Когда огонь стихал, отец Пётр переходил к следующему дому, и там всё повторялось вновь. Потом к следующему, потом ещё и ещё. Так, от одного дома к другому, удалось уберечь село от полного выгорания. Конечно, многие дома были потушены обычными средствами, а многие не дождались помощи и сгорели дотла. Но без иконы, без молитвы спасти село вряд ли было возможно.

Прошли годы. Девочка Настя выросла и стала учительницей. К удивлению и неодобрению родственников, она отошла от веры и всецело предалась коммунистическим идеалам. Но, впитанная с молоком матери, порядочность и правдивость заставляли её скрепя сердце подтверждать достоверность этих событий, когда о них рассказывали очередному поколению. Вот только о собственной истовой молитве в тот момент и глубокой убеждённости в святости своего дяди она не рассказывала никогда и никому.

Детство ― лучшие годы жизни, а лето ― золотая пора детства. Особенно лето в деревне, у бабушки. Не надо ходить в школу, не надо слушаться родителей, не надо стараться быть хорошим. Новые друзья, новые игры, новые приключения. Можно целый день гонять по улицам, или вообще пропадать на речке. Вечером скажешь: «Ну, бабушка, ну я же с ребятами. Хорошо, в следующий раз буду говорить, куда пошёл», и всё!

Речка ― воробью по колено, горная, быстрая. Вода ледяная и прозрачная. В узких местах течение сумасшедшее ― только здесь и купаться. Вернее, кататься на надутой камере от грузовика. Можно и без неё, просто в бурлящем потоке. А потом греться на солнышке, пока не перестанет трясти от холода, и губы не приобретут цвет, отличный от синего. В некоторых местах речка становится шире, течение успокаивается. Ах, какая здесь рыбалка! Неважно, что удочка из срезанного ивового прута ― а разве бывают другие? Неважно, что леска и единственный крючок взяты в аренду у соседского мальчишки под залог пистолета с настоящими пистонами. Зато как гордо ты несёшь по улице на самодельном кукане трёх краснопёрок размером с детскую ладошку. Главное, вернувшись домой, не забыть сказать: «Ну, бабушка, я же не нарочно», пока она, причитая, мажет тебя, обгоревшего на солнце, сметаной.

Есть, конечно, и неприятные моменты ― каждое утро приходится выпивать стакан парного молока. Зато можно не обедать. Достаточно сказать: «Я яблоко съел». Тебе, конечно, не верят, потому что не по силам мальчишке съесть целое яблоко из бабушкиного сада. Сорт такой, «Апорт Алма-атинский» называется. Самое маленькое весит полкило.

По вечерам ― кино. Пусть фильм один и тот же целую неделю, бесплатно ведь. Кто возьмёт плату за место на дереве рядом с оградой летнего кинотеатра. Но лучше всего идти в «отряд». Это значит ― в пограничный отряд, который базируется в посёлке. Там тоже есть летний кинотеатр. Фильмы там всегда почему-то интересней и новее. Да и сам кинотеатр без всякой ограды, можно не лезть на дерево, а сесть на землю, прямо перед экраном. Правда, чтобы попасть на территорию, нужен пропуск, но когда мальчишек это останавливало. Пристраиваешься к какому-нибудь офицеру: «Дяденька, скажите, что я с вами, кино очень интересное». Ну кто откажет.

Впрочем, часто пропускали и так, без всяких «дяденек», и даже днём. Собачий питомник ― ещё один магнит, тянущий в «отряд» безнадзорную летнюю шпану. Какие там были собаки! Умные, ну разве только не разговаривали. А красавцы! Не удивительно, с таким-то уходом. На специальной собачьей кухне дежурный офицер лично пробовал и измерял температуру еды перед тем, как раздать её по вольерам.

Как только всё успевали. Футбол дотемна, пока виден мяч, или чиж, если народа мало. Ножички, это совсем если двое или трое. Во что только ни играли. Ашички, с залитыми свинцом «битками». Запрещаемые всеми взрослыми, лянги. Выбивалы и разрывные цепи ― это, если вместе с девчонками. А кроме этого, у всех в карманах были рогатки с кожаными вставками для камешка, «скобочники» с резинками—«венгерками» и скобками из проволоки, пугачи с головками от спичек. Карбид, марганцовка, алюминиевая пудра ― это всё для фейерверков и взрыв-пакетов.

Так, за всеми этими занятиями, незаметно проходило лето. Потом, также незаметно, закончилось и детство. Трудно и долго росли свои дети, а потом и они стали привозить на лето внуков. Пришла пора учить их играть во всё это.

