Однако пожертвовать другом…

— Вся нечисть в долгу перед вами, — сказала Любава. — Китеж был нашим злейшим врагом. Спасибо, что были добры ко мне, моя королевна, — улыбнулась ведьма, светло, ярко, как будто они не прощались.

Марья прикрыла глаза. Люди и нечисть никогда не уживутся. Пропадет Китеж, вырастет другой великий город с церквями и колокольнями. Она вспоминала, что ей показывал, раскрывал Алатырь. Им нужно уйти… Все это было бессмысленно, как и провыл в отчаянии Иван. Они не погасили вражду, война никогда не закончится.

Любава взяла у нее гребень и, отвернувшись от Марьи, чтобы не мучить ее пустеющим взглядом, вонзила острые-преострые иглы себе в грудь, легко проткнувшие плоть. А Марья склонилась над Кощеем, губами ловя последнее дыхание повелителя нечисти.

========== 11. Волк ==========

Не было в мире сечи ужаснее этой. Может, конечно, и случались раньше, во время первой войны с татарами, когда они нахлынули бесчисленными ордами на подставившую мягкое брюхо русскую землю, но для китежского князя Ивана это поле битвы было первым и единственным, что он видел в своей недолгой запутанной жизни. Ему захотелось тут же зажмуриться. Он как в тумане различил, что тела простираются далеко, до самой реки. Тяжелый, кровяной мерзкий запах витал над поляной перед Смородиной…

— Если есть тут живой кто — отзовись! — зычно крикнул Иван, хотя Василий хмуро предостерегал его этого не делать. — Что здесь случилось? Кто побил это войско великое?

Отозвался ему хрипло кто-то, какой-то человек, которого Иван не видел за лежащими телами:

— Все это войско великое побила Марья Моревна, прекрасная королевна, жена Кощеева…

Иван спешился, подошел. Положил руку на меч, но не доставал его. Перед ним, привалившись спиною к опрокинутой повозке, сидел воин — не из Китежа, так, должно быть, из тех, что отправились воевать с князем Всеславом?.. Успокоился Иван, выдохнул, оглядел уцелевшего — тот откинул шлем, весь был в запекшейся крови, изрезанный ранами. Светлая борода слиплась, а доспех с выбоинами, ни на что уже не годный.

Слова о Марье взволновали князя, но он внимательно поглядел на воина:

— Как имя твое?

— Волк, — усмехнулся тот иссохшими губами.

— А чей ты будешь?

— Свободный я.

— Наемник, значит, — презрительно цыкнул Василий. Он людям, что сражались ради денег, никогда не доверял.

Волк кинул на него насмешливый взгляд, какой-то хитрый, с мелькнувшей золотистой искрой. Ивану это не понравилось, слишком преобразилось лицо воина — от усталости до вспышки неведомого огня. И не удивился он, когда Волк вполне крепко встал на ноги, и его осветило закатное солнце, подпалив светлые волосы и заставив засиять.

— Знать хотите, что здесь случилось? — спросил он, взмахивая рукой. — Ушли они.

— Кто — ушли? — изумился Иван.

— Нечисть ушла. На Ту Сторону, — подсказал Волк. — В Навь. Явилась в бой Марья Моревна, великая королевна, и созвала Лихолесье на последний бой. Такой крик стоял — не приведи боже… — Голос его играл, переливался, как у старого сказителя, бренькающего на гуслях вместе с текучими словами. — Не хотели они уходить, да уж приходится, когда весь мир людской на них ополчился. Дрогнул Исток, Алатырь в беде — вот и в мирах переполох. Она им дорогу открыла, Пограничница. Смилостивилась.

Иван растерянно молчал. Сказка, старая легенда — но никак не быль. Не могла нечисть незаметно рассеяться, раствориться. Но он осматривался и видел лежащих на поле людей — обычных воинов, сгинувших в борьбе с кем-то невообразимым, опасным, хищным. У одного рука отгрызена, у другого — метины когтей на лице, а третий упал с грудью, развороченной колдовской силой.

— Вижу, тебе мои слова про нечисть не нравятся, брезгуешь, — хитро прищурился Волк. — А что же ворожея при себе держишь? Или если он в ошейнике — так можно?

Василий глубоко вдохнул, зверея от ярости. Не нравился ему этот наглый человек, играющийся словами, перебрасывающийся ими, как ножичками — Иван видел таких искусников на ярмонке. Сам не поранится, но ежели в кого другого попадет…

— Можешь пойти со своим народом, — искушающе протянул Волк. — Видишь — мост? — указал куда-то дальше. — Недолго простоит, решайся! По Калиновому мосту да через Смородину-реку… Свобода — она поет, а ты не слышишь. Так и будешь ходить, как щенок на веревочке.

