Когда вновь засверкали в небе тревожные вспышки, Рыжий запоздало вспомнил, что у него тоже есть магия; увидел пару боевых заклинаний, разорвавшихся в небе яркими цветами, завистливо выдохнул. Спрятавшись, укрывшись за перевернутой скамейкой, чтобы не было видно, чуть не лежа, Рыжий выжидал время и пытался выплести что-нибудь стоящее, но пальцы так неудачно и не ко времени подрагивали. Но следующие несколько молний он встретил блоком — слабеньким, правда, разлетевшимся в крупные осколки от первого же удара. Все же Рыжий ликовал, чувствовал, как понемногу возвращается уверенность, пробивается легкое опьянение — силой, разъедающей кожу. Выскочил, широко замахнувшись, — световое заклинание разорвалось в небе, ослепляя всех без разбору. Он торжествующе усмехался, пока перед ним плавали цветные пятна, но Ринка неожиданно дернула назад, за машину, у которой от особо сильного удара с неба разлетелись, брызнули мелкой крошкой стекла.

Гвардия рассредоточилась, пытаясь взять в клещи, — Рыжий видел, как размахивал руками тот человек, побледневший, с растрепавшимися от ветра волосами. Резкие жесты демоны понимали мгновенно, кидались в тени деревьев, чудом избегая молний. Волк метался над ними, натыкаясь на хрустящие ветки, никак не мог накрыть сверху — а магии навстречу они выставляли надежный монолитный щит, который Рыжий никак не мог слепить… Выстрелы волку никак не вредили; Рыжий видел, как пули отскакивают от шкуры, и Гвардия ненадолго прекратила стрекот автоматов… Щит потрескивал искорками.

— Я в прошлый раз по глазам стрелял, вот он теперь и крутит мордой! — Рыжий краем уха услышал вопль того мальчишки, Вирена, пытающегося перекричать вой ветра. — А Кость его молниями… Добил!

— Учится, сукин сын… — прорычал бес возле него — он почему-то остался прикрывать Вирена. — Или Мархосиас над нами издевается — бьет вашим же оружием… Расплата, мать его… Второй раунд…

От него по-прежнему шибало магией — как в пустыне впервые, алой, яркой, от которой у Рыжего кружилась голова и пробивалась лютая зависть. В боевом трансе резало глаза от чужой ауры, бьющейся распаленным костром, позванивали серебряные нити, спину ему плащом укрывал мрак, и Рыжий стыдливо отвернулся, вспомнив, как невежливо глазеть на чужую душу.

В очередной раз волк поднырнул ниже, нацелился на одного из гвардейцев — попал! Подхватил, зацепившись когтями за поблескивающую в свете молний куртку, — автомат демона, в ужасе замолотившего ногами и руками, плюнул очередью, рискуя попасть в своих, — бросил, швырнул… Раздался крик — по крайней мере, живой… Рыжий вжался лопатками в холодный металл, часто дышал — все только что перестало быть игрой… да и не было ей с самого начала. Вирен выглянул, встревоженный: раненый выл, держась за ногу; текла кровь — лужей, а подле него грянулся на колени другой демон, удивительно на него похожий — брат?.. Где-то рядом раздалось разъяренное рычание, но волк был слишком далеко: налетал на затаившихся среди лип на детской площадке, никак не мог достать, снижаться не хотел…

Повернувшись на звук, Рыжий увидел беса — капитана Войцека. Он следил, как по приказу второго командира демона с разодранной ногой оттаскивают прочь, — остальная часть Гвардии отвлекала, рискуя, издевательски усмехаясь, воя и крича, приводя зверя в бешенство и играя с ним в салочки, обжигая выстрелами и всполохами боевой магии. В этой пляске Рыжий видел молнии и быстрые фигуры, и его мучил страх — за собственного врага, желавшего запереть его в клетке…

Неотрывно следя за зверем, он не усмотрел за бесом — как тот поднялся на ноги, выпрямляясь во весь рост, расправил плечи, как будто не боялся быть замеченным. Нехорошо улыбался — обнажая выступающие клыки, бросал крылатому волку немой вызов. Воцарилась тишина, кто-то перезаряжал автомат, змеилась искристая магия — зверь парил в небе.

