Вдохнул, закашлявшись, напрягся, инстинктивно пытаясь рвануться прочь; когда проморгался, чернота растворилась, на Влада смотрели самые обычные человеческие глаза цвета петербургского неба — сегодня такие же грозные и посеревшие. Заставив старый диван несчастно плакать и визжать, Влад рухнул рядом, чувствуя, как колотится сердце, и нервно скребя грудь пальцами напротив него.
— Иди ты нахуй с такими фокусами, я чуть снова не умер, — сквозь зубы прорычал Влад.
— Прости. Мне тоже… как-то нехорошо, — шепотом отозвался Ян. — Это с изнанкой, да? Там что-то… Не могу понять. Влад, ты же маг, сам разбирайся…
Выходить в боевой транс и проверять никто из них не решился, лежали рядом, оторопело глядя в потолок. Все тело слабо ныло, будто ночью Влад не спал, а как минимум был на дежурстве и пешком обошел половину города; стало холодно, пальцы подрагивали. Это напоминало то время, когда он ходил по Петербургу мертвым, не способным ничего коснуться, бесплотной дымкой. От этой мысли Влад решительно взвился с дивана, заходил по комнате, спотыкаясь о раскиданные вещи и книги, разгоняя кровь.
— Мне это не нравится, — заявил он. — В нашем городе кто-то колдует такую сильную магию, что ебашит всю изнанку.
— Тебе виднее, — прошелестел Ян, пытаясь привстать на локтях, но все равно слабо пошатываясь. — Кольцо?
— Возможно. В прошлые разы, правда, такого не было, следы там оставались. Знать бы, что поменялось.
Замерев на полшага, Влад задумался. Аккуратно проскользнул к дивану, стоящему под окном, перегнулся к подоконнику, заставляя Яна потесниться к краю; в колени неудачно впились старые пружины. Это был не тот страх, который заставил его подскочить, точно укушенным, и отчаянно умолять Яна очнуться, криком оглашая нити контракта; нет, смутное предположение, неуверенно заворочавшееся в голове. За окном было серо, глянцево посверкивали новые лужи и не было толпы обезумевших демонов, слонявшихся под окнами. Из подъезда вылетел знакомый сосед, седоватый оборотень, почувствовал взгляд, оглянулся, махнул рукой и затрусил по направлению к небольшому ларьку, в котором весь двор закупался сигаретами и пивом.
— Все удивительно спокойно, Леху вообще не задело, по-моему, вон как резво бегает.
— Что ему до изнанки, он небось и не понимает, как перекидывается, — отмахнулся Ян. — Хотя и волчья регенерация тоже… мне б не помешало.
— Помочь… чем-нибудь?
— Да брось, само пройдет. Бездна меня в обиду не даст, ей нужен… проводник. — Ян пренебрежительно отмахнулся.
Решив ненадолго забыть о неприятном пробуждении, они не без минутных споров — монет, чтобы бросить, не нашлось — договорились, что первым ванная доставалась Владу; раньше оказавшись на кухне, он подозрительно прислушивался к шороху воды, готовый тотчас же броситься на помощь, случись что. До сих пор Ян казался слишком бледным, его потряхивало временами, но караулить у двери было как-то совсем глупо… Под ноги ткнулся Джек, глядя бесконечно понимающе, лизнул запястье.
— Да, морда, все заебись, не стоит волноваться…
На кухне Влада встречала Белка, беспокойно мотавшая хвостом в разные стороны. Не похоже было, что она чувствовала неладное или боль — и к счастью, еще одного такого испуга Влад действительно мог и не пережить. Она тоже замерзала: температура и правда здорово скакнула вниз; куталась в явно большую ей футболку, которую вытащила из шкафа Влада; различив надпись «Fuck the Inquisition», он весело хмыкнул, заметил и выбившийся из-под ворота амулет, который он состряпал по старой памяти. Эта небольшая подвеска с прозрачным камнем должна была ограждать от воздействия кольца — возможно, поэтому Белка была такой бодрой.
— Все хорошо? — спросил он на всякий случай. — Ничего странного не ощущаешь? Неприятного? Ну, типа… Башка не болит? Ты не думай, я это так… — смутился вдруг, почувствовав, что слишком явное волнение проглядывает сквозь нарочито расслабленный тон.
— Дождь опять, — расстроенно заявила Белка, поглядев на окно. — Хоть бы на Исход была погода хорошая, я так хотела погулять. А что случилось? Ты кричал… Почему?
— На неприличные вопросы несовершеннолетних я не отвечаю! — Влад довольно наблюдал, как Белка сердито взмахивает хвостом, чуть не заливаясь краской; она потупилась, отвернулась ненадолго, чтобы поймать за ошейник Джека и увлечь за собой.
Не отстала, любопытная и любознательная. Подсунула Джеку миску с водой, потрепала его по ушам и снова принялась приставать к Владу, гремевшему кухонным шкафчиком в поисках турки:
— Нет, я точно слышала — проснулась даже. Ты испугался, да? Что-то случилось? Влад, ну скажи, это же важно! Я взрослая, я все понимаю!
— Я ничего не боюсь, — заносчиво заявил Влад. Врать он не любил, но приукрашать, позволяя ребенку восхищаться и дальше, — всегда пожалуйста.
Сыпанул кофе в кофемолку, тут же загремевшую и задребезжавшую, что тупо заныло в висках. Человек выживает из-за привычек, забивает ими проблемы, руки сами лезут за сахаром, помнят, что делать. Тянуло философствовать и говорить глупости — что, впрочем, две стороны одной медали, — радуясь немногочисленной, но благодарной публике: Белке и псу.
— У меня есть приятель, мы как-то по делу пересекались, он токарем работает, прям на заводе. Я ему говорю, «Ты дырки сверлишь, да?», а он: «Неет, Влад, я проделываю отверстия». Вот ведь правда: для любой хуйни важно придумать эпичное название. Ну да мы не об этом. Вот Гриня нормальный человек, такой качественный пролетарий, не то что мы. У него телефон в стружке всегда, динамик затягивает… Меняет каждый месяц, «андроид» на нем и выживает. А я что? Инквизиторству вот кофеек варю по утрам и… счастлив, получается? Куда падать еще ниже? Где суровость, в конце концов, где пафос, героизм? Об этом я в молодости мечтал? Не, постарел я, размягчал, в душе не ебу, как так получилось. И, наверное, да, боюсь, что это все пропадет, схлопнется.
— Влад, а ты Яна любишь? — смущенным шепотом уточнила Белка, точно и ждала удобного случая, чтобы спросить. Он как раз снял турку с плиты, тихо отсчитывая секунды; ароматно пахло крепким кофе, самому захотелось…
Что она, Денница, только понимала, ребенок, совсем незнакомый с миром, в котором он живет; он ей кажется наивным и светлым, подчиняющимся каким-то особым законам, как в добрых книжках пишут… Немного растерянно Влад посмотрел в ее сияющие глаза.
— Любовь придумали, чтоб деньги не платить, — не задумываясь и совершенно неприятно ухмыльнувшись, брякнул Влад и добавил искренне, ни на секунду не отвлекшись от шипящей, бурлящей турки: — Я за него умру. Пытался уже умереть и буду умирать снова и снова, если потребуется. А ты почему спрашиваешь-то?
Не сразу Белка нашлась с ответом; снова сорвав турку с плиты, Влад отработанным движением смахнул пенку, а сам, как будто в озарении, выхватил из шкафчика пакетик со специями.
— Интересно… А как это… ну, чувствуется? — с трудом Белка подбирала слова; в беспокойстве она почесывала правую бровь и часто моргала, глядя, как Влад порывисто мечется у плиты.
— Любовь — она не как в книжках пишут, она сложнее, мелочь. А… Не знаю, у нас страшно запущенный случай. Как дом? Семья? — задумчиво предположил Влад. — Я, знаешь, всегда был одиночкой, а тут вдруг привязался, мне удобно с ним, уютно, что ли. Приятно, когда тебя понимают. А потом я однажды осознал, что могу пожертвовать своей жизнью ради него, и… это показалось чрезвычайно правильным. Мне тепло, понимаешь?.. Я тогда ходил мертвый, а мне было тепло.
Обычно Ян двигался мягко и неслышно, как кот, а тут специально шорхнул босыми ногами по полу, привлекая внимание. Влад оглянулся, заметил его стоящего у стены, рядом с дверью, куда более бодрого, посвежевшего лицом и посветлевшего глазами.
— Ничего не говори, — упрямо проворчал Влад. — Даже, блядь, не вздумай что-нибудь сказать.
Не сказал. Мягко поцеловал в висок, как будто извиняясь за жуткое пробуждение, успокаивая одним единственным прикосновением; и впрямь было необычно тепло. Не успел Влад опомниться, Ян увел из его рук кружку со свежезаваренным кофе, неловко зашипел, обжегшись.