— Я тебя знаю, ты Вольга, — опомнился Василий и даже улыбнулся ликующе, словно сковал этого лицедея верным именем. Но Волк рассмеялся:

— Да, и так меня зовут! Куда зовут — туда и прихожу.

— А где же… мост? — спросил Иван, приглядываясь, куда Волк указывал. Ему все больше казалось, что это искусная ложь, надувательство, какие-то безумные россказни — многие воины трогались умом, особливо те, что бились с порождениями ночи. — Ты нас обманываешь, нет там ничего! И если нечисть ушла, почему ты с ней не пошел?

— Люблю солнце, да и людей тоже, — пожал плечами Волк, такой бесхитростный. — В Нави — темнота и холод. Иначе бы, думаешь, они не сбежали давным-давно, едва ваши попы объявили охоту? Жить там нельзя, задохнешься.

— Не врет он, есть там мост, — тяжело сказал Василий. Взгляд обратил к реке, видя что-то, что Ивану было неведомо; отвернулся с усилием, нахмурился.

Хотелось упасть. Умереть, чтобы тоже попасть в Навь — только… зачем? Иван обессиленно привалился к телеге, у которой прежде сидел Волк, едва не рухнул. Голова кружилась. Он гнался от Китеж-града… Нет — от какой-то разрушенной татарами деревеньки, где он очнулся, мокрый и холодный рядом с припадочно трясущимся Василием. Выдернул он их в последний миг из-под воды, когда уж дышать нечем стало; говорил, не вышло бы нипочем, если бы Кощей такой вихрь не поднял — вот и их разбушевавшейся силой Чернобога подцепило. После этих слов Иван почувствовал себя грязным — не отмоешься. Но радовался, что выжил, и молился за погибших в Китеже, содрогаясь от ужаса.

Для чего он гнал сюда, едва расспросил бегущих прочь селян? Отомстить, уничтожить Кощея за то, как он обошелся с отцом, с Михаилом, с Китежем, со всеми людьми, что любимый город населяли?.. Но сила его оказалась слишком велика, сражаться с ней Иван не мог — они ведь не в сказке о богатырях и злых чернокнижниках! Может быть, он все-таки хотел умереть…

Они до полусмерти загнали лошадей, украденных с чьего-то двора. Времени каяться перед Белобогом не было, и Иван молча проглотил свою вину. Василия вело что-то, и дороги он угадывал с закрытыми глазами. Теперь было ясно: к нему взывал мост в Навь.

— В Нави теперь правят царь Кощей Бессмертный, Чернобогов наместник, и жена его, Марья Моревна, сеющая смерть, богиня с клинком-серпом, — проговорил Вольга торжественно. — Оставь эту вражду, юнец, все равно тебе до Той Стороны прежде срока не добраться. Мост не для тебя стоит.

Он почувствовал какую-то оторопь, настоящий страх смерти, какого он не знал, пока в его дом не привезли Марью… Марью Моревну. Словно его безумный брат снова навис над ним, стискивая горло, и Иван не мог вздохнуть. Вскочить бы на лошадь и гнать ее прочь. Все бесполезно. Последние надежды отомстить или хотя бы погибнуть достойно в бою растаяли.

Ничего у него не осталось; податься некуда. Князь без княжества.

— Бежишь, пока край твой разоряют татары, — усмехнулся Волк, словно подслушал его мысли. — Девок хватают, золото гребут. Золота-то у вас много, у Китеж-града. Только со дна не достать!

Иван знал, что нынче собирается сила в Ярославле, принимают там тех, кто бежит от Орды; готовятся с язычниками сражаться. Возглавляет войско будто бы князь Всеслав, с малой дружиной переживший резню у Лихолесья — пощадила она его, отпустила… Иван содрогнулся. Марья оставалась человеком, но почему она выбрала пойти вслед за чудовищами?

— Далеко они не ушли, нет! — пугающе оскалился Волк. — Навь — она рядом, руку протяни. На том берегу…

И пропал. Иван отпрянул, оглядываясь, но воина нигде не было, только ветер гулял по тихому полю… Последние слова его показались предостережением. Иван бездумно шагнул в сторону реки, издалека видя покачивающуюся мирную волну. Пробрало дрожью: так же под озером покоился его город.