Он молчал, вбирая в себя ночь, ветерок, ее тепло. Ее запах, ее улыбку, которую он скорее осязал, чем видел в темноте.

Высунувшийся было наверх оруженосец увидев их объятия, только пьяно ухмыльнулся и попятился обратно.

Не сразу, но им пришлось спуститься в жилую комнату.

Хамон все ещё пел, хотя и тише.

Этьен и Валентайн спали в обнимку с Булкой, причем храпели все трое.

Джослин умиленно улыбался, норовя облобызать руки послушницы, пока господин в настойчивой форме не отправил его спать.

Храмовник чувствовал, что его лицо горит, понимал, что глядя на него, причина ясна любому дураку, но ничего не мог с собой поделать.

Девушка почти сразу уснула, и лицо ее было столь безмятежно, что у Сен Клера защемило сердце.

Видимо-невидимо звёзд

Видимо-невидимых нам Видимо горят и остывают где-то там. Видимо-невидимо звёзд, Видимо-невидимых здесь Видимо-невидимых, но точно где-то есть!

(Н. Гринько, “Видимо-невидимо)

Шут пел, улыбаясь. Он полностью отдавался ритму, играл голосом, покачивал головой. Казалось, его переполняла какая-то неиссякаемая внутренняя энергия.

Тамплиер вдруг понял, что если завтра что-то пойдет не так, ему будет дело только до девушки. Он без колебаний предаст, убьет и умрет ради того, чтоб она жила.

Он сменил шута, потом разбудил Этьена и лег, но даже во сне с лица его не сходило выражение мучительного раздумья.

====== Часть 19 Защита от дурака ======

Мчится время песчаною змеёй,

Утекает песок водой из рук,

Ты вопросом смущаешь мой покой:

“Для чего мы пришли сюда, мой друг?”

Канцлер Ги, “Терра Санкта”

Сен Клер вглядывался в башню так, словно надеялся пронзить взором камень и проследить за тем, чтоб у послушницы все получилось как надо.

Они с де Баже спрятались за той самой телегой, на которой привезли в замок отца Варфоломея.

Джослин с арбалетом прикрывал их сзади, а Валентайн и Булка расположились на входе в часовню. Хамон ожидал своего выхода спрятавшись так, что сообразить, где он, было решительно невозможно.

Сен Клер понимал, что шуту будет очень непросто выступить против своего хозяина, даже если тот и считал его бывшим. Это было одно из слабых мест плана. “Дьявол бы меня побрал”, думал храмовник, вне себя от беспокойства, “весь этот план – одно сплошное слабое место. Кой бес дёрнул меня на него согласиться?!”.

Его отношения с девушкой одновременно радовали, пугали и злили его, что не могло не сказаться на ситуации в целом. Этьен и Валентайн с утра одновременно были скорбны головой, Джослин – мило улыбался, шут казался отстранённым.

Доминика вела себя так, словно вчерашний вечер им обоим почудился, и он был признателен ей за это. Но

произошедшее вселило в него чувство, которое он уже много лет как не испытывал – страх не за себя.

Он тихо выругался – уже несколько минут, как хрупкая фигурка послушницы забежала в башню ле Дюка, “что там происходит, Nom de Deiu?! ”

Наконец, силуэт девушки мелькнул в широком окне, и тамплиер позволил себе перевести дух.

Итак, она смогла. Судя по всему, Осберт пока что не заподозрил ее ни в чем, иначе он без промедления бы вышвырнул девушку из укрытия, в ждущие объятия упырей. Этих тварей, кстати, под башней “паслось” не меньше полудюжины.

- Интересно, – еле слышно шепнул де Баже, – у них там что, сходка?

- Или это амулет на них так влияет. – в тон ему ответил Сен Клер.

- Тоже вариант, кстати. Ох, голова раскалывается. Зачем я вчера так напился?!

- Очень интересный вопрос, и главное, своевременный.

- Ты во всем виноват! – рыцарь страдальчески скорчился, пытаясь потереть висок под кольчужным капюшоном.

