Должно быть, легче драться с живым мясом, в какое раньше обращало демонов кольцо, ведь те не чувствовали ничего, уже были мертвы. Эти же были настоящими, самыми обычными, они переживали за близких, но вперед зачарованных демонов гнала одна мысль, словно бы их собственная, впитанная от родителей: что они должны убить Влада Войцека во что бы то ни стало. Как маг, он хотел бы понять, как это работает, как жестокая магия Небес вклинивается в голову, запускает механизм. Как человек, он боялся, что это случится с его семьей. Защитный амулет на шее Рыжего накалился, вспыхнул, но удержался.
Обратились против него не все демоны, не приходилось драться со всей площадью разом, иначе бы Влада задавили числом. Те, что были дальше всего, бежали, неслись по улицам — Влад знал, что их встретят. Метался вопль, кого-то толкали, топтали… Напуганные люди, бывшие близко, неподвластные кольцу Соломона, рванули прочь, едва началась драка, чем еще больше запутали, смешали ряды. Он дрался, силой удерживая себя от колдовства; Рыжий прикрывал спину, как верный оруженосец.
Получив по шее, Влад обиженно взвыл, шибанул туда слабеньким боевым заклинанием, порывом воздуха: достаточно, чтобы откинуть на несколько метров, но слишком щадяще, чтобы сломать хребет. На него лезли новые и новые. Отчаявшийся Рыжий сорвал с руки браслет и встретил их щитом, который подействовал не хуже боевой магии — отодвинул нападавших. Убивать не поднималась рука. «Цепная реакция», — мелькнуло в голове у Влада, и он порадовался, что от ужаса не потерял рассудок. Ведь здесь были те, кто стоял возле Мархосиаса, задние ряды и думать о нем не могли, орали и неслись прочь… До них магия кольца не успела добраться, они спасались.
Забыв о настырных демонах, Влад сосредоточился на маге, продолжавшем нашептывать, понял: нужно его оборвать. Наскоро черпнул мрака, слепил заклинание, присел, вбивая ладони в брусчатку. По нему словно электричество пустили: заломило зубы, заныли кости. Землю тряхнуло, и Мархосиас споткнулся, сбился, раскусил губу и захлебнулся кровью на мгновение. Этого было достаточно. Разметав широкими птичьими махами демонье, Влад налетел на Мархосиаса, с первых ударов почувствовал, что столкнулся с серьезным противником. Блоки у него были хорошие, нигде щели не найдешь.
Над их головами застыл Исход, прекратили зазря работать дроны — кому они были нужны, когда Ад снова ступил на Землю; настоящий Ад, не их сосед, а истинный ужас. Кто-то поставил на паузу, актеры бежали, оборвалась музыка. В небе светилась картинка. Если бы у Влада было побольше времени, он лучше рассмотрел Кару, поднявшую меч на архангела Михаила, дерзко бросившую вызов. Он был там, помнил не эту героиню с сияющим мечом, а свою сестру с безумными темными глазами, перепачканную в грязи, крови, ихоре и еще черт знает чем, ее перекошенную ухмылку, которую лучше в страшном сне не видеть. Сам Влад был не краше. Боевой транс его калечил, перекраивал, выворачивал. Ему не страшно было. Страшно — не победить, не оправдать доверие.
— Рыжий, назад! — крикнул Влад. Знал, что вокруг них закручивается воронка, способная утянуть в самые низы изнанки, случайно зацепив крюком. — Уйди! Да еб твою…
— Но кольцо… — робко выдавил Рыжий. — Оно…
Не слушая, Влад оттолкнул его. Был уверен, что мальчишка не обидится, а если окажется умным, то еще однажды поблагодарит… Оставалось Рыжему расправляться с оголтелыми демонами, и его сил на это хватало с лихвой. А Влад с Мархосиасом вели игру куда более тонкую.
— Похоже, с моим напарником ты хорошо знаком, — процедил Влад, когда маг умело увернулся от одного из лучших его финтов: заклинания, замаскированного под другим, более простым. — Преклоняюсь: немногие сразятся со Смертью и не окажутся по ту сторону мира…
— Я на той стороне, мне нечего терять! — рявкнул Мархосиас, отчаявшийся, видящий, как его планы рушатся один за другим. — На той стороне истории, капитан, знаете, каково это?
Новое заклинание Влад не стал блокировать, поскольку чутьем понял: оно ударит не по нему. Во время битвы он соображал инстинктами, из-за чего попросту отскочил в сторону, позволяя вороху разноцветных нитей пронестись мимо. За спиной был Рыжий — эта мысль настигла его попозже; обернувшись и глупо подставившись, Влад заметил, что мальчишка в порядке. Он застыл в на редкость нелепой позе, хватая ртом воздух, обливаясь потом — как после долгого бега. По изнанке растекся след от нового приказа.
— Они пропали! Демоны! — взвизгнул Рыжий, вдруг оказавшийся один. Площадь пустела.
— А то я не вижу! Куда ты их, под Столицу? — взвился Влад на врага. — Внутрь не пройти — заставишь стены штурмовать? Этих детей? Там же орудия, пушки, там куча магов! Ты отправил их на смерть — ради чего? Остановись. Смирись, мы отдадим тебя суду…
— Если умирать, то в бою. Вы понимаете, Войцек.
Мархосиас был не из говорливых, он все шептал заклинания. Большинство строилось на жестах, так было куда проще, но это был маг старой закалки, родившийся и выучившийся задолго до того, как человечество освоило волшбу. А кроме того, Ян здорово ужалил его под лопатку.
Нужно было заканчивать. В драке с Яном Мархосиас растратил силы, а верного фамильяра, у которого можно было почерпнуть сил, они убили. Инквизиторством Влад скромно гордился: он не учил боевой магии так, как натаскивал Рыжего, но Ян многое подсмотрел, перенял привычки, а потому смог задержать и измотать Высшего мага… Мархосиас давно знался с изнанкой, уходил все глубже. На лице демона, и так искаженного магией Ада, полузверином, это почти никак не отражалось, но воздух вокруг него дрожал, а после стал виться паром. Паленым не пахло. Выхлестывая больше и больше мрака, Влад следовал за ним в глубины изнанки.
Раньше он думал, чтобы освободиться, нужно непременно пожертвовать чем-то, растерзать человечность, выцарапать из подреберья бьющееся живое сердце и облечь себя в лютую звериную ярость, вечный Dies irae…
Он с хриплым воем выворачивал душу наизнанку, спасая свой мир и свою семью. Заголосил Рыжий, перепуганный его видом, отпрыгнул. Влад потянулся было к нему, пытаясь убедить, что мальчишке не грозит ничего, но тот отступил еще дальше, глядя бешено, страшно, как перепуганный зверек.
Прижало к земле, изогнуло. Все тело горело, словно кожа лопалась, слезала, как чешуя. Так далеко Влад еще не заходил, боялся потеряться, не вернуться, а если и отваживался ступать дальше нужного, то всегда полагался на тех, кто поможет, вытянет: на серебряную путеводную нить, ставшую его судьбой. А теперь Ян был далеко, но зато Бездна его убаюкивала, отодвигала боль. Привычное жжение, которое появлялось, когда у него резались клыки и когти, раскинулось на все тело.
Заскулив, Влад почувствовал, как выворачивает челюсть, как с хрустом позвонки перестраиваются. Внутри, перекручивая органы, поселилось нечто жуткое, голодное, пожирающее его, исчерпывающее. Мрак был рядом, и это помогало не сойти с ума, но он уже перешагнул.
***
Народ бежал, вверху рокотали «вертушки». Кто-то предлагал закрыть небо, но, видно, их уговорам не вняли — поспешно увозили демонов, хотя площадок для посадки не хватало. Уносились дальше от города и катера, в которых обычно катали туристов с разинутыми ртами; теперь в них набивались толпы самого разного народа. Вещей брать не позволяли, раздавали амулеты — правда, они не были бесконечны.
Ближе к Дворцовой стоял кордон из солдат; машины поперек улицы, ребят из росгвардии подтянули — хмурые фигуры с автоматами наперевес. Яна узнали по утратившему лоск парадному гвардейскому мундиру и немедленно расступились, но тут же сомкнули ряды, стоило кому-то из гражданских ринуться следом. Свои нашлись сразу же, на подходах к площади, Яна они встречали радостным криком, взлетевшим в суровое ночное небо; гвардейцы салютовали ему от виска.
У него в груди стягивало, терзало. С Владом что-то случилось — не рана, не битва. Его отсекло, впервые между ними встало нечто сильнее контракта — а такого существовать не должно было. Словно помутнение рассудка.
