Маринетт. — Мы же не в кафе каком-нибудь, а у тебя дома. Куда мы сбежим.

— Куда-нибудь, где нам никто не помешает.

Он трётся носом о её нос, а потом рукой, до этого придерживающей Маринетт за затылок, скользит вниз, очерчивая соблазнительные изгибы. Она всё ещё сидит к нему спиной, повернув голову, поэтому Адриану не составляет труда протиснуть ладонь между сжатых бёдер.

— Адриан! — то ли недовольно, то ли ошеломлённо вскрикивает Маринетт. — Алья и Нино скоро придут.

— У нас ещё…

Адриан кидает взгляд на часы и прикидывает, сколько друзьям ещё понадобится времени, учитывая все обстоятельства и препятствия в виде очереди и снегопада у них на пути.

— У нас ещё около двадцати минут, я услышу, когда они зайдут в дом, — уверенно заверяет он Маринетт.

Она смотрит на него, приподняв бровь.

— А ты успеешь, за двадцать-то минут? — с добродушной усмешкой спрашивает Маринетт.

Адриан фыркает и в отместку кусает её за нижнюю губу, а потом глубоко и жадно целует.

— Ты зато успеешь.

Маринетт сочно вспыхивает от осознания его слов. Безуспешно она пытается остановить его ладонь — самой просто не хочется его тормозить. Между ног уже влажно настолько, что просто невозможно.

Он ловко расстёгивает её джинсы одной рукой, второй — задирает этот проклятый свитер вместе с бюстгальтером и сжимает ноющую без его ласк грудь. Мягко перекатывает между пальцами уже твёрдый сосок, одновременно с этим проникает пальцами в штаны. Маринетт со стоном откидывает голову Адриану на плечо и протяжно стонет, непроизвольно разводя ноги шире и подаваясь ему навстречу.

— Хорошая девочка, — ласково смеётся Адриан и невинно целует в подбородок.

Он сам не сдерживает стона, когда пальцы погружаются в приятную влагу. Тело Маринетт ощущается натянутой струной в его руках; она дёргается, когда он касается клитора, а потом дразняще гладит половые губки. Он словно играет на фортепиано, только звуки, которые издаёт Маринетт, когда он погружается в неё, гораздо приятнее, гораздо слаще.

Ему нравится, когда Маринетт краснеет во время ласк, поцелуев или секса. Но ещё больше ему нравится, когда она становится податливой и отзывчивой в его руках. Сокровище, которое Адриан чудом умудрился не упустить. Личным демоном, который раз за разом сводит с ума: нежными улыбками, ласковыми прикосновениями или открытыми плечами.

— Адриан… П-пожалуйста…

Жаркое прерывистое дыхание опаляет его шею, когда Маринетт поворачивает к нему голову. Он уже знает, что она прикусывает губу, изо всех сил стараясь не рухнуть в пропасть, но как же ему чертовски хочется довести её до этого. В штанах слишком тесно, а перед глазами и без того взрываются искры. Адриан готов кончить только от одного вида распалённой Маринетт в его руках.

Ему нестерпимо хочется оказаться внутри неё. Чувствовать бархатные стеночки членом, ощущать крепкую хватку стройных сильных ног на талии. Но сегодня Адриан планирует довести её только пальцами. Ему льстит то, какой обычно боевая и активная Маринетт становится в его объятьях. Мягкая как шёлк, податливая как воск и бесконечно горячая как лава в его сосудах. И громкая, одурительно громкая — особенно когда их никто не слышит.