Решили мы нашему деду сделать подарок на девяностолетие ― хорошую тёплую дублёнку. Подобрали в интернет-магазине подходящую модель, чтобы на военный полушубок была похожа, и заказали два размера ― уж один из них точно подошёл бы. Второй, естественно, надо было вернуть. В назначенное время подарок доставили. Дед примерил одну ― сидит как влитая. Вторую даже смотреть не стал, очень был доволен. Расчувствовался. Говорит, на фронте у него была такая же. Он у нас ветеран. Ну а вторую собрались было уже нести обратно, но вдруг обнаружили на ней огромное пятно неизвестного происхождения. Как мы его не заметили, когда получали дублёнку, непонятно. Жена расстроилась, а вдруг не примут обратно, вещь-то дорогая. Поехала в магазин, а мы сидим дома, переживаем. Только дедушка наш спокоен: «Примут, никуда не денутся. Приходилось мне как-то возвращать взятое на время. И это было кое-что покрупнее дублёнки». Он полюбовался ещё раз подарком и рассказал случай, который произошёл уже после войны.

На фронт я попал в сорок четвёртом. Когда призывали, мне всего семнадцать было. А до этого я целый месяц учился на шофёра. Как прибыл в часть, ездил сначала на отечественной полуторке, а потом, уже в сорок пятом, я, считай, опытным водителем стал. И дали мне тогда американский «Студебеккер». Хороший грузовик, мощный. Откатался я на нём почти два года. Войну закончил, ну и чуть ли не до самой демобилизации. Машину-то мы получили по ленд-лизу, и обязаны были её обратно сдать, как война закончится. Ну что же, приказ есть приказ. Таких машин набралось у нас в полку штук десять. Дали нам офицера сопровождающего, сели мы за баранки и поехали в ближайший порт. Туда должен был американский корабль прийти, чтобы, значит, машины забрать.

Долго ехали, несколько дней. Прибыли, наконец, на место назначения, а там… мать честная ― не протолкнуться. Машин съехалось видимо-невидимо. Но всё чётко, организованно, по-военному. Доложились мы, как положено, о прибытии, а нам сразу и место выделили для стоянки, и на питание зачислили. А ещё бумажку выдали ― инструкцию. В ней написано было, в каком виде мы обязаны машины сдать: всё должно работать, и всё в комплекте быть.

Как прочли мы эту бумажку, офицер наш чуть не поседел. Ну, сами подумайте ― машины два года воевали, какой комплект там может быть. Только принимающий, из особистов, ничего и слышать не желал: «Три дня вам сроку. Делайте что хотите, но чтобы через трое суток все машины были сданы как положено. Лично принимать буду». Стали думать ― что делать. Каждый свою-то машину как облупленную знает. Почитали бумажку особистскую, составили список ― что необходимо сделать, и какие запчасти для этого нужны. Больше всего, конечно, инструмента не хватало. Сами машины-то всё-таки, худо-бедно, а на ходу были. Часть недостающего нам пообещали из полка прислать, а кое-чего не было вообще. Хоть найди, хоть укради, а где-то это надо было доставать. Пришлось даже одну машину на запчасти пустить. Офицер решил ― доложу, что по дороге в аварию попала и восстановлению не подлежит. Его, кстати, потом за это под трибунал отдали, но как-то обошлось, командир дивизии заступился. Ну а мы взялись за работу. Дел было по горло, а времени не оставалось совсем. Корабль-то американский уже в порту стоял. Правда, приёмку союзнички пока не начинали ― принялись разгружать с корабля и монтировать какое-то оборудование. Нам это только на руку было.

В общем, правдами и неправдами к назначенному сроку машины были готовы. Стоят в ряд красавицы, все в идеальном рабочем состоянии, блестят на солнышке, как солдатские сапоги. Наконец, приёмка началась. Посмотрел я, как она происходит, прикинул ― пара часов у меня есть. И решил ещё красоту навести ― по краям бортов чёрную полосу нарисовать. Очень мне это нравилось, машина просто преображалась. Да и, честно говоря, жалко было оставшуюся краску выбрасывать. Только закончил ― подбегает офицер: «Это что за художества? Немедленно закрасить». Делать нечего, со старшими по званию не спорят, принялся закрашивать. Тут подходит ко мне шофёр из соседнего ряда: «Слушай, мне уже сейчас машину сдавать, а у меня что-то скат спустил. Баллонник никак не найду. У тебя нет? Мне буквально на десять минут». Своего собрата-шофёра надо выручать. Занятый покраской, без всякой задней мысли говорю: «Вон в кабине сумка с инструментами, возьми».