– Многие из вас, наверное, представляли себе астрономов такими, какими их обычно показывают в кино: лохматый, бородатый, сумасшедший, в колпаке со звёздами на голове, который ночами сидит и пристально смотрит в большую подзорную трубу. Увы, должен вас разочаровать: мы не настолько эффектно выглядим, огромного увеличительного стекла на конце телескопа в верхней части телескопа вы тоже не увидите, так как там расположен металлический люк, а зеркало телескопа, так же как и рабочее место астронома – «стакан», находится в самой широкой его части, но доже там современные астрономы давно не сидят, а анализируют данные, поступающие от находящихся в нем датчиков, в другом, более удобном помещении. В своё время, я отсидел в тесной и душной кабинке «стакана» целых 13 лет, как в камере тюрьмы, и двигала мною только сумасшедшая любовь к звёздам, но теперь я порчу глаза, не всматриваясь в око, а часами глядя на монитор компьютера.

– Ой, не ты один, Иван Леонтич! – со вздохом громко сказал приближающийся в сопровождении Палыча, Сергеев, – Посмотри на стёкла моих очков: из них скоро уже новый телескоп смастерить можно будет.

– О! Вы, наконец, к нам присоединились! – поприветствовал вновь прибывших астроном, – Как раз во время! Я собирался рассказать о нашем новом открытии, которое, наверняка, вас заинтересует.

– Что же это? – поинтересовался Палыч.

– Недавно, – продолжил астрофизик, – здесь, на БТА нами была обнаружена звезда чрезвычайно редкого типа – яркая голубая переменная. Это самые яркие и горячие звезды во Вселенной, их масса достигает почти максимально возможного теоретического предельного значения. Обнаруженную звезду мы назвали MN112, ее спектр очень схож со спектром другой звезды из группы Лебедя, которая около 400 лет назад была одной из самых ярких звезд на небе. Из-за огромной массы и чрезвычайной яркости время жизни ярких голубых переменных очень мало и не превышает нескольких миллионов лет. Мы полагаем, что такие звёзды находятся на одной из последних стадий своего жизненного цикла перед превращением в сверхновую, когда они сбрасывают свои водородные оболочки.

– Вы хотите сказать, – подал голос американец, – что открыли сверхновую?

– Пока нет, – ответил учёный, – но она очень скоро станет сверхновой.

– Когда? – с энтузиазмом воскликну подросток.

– Кто знает? – пожал плечами астроном, – может быть через сто лет, может через десять тысяч лет, а может и сегодня…

– Иван Леонтич, – серьёзно спросил его Дмитриев, – я правильно понял, что именно этот объект Вы собирались предложить для нашего эксперимента?

– Совершенно верно, – подтвердил астроном.

– Что же, – почесал подбородок Палыч, – это довольно перспективно… А что говорят ребята из обсерватории нейтрино?

– Они пару дней ещё сильно заняты, – ответил Илларионов, – а потом готовы присоединиться к нам. Зато у нас будет время хорошо подготовиться.

– Простите, – вновь влез в разговор американец, – о каких экспериментах идёт речь? Мы с сыном тоже хотели бы поучаствовать. Это же так интересно!

Дмитриев напрягся, нервно закусил губу и, после недолгой паузы ответил холодно, но подчёркнуто вежливо:

– Видите ли, мистер.....

– Батт, – представился американец и протянул для приветствия руку, – Траффорд Батт, атташе по науке и культуре at the United States Embassy. А это мой сын – Риган. Он увлечён астрономией и всегда мечтал увидеть телескоп. У меня сейчас небольшой отпуск. Решил исполнить мечту сына. Так what about our business?

Пал Палыч пожал атташе руку, обратив внимание на странный косой шрам на запястье американца, явно неслучайного происхождения.

– Видите ли, мистер Батт, – медленно проговаривая каждое слово, продолжил он, – Вы неверно всё поняли. Мы занимаемся научной работой, к которой допущен строго ограниченный круг людей, в который Вы не входите.

– Но Вы же проводите эксперименты с 4-х мерным пространством-временем, не так ли? – не унимался американец.

Дмитриев вздрогнул, побледнел и ответил совершенно ледяным тоном:

– Я вижу, что Вы, господин атташе, неплохо информированы. Любопытно было бы узнать, откуда?

– О! – до ушей улыбаясь, радостно воскликнул Батт, – нет ничего проще! I was watching on YouTube video Ваш доклад на семинаре. Поймите: я – атташе по культуре и науке. Следить за научными публикациями и семинарами – моя профессиональная обязанность. Меня заинтересовали Ваши идеи. Они мне напомнили эксперименты одного физика из Киева. Как же его звали? Забыл. Ну, не важно. Кажется в 2011 или 2013 году были опубликованы результаты. Вы знаете об этом?

