— Так ты говоришь мне, что большие, крутые байкеры пьют горячий шоколад? — с сомнением спросила я.

— На Рождество, — уточнил он.

— Верно. Потому что в любое другое время это было бы просто глупо. Я расскажу об этом твоим братьям, — сказала я ему, делая глоток, чувствуя, как его грудь двигается, когда он проглотил немного своего. — Ожидай безостановочного подшучивания отсюда и до вечности.

— Хмм, — согласился он, ничуть не обеспокоенный этой идеей. Вероятно, потому, что никто никогда не стал бы смеяться над ним, и он это знал.

— Я люблю наше дерево, Волк, — сказала я ему после долгого молчания, что его вполне устраивало, но я никак не могла избавиться от желания заполнить пробелы.

— Мы хорошо поработали, — согласился он, забирая кружку у меня из рук и заменяя ее печеньем. — Кроме твоего печенья, — сказал он мне, когда я увидела, как он поднял одно из них над моей головой. — Они потерпели неудачу.

Неприятно.

Но это было справедливо.

Потому что это его победа.

Таким образом, мы уравновешивали друг друга.

Прошло много времени, мы оба просто наблюдали за нашим деревом, которое совершенно идеально мигало благодаря его заднице, когда руки Волка переместились с того места, где они лежали на моих согнутых коленях, мягко, ну, так мягко, как только мог сделать гигант, двигаясь вверх, пробираясь по внутренней стороне бедра.

Раньше я никогда особо не задумывалась о таких вещах, как праздники, и никогда не была тем, кто принимал полноценное участие в празднествах в Хейлшторме. Я иногда помогала Ло, так как я не была одним из тех людей, которые были травмированы праздниками или избегали их. Я просто никогда не проникалась ими. Так что, может быть, я помогала Ло перетаскивать столы в комнату и расставлять их, но в ночь на Рождество я осталась в постели и читала, в то время как многие другие ходили туда.

Наверное, я просто никогда не чувствовала себя слишком празднично.

Так что я понятия не имела, что люди должны были делать. Или, точнее, то, что пары должны были делать на Рождество.

Но, ну, руки Волка на мне казались правильным способом отпраздновать любую чертову вещь.

Мои ноги раздвинулись, внешняя сторона моих бедер легла на его бедра, приглашая его прикосновения продолжать двигаться вверх.

Мой воздух вырвался из меня, когда его пальцы прошлись по чувствительной поверхности, прежде чем двинуться вверх и проникнуть под материал моих штанов и трусиков.

Его загрубевшие от работы мозолистые кончики пальцев дразнили внешнюю сторону моей промежности, пока мои ногти не впились в его запястья, мои бедра мягко покачивались от потребности в его прикосновениях.

Его рука переместилась, большой палец двинулся, чтобы надавить на мой клитор в то же самое время, когда два толстых пальца скользнули внутрь меня, заставляя издать рваный стон, бедра прижались ближе друг к другу, приглашая трение, когда он, не теряя времени, начал несколько лениво толкаться, его большой палец работал над моим клитором, лаская меня.

— Волк, пожалуйста, — умоляла я, раскачивая бедрами сильнее, нуждаясь в большем.

Но он был не совсем готов дать мне это, несмотря на то, что его твердый член прижимался ко мне, говоря, что он этого хочет.

Внутри меня кончики его пальцев скрестились, и он начал двигать ими медленными кругами, каждый поворот двигался по моей верхней стенке, позволяя своим прикосновениям давить на мою точку G, но только в качестве поддразнивания, без достаточного давления, чтобы отпустить потребность глубоко внутри меня.

С разочарованным рычанием после восьмого круга, который предназначался только для того, чтобы помучить меня, я отпрянула назад, потеряв его прикосновение, когда встала перед ним, потянулась, чтобы сбросить рубашку оголив небольшую грудь, зная, что там не на что смотреть, хотя Волк всегда уделял ей много внимания, возможно, компенсируя ее отсутствие. Но когда мои руки потянулись к поясам брюк и трусиков, тело Волка напряглось, низкий рокот прошел через него, когда я откинула их, используя его плечо в качестве опоры, чтобы снять.

Когда я выпрямилась, его серьезные глаза были расплавленными.

Потому что, ну, я была невысокого роста. Он был высоким.

Это означало, что моя киска была прямо перед ним, когда я стояла тут.

А мой Волк, что ж, он никогда не упускал возможности немного попировать.

Его руки переместились за мои колени, скользнули вверх по задней части моих бедер, затем позволил одной широкой ладони полностью накрыть одну из моих ягодиц, в то время как другая его рука слегка дернула, затем подняла ногу и перекинула через плечо, полностью открыв меня для него.

Не было даже паузы, прежде чем я почувствовала, как его губы сомкнулись на моем клиторе, издав грохочущий звук признательности, когда у меня вырвался болезненный стон.

Его борода щекотала внутреннюю поверхность моих бедер, когда его язык двигался вверх и вниз по моей плоти, прокладывая путь прямо к моему клитору, где он мучительно кружил, пока не понял, что я так близко, прежде чем снова отстраниться. Он затягивал это до тех пор, пока я наполовину не рухнула ему на голову, мои бедра тряслись слишком сильно, чтобы я могла полностью стоять самостоятельно.

Я понятия не имела, сколько еще это будет продолжаться, пока мгновение спустя мои стенки не стали настолько плотными, что я поняла, что это все, я собиралась наконец-то получить облегчение от кричащей потребности внутри, его рот внезапно оторвался от меня, он двинул плечами, так что моя нога ударилась о землю с тяжелым глухим стуком, и его рука почти яростно дернула меня вниз на его талию.

Он слегка приподнял меня, чтобы приспустить штаны, затем дернул обратно вниз, его член заполнил меня невероятно глубоко.

— Черт, — прошипела я, вцепившись руками в его плечи, когда мой лоб врезался в центр его груди, нуждаясь в глубоком вдохе, чтобы приспособиться к ощущению наполненности.

— Моя женщина, — заявил он голосом, полным яростной одержимости, руки сжимали меня слишком крепко, перекрывая мне доступ воздуха.

Обычно меня раздражала бы сама мысль о том, чтобы быть чьей-то. Я не была вещью, я не могла принадлежать никому.

Вот только, если честно, я могу.

Я смогла.

Я принадлежала Волку.

Я была его телом, сердцем, душой, если вы сможете простить такой уровень сопливости.

Но, может быть, меня это устраивало, потому что, хотя, да, я принадлежала ему, он также был моим. Я могла заявить на него права. Для него было бы честью услышать, как я скажу, что он мой.

И моя любовь, моя яростная одержимость им была такой же сильной, как и его любовь ко мне.

То, что у нас было, это было что-то особенное.

Мы оба могли это видеть.

Это был необычный вид любви, более глубокий, чем я даже предполагала, что это возможно.

И был определенный уровень безопасности в том, чтобы быть востребованным таким человеком, как Волк. Потому что это пришло с вещами, которые многие нормальные мужчины не предлагали своей любовью. Это пришло с решимостью.

Не имело значения, что произойдет в нашем будущем, если что-то разлучит нас. Это не остановило бы его чувства, его обязательства. Я знала, что даже если бы я не видела его десять лет, если бы я появилась и сказала, что он мне нужен, он бросил бы все, чтобы помочь.

И, в свою очередь, я сделала бы то же самое для него. Несмотря ни на что.

Может быть, именно это сделало невозможное, довериться мужчине рядом со мной, возможным.

Вечность всего этого.

Это было все для нас.

Мы оба это чувствовали.

Значит, он был прав.

Я была его женщиной.

Моя голова поднялась, он одновременно наклонился, чтобы я могла завладеть его губами, попробовать себя там, от чего по мне пробежала дрожь, мои стенки сжались вокруг него.

— Мой мужчина, — сказала я ему в губы, яростно, как будто чувствовала это.

А потом, ну, мы сломали ветки Рождественской елки.

У меня было предчувствие, что это станет нашей новой традицией.