Сев рядом, Кара мягко обвила хвост вокруг его ноги, чуть сжала, насупившись, показывая, что готова чуть что броситься в бой. Но Ян покачал головой, и она успокоилась, расслабленно привалилась к его плечу. Довольная, как одна из кошек при корчме, Кара в ближайшее время вряд ли бы его отпустила. Она очень обиделась, когда искать улизнувшего Вирена отправились без нее, волновалась… Но из гордости волнение свое не выказывала словами.

Кара рассказывала, как они ждали, Ишим тихо ковырялась в горшочке с мясом с картошкой. Напротив, рядом с Геральтом, бесстрашно сидел Влад. Они выложили на стол небольшой амулет, купленный у одной веленской чародейки: теперь их не смогли бы подслушать и толком разглядеть, потому Войцеки с чистой совестью избавились от иллюзий, прикрывавших рога и хвосты. Геральт выглядел скорее заинтересованно, чем свирепо, косясь на извивающийся хвост Влада.

А Ян привык к ним. «Ганза», — гордо брякнула однажды Кара, но Яну не слишком-то нравилось это разбойное словечко: в нем, несмотря на все злоключения, еще теплилась вера в человеческие законы и их необходимость. В веленской глуши про них и слыхом не слыхивали, конечно, но теперь они вступали в цивилизованный город. Куда проще было говорить открыто — стая. Отпивая еще пряного вина, он с наслаждением слушал бойкий шум: прямо сейчас Войцеки пытались выудить у немногословного Геральта какую-нибудь историю о подвигах. И думал о своем.

***

Последний год он провел будто бы во сне. Никогда прежде Ян не думал, что он счастлив — разве что, то злосчастное время, проведенное в Зарницах, но тогда он был совершенно слеп. Ему хотелось спрятаться от жестокости Пути, осесть. Со стаей он прошел половину Севера, избороздил многие дороги, и куда реже Яну теперь бывало горько, одиноко и скучно.

Они все поменялись. Сам Ян научился чуть больше кому-то доверять, Войцеки отстранились от дорожных грабежей, хотя иногда и случались забавные истории, когда их узнавал кто-то из бывших приятелей по разбойничьему цеху, а Ишим с интересом познавала огромный мир, лежавший вне ее крохотной деревушки. Они меняли места: села, деревеньки, городки… Иногда казалось, весь мир простирается под их ногами. И они увлеклись, они поверили. И были счастливы такими, какие есть: поломанные, осколчатые.

Со своей звериной сутью Влад как-то свыкался, больше не доставал Яна расспросами о проклятье, хвостом размахивал спокойно, если они были наедине. Раньше он косился на хвост почти с обидой, но вскоре забылся. Полнолуниями его, правда, накрывало сильнее. Если в Каре просто поселялась неясная тоска, заставлявшая ее ходить туда-сюда и натыкаться на предметы, то Влада припекало как следует, и он чаще стал сбегать куда-то в лес.

Вирену тоже нужно было учиться, свыкнуться со вторым обликом, и Влад как-то с этим разбирался. Эту весну они провели, шатаясь в предместьях Новиграда. Набрели как-то на заброшенный охотничий домик: бывшего хозяина подрал медведь, не повезло наткнуться на шатуна. Они остались там, и Ян, хотя и привыкший к вечной дороге, к движению куда-то в неизвестность, ненадолго усмирился и даже полюбил это место. Дом.

Он помнил, как полнолунной ночью сидел на старом скрипучем крыльце, вслушиваясь в шорохи леса и пытаясь угадать в таинственных тенях Влада. Точил ведьмачий меч — движение его успокаивало, оселок легко ходил по сияющему серебряному клинку. Пахло свежестью и какими-то травами. Из дома вышла Кара, села рядом, но на ступеньку выше — чтобы, мурлыча, поцеловать его в затылок, уткнуться носом в волосы. До сих пор Яну иногда казалось, что его хотят сожрать — впрочем, Войцеки как-то не торопились, и он позволял им дурачиться. Она принесла полупустую бутылку вина, которой с ними как-то расплатились, и они смаковали кисловатый вкус и пряную ночь.

С Карой было легко — она хотела о нем заботиться, как о младшем брате, потому что со своенравным Владом так не получалось. С Ишим тоже — с милой доброй девочкой, одной из первых углядевших в них людей, каждый день поражавшей Яна преданностью и искренностью. Вирен сам к ним тянулся — словом, с ним получилось довольно просто, Ян и не думал, что с детьми так бывает.

Влад пришел тем утром мокрый от росы, во втором обличье. Все уже спали, только Ян сторожил на крыльце, хотя у него слипались глаза. Зверь подобрался осторожно, отпихнул лапой клинок, чуть обжегшись и заворчав укоризненно, положил тяжелую рогатую голову ему на колени и мирно затих, млея от того, как Ян осторожно перебирает густую гриву на холке.

***

Давно перевалило за полночь, но расходиться в корчме не спешили. Играла музыка, кто-то неумело танцевал. Ишимка с интересом косилась туда, тоже желая размяться. Хотя прошлое она старалась оставить позади, в ней неистребима была тяга к простому крестьянскому веселью — в нем никто из них не мог найти ничего плохого… Но Ян недостаточно выпил, чтобы танцевать, а Влад и Кара вдвоем разглядывали Геральта.

— Заходите в «Шалфей и Розмарин», там теперь Лютик хозяйничает, — посоветовал Геральт. Выпив, он стал говорить больше и охотнее. — Скажете, что от меня, все будет в лучшем виде. Бесплатно, может, и не даст пожить, но скидку сделает.

— О, это ведь там Присцилла теперь поет? — оживился Влад.

— Вы знакомы? — удивилась Ишим. Произнесла это с несдерживаемым волнением: кажется, возможность вживую увидеть любимого барда не давала ей усидеть на месте куда больше танцев.

— Немного. Я ведь тоже как-то пел… Недолго. Мы с Карой в очередной раз от кого-то удирали, нужно было затаиться и затеряться, вот и прибились к группе бродячих артистов. А там на нас наткнулся Геральт, его наняли… почему, напомни?

— Дети пропадали, — хмуро подсказал Геральт. — Стали думать на артистов — ну, потому что это больно удобный способ натворить дел и исчезнуть. Да только все с ними было нормально, а дети в болотах за городом сгинули, там кикиморы завелись.

— А с ними вы как познакомились? — с интересом спросил Ян, кивая на Войцеков.

— Я думал, они детей сманили. Лесная нечисть, как-никак, любит этим заниматься, но скоро понял, что был не прав, — честно ответил Геральт. — Проклятие снять не смог, да и не думаю, будто кто-то на это способен. А вы, значит, теперь убиваете нечисть?

— Чтобы убивать чудовищ, нужны чудовища еще большие.

Переглянувшись, Войцеки даже немного приосанились. Видно было, как им приятна новая роль: Влад много раз признавался, что ему давно хотелось оставить разбойничье житье. Не из-за мучений совести — просто потому что достаточно он сотворил зла. Расплачивались за содеянное они честно.

— Глянь, чего придумали, — похвасталась Кара, вынимая саблю и протягивая Геральту рукоятью. У нее была серебряная сердцевина, испещренная рунами. Немая угроза тронула воздух. — Помог один оксенфуртский кузнец, который с магией знается. Нам по сабле, Янеку — серебряный меч.

— Дорого выходит, — прикинул Геральт. И как будто ненароком посмотрел на обтрепанный рукав старой кожаной куртки.

— Случился удачный заказ, охраняли одного вельможу от призраков. Проклятие на него напустили, вот нечисть и вылезла из семейного склепа, — разъяснил Влад. — А ума у них не шибко много, и вот мы носились и грохотали, весело… Этот граф так наслушался, что наутро нас озолотить пытался. Жалко, супружница его остановила, а так бы еще на арбалеты хорошие хватило.

О заказе он повествовал радостно, блестя глазами, и Геральт удивленно покачал головой. Это для них, ведьмаков, охота была суровой необходимостью, способом выжить, а для Войцеков — настоящее приключение.

— Дело хорошее, — прикинул Геральт, как будто что-то для себя решая. — Отрядам больше доверяют, чем одиночке. Если платить есть чем, конечно… Куда вы теперь?

— Пока — только в Новиград, — пожал плечами Ян. — Поищем какую-нибудь работенку. А ты?

Порывшись в нагрудном кармане куртки, Геральт вытащил сорванное с доски объявление. Бегло вчитавшись, Ян изумленно поднял бровь, присвистнул. Перегнувшись через стол, подлезла Кара. Они вместе читали о чудовище-жабе в оксенфуртских каналах, якобы превращенном вельможе… Ян не выдержал: рассмеялся над этой нелепицей.