– Знаю, – пристально посмотрел на него Палыч. – А ещё я знаю о том, что все публикации о тех экспериментах как-то неожиданно исчезли буквально ото всюду, а вслед за ними и сам учёный. Вы, господин Батт, случайно не знаете куда?

– Откуда же мне знать? – притворно рассмеялся атташе. – Я лишь интересуюсь публикациями и не более того.

– Ну-ну, – тихо пробубнил бледный от злости Саня.

Ситуация начинала накаляться, и всё могло закончится не очень хорошо, но положение, внезапно спас астроном.

– Друзья, – весело произнёс он, – мы сегодня все устали, да и обедать уже пора. Сейчас наши коллеги-исследователи отправятся готовится к дальнейшей работе, а наших американских гостей я попрошу следовать за мной. Для вас приготовлен номер в нашей гостинице для приезжающих астрономов.

И заботливо подхватив под локоть навязчивого атташе, Иван Леонтич увёл его прочь, напоследок озорно подмигнув исследователям.

Симпатичная резная деревянная арка знаменовала въезд в Нижнеархызский археологический историко-культурный комплекс, представлявший собой остатки руины расположенного в ключевой точке на пути следования караванов Великого Шелкового пути некогда славного Мааса – столицы Древней Алании. По мнению современных археологов, во времена своего расцвета, в городе на площади около 15 гектаров, в тысячи строений проживало несколько тысяч человек. В Византийский период в городе было сконцентрировано уникальное, для такого города того времени количество христианских храмов – не менее 14, из которых сохранилось только три. Первый, самый маленький и довольно современно отремонтированный, – действующий, дальше по дороге значительно большие – Средний и Северный, и построенные в византийском стиле.

К удивлению Романа, в самом начале дороги к храмам их встретил каменный столб-менгир, увенчанный ликом древнего воина, точно такой же, возле которого, у дороги, танцевала женщина. Менгир был примерно в два человеческих роста высотой и, согласно тексту сопроводительного стенда, датировался современными археологами 8-11 веком. Правда, побродив вокруг, путешественники вскоре обнаружили, что менгир здесь был не один. Немного в стороне виднелось обезглавленное тело другого каменного великана, всё ещё сжимающего меч в высеченных руках. А позади грозных стражей простиралась та самая, поляна, которую со смотровой площадки видел Роман и от которой поднимались странные светящиеся шары, определённые Черновым, как «плазмоиды».

Ромка подбежал ближе, чтобы рассмотреть их вблизи, но сегодня, увы, никаких шаров на поляне не было. Не обнаружил их и подоспевший оператор Костя, тоже спешно начавший видеосъёмку странного места. Группа собралась вместе, просматривая отснятые вчера кадры и пытаясь определить точное место, из которого вылетали плазмоиды.

– Что вы думаете об этом? – обратился Валентин сразу к обоим профессорам.

– Впервые такое вижу, – неуверенно ответил Сергеев, – но по виду немного похоже на разрежённые сгустки плазмы. Есть теория, что подобные образования характерны для сейсмически активных зон и почв с высоким содержанием железа. Пусть это нам лучше наш геолог разъяснит, – и он повернулся к Солину.

– В районах экзогенных ферролитных пород, – принялся объяснять геолог, – с высоким содержанием железистых минералов действительно наблюдают сухие грозы и частые шаровые молнии, например на Медведицкой гряде. Там ещё и всякие временные аномалии наблюдаются. Мы там проводили эксперименты с нашей установкой машины времени. И блуждающие огни там тоже часто наблюдают. Но я ни разу не слышал о том, чтобы речь шла о плохо различимых шарах, которые бы фонтаном вылетали из одного места, как здесь. На шаровые молнии это не похоже. Насколько я знаю, шаровые молнии – это холодная плазма, хотя, это, вроде, не совсем точно, ведь они пока не изучены. Но, в любом случае, то, что вы засняли, на шаровые молнии не тянет – слишком уж их много, да и слабенькие они какие-то… Почему они здесь? Сложно сказать. Тут известняки, песчаники, мергеля позднего мезозоя и палеозойские породы бортов верхнего течения. Никакими экзогенными ферролитами и не пахнет, сплошь известняки, доломиты, глинистые сланцы, граниты, андезиты и базальты. Сверху четвертичные отложения, а под ними – песчаники с жеоидами, тектонически осложнённые разломами различной степени смещения.