Когда этот Войцек начал колдовать, Рыжий почувствовал, как нечто сжимает горло — и ребра, и сердце, и его всего. Вряд ли прошло много секунд, но время для него замедлилось; он с жадностью глядел на чужие движения, с затаенным вниманием ловил символы, складываемые тонкими пальцами, не отрывался от бледных запястий с выступающими венами и ярко очерченными костями. Сам он так не мог — быстро, с легкостью, с насмешливым, надменным тоном; бес будто играл на неведомом инструменте — и воздух стеклянно звенел у него между пальцев, потрескивал, разрывался искрами, — будто прял из нитей мира цветастые дорогие полотна. За резким проворотом ладони — решительный рывок, как будто клинком взрезая, второй рукой — пара чудных фигур; у Рыжего нехорошо екнуло в груди. Мысль вздернуться на ближайшем дереве вовсе не казалось глупой и сиюминутной, он со злостью смотрел на свои неловкие руки с ноющими суставами и грязью под ногтями, а потом снова обращался к бесу, одной левой выделывающему такие заклинания, какие ему и не грезились в самых смелых и самонадеянных мечтах.

Но искры магии лишь скатились со спины волка, его раззадорив, и битва была едва начата. Рыжему снова пришлось колдовать щиты, чувствуя, как пот катится по лбу и гадая, на сколько еще заклинаний его хватит.

***

Почувствовав себя хозяйкой в доме, Белка первым делом решила заварить чай и усадить Кость и Сашу за стол — они бледно улыбнулись друг другу, как-то украдкой познакомились и продолжили мрачно погружаться в собственные мысли. Она пыталась разговорить, болтала глупости, сетовала на отслаивающиеся обои и облупившуюся краску на батареях: Белка привыкла к величественным покоям, какими не стеснялся хвастаться ее отец, или к аккуратным прибранным квартиркам, вроде инквизиторской.

Она чувствовала небывалую ответственность: прежде чем исчезнуть в портале, Влад уверенно придержал ее за плечо, серьезно заглянул в лицо и попросил негромко. Белка помнила, как перехватило дыхание: в глубине серых внимательных глазах не было теплых задиристых искорок, как обычно, а стояла стальная сосредоточенность, больше шедшая к лицу Яна, а не его. Но Влад просил, и Белка была готова доказать, что оправдывает его доверие, что она взрослая и смелая — как он и сказал украдкой, почти ласково, пока не слышала спешно собирающаяся Рота.

Пока Белка пыталась расшевелить Сашу и Кость, совсем забыла про пса, тоже оставленного вместе с ними; Джек расшагивал по коридору и тревожно ворчал, начинал подвывать, задирая голову к потолку, — от этого тоскливого звука мурашки шли, ныло что-то в груди. Хотелось подойти и обнять, как настоящего человека, но она немного боялась подступаться к оскорбленному псу, хотя и понимала, что он сердит не на нее.

— Он злится, по-моему, — негромко подсказал Кость. Маг с опаской поглядывал на Джека и старался не поворачиваться к нему спиной, поглаживал горло нервным движением, как будто поправляя узкий ворот водолазки, на деле — загораживаясь рукой.

— Просто обиделся! — твердо заявила Белка, тут же вступая на защиту Джека. — Еще бы: оставили бедного… Да? Какие нехорошие! Вот вернутся, и мы им все выскажем!

Твердо была уверена: вернутся; не позволяла себе сомневаться. Джек вяло боднул руку, легшую ему между ушей, но стряхивать ее не стал, присмирел. Обнюхивал ее запястья — от нее наверняка пахло тем же, чем и от инквизиторов, — и тихонько урчал, заглядывая в глаза. Теплым дыханием грея пальцы, он как будто уверял, что все хорошо, и успокаивался сам. Засвистел чайник.

— Они пытаются всех защищать, — сказал Саша, долго глядя в окно и часто моргая, точно ему мешалось что-то — колючая ресница как будто бы в глаз попала. Он был бессилен — это понималось без слов; он бы не выстоял в сложной битве, о которой — Белка видела — тоже мечтал, как и любой мальчишка. — Не повели в бой, знали, что мы можем пострадать. Это справедливо, а обидно все равно. Как Джеку.

Приподнявшись на носочки, Белка выудила из кухонного шкафчика несколько аккуратных чашек, выстроила их в строгий ряд. Внутри были нарисованы полустершиеся цветочки — она улыбнулась, выбрала себе с ромашками; налила горячий, исходящий седым паром чай. За окном солнце медленно сползало за горизонт — золотился стол. Они пили в молчании, съедаемые тревогой, а Белка одной рукой все тянулась к карману, в который спрятала амулет, который Влад втиснул ей в руки перед уходом.