- Я?! – изумился тамплиер, не отрывая глаз от башни, – Это почему ж это я?

- А кто должен был являться “гласом моей совести”? Кто обещал остановить меня, а сам вместо этого убежал глядеть на звёзды в обществе дамы?

- Де Баже, ты бредишь. Какие звёзды? Какие дамы? Я был не трезвее тебя, просто голова у меня крепче, вот и вся разница. И хватит ныть, лучше прикрой меня, пока к нам не набежали гости.

- Они уже тут, – проворчал рыцарь, вскакивая и мощным ударом откидывая навязчивых “гостей” – двух упырей поменьше и одного большого.

- Амори, демоны тебя забери, помоги мне! – зашипел он от натуги, и тамплиеру ничего не оставалось делать, как отвлечься от своего наблюдения и ввязаться в драку.

Шум привлек ещё пару тварей, они довольно хаотично приближались и удалялись, но оставались примерно на одном расстоянии.

Занятые битвой, они едва не пропустили момент появления большого кувшина на окне башни.

- Де Баже, прикрой меня! – Сен Клер пинком в пах отправил упыря поменьше в недолгое путешествие вокруг собственной оси.

- Спокойно, Амори, это пока всего лишь кувшин. Вот когда она его башку там выставит…

- А тебе все шуточки, да? – храмовник почувствовал, что звереет. Полубессонная ночь вкупе с остатками лихорадки, и чего греха таить, определенными переживаниями, отнюдь не сделали его терпеливее.

- Мы же договорились, – Этьен пригнулся, и очередной упырь перелетел через него, за что и поплатился собственной головой. Рыцарь отряхнул меч и продолжал: – Кувшин – это знак, что все идёт неплохо. Значит, она жива и ее ещё даже не тискали. Эй, тамплиер, ты что? Шуток не понимаешь? Да Амори, что с тобой, нас тут убьют сейчас, не твари, а сбрендивший Осберт, пока ты в меня молнии мечешь! Я не девица, от взглядов не краснею. Сзади! – он чуть сдвинулся влево и метнул кинжал над моментально пригнувшимся храмовником, вынуждая тварь с шипением отступить. Вконец разозленный, Сен Клер прикончил ее одним ударом меча.

- Так-то лучше! – Этьен выдернул кинжал и обтер его о чахлый кустик, чудом не вытоптанный в этом углу двора. – Не кипятись, дружище, Доминика умна и осторожна. С ней все будет хорошо.

- Твои б слова, да Богу в уши, – хмыкнул тамплиер.

Пока они сражались и препирались, в означенном окне ничего особенно не изменилось. Зато изменилось чуть ниже. Дверь распахнулась и оттуда вышел, толкая перед собой пленника, сэр Осберт.

Беда была в том, что этим пленником была послушница.

Доминика налила себе воды, оставив кувшин на подоконнике, словно задумавшись. Вгляделась в окно, чуть улыбнулась еле заметным за телегой силуэтам. Даже промурлыкала под нос какую-то простую мелодийку.

- Так вот, сэр Осберт, понимаете ли, я очень разочарована вами, – она намеренно использовала самый игривый тон, какой только мог быть уместным в этой ситуации.

- О, сударыня, вы иссушаете мне душу! – тон рыцаря был не менее ироничен, но вот попался ли он…

- Да, сэр. Вы так поспешно….удалились, захватив с собой ту, о которой более всего томилось ваше… сердце, – она сделала многозначительную паузу и кивнула головой в сторону безмолвной Мабель.

- Прошу прощения, милая девушка, но я был почти один, и прекрасно понимал, что не смогу спасти всех. А моя жена столь хрупка и нежна, ей не под силу было бы выдержать всех тех испытаний, которые выпали на вашу долю. О, я обещаю искупить свои грехи, – он шутливо поклонился.

- Ну уж нет, сэр рыцарь, одними извинениями вы не отделаетесь! – послушница капризно надула губки, что по ее разумению, придавало ей сходство с упрямой козой – но мужчины почему-то всегда от этой гримаски млели.

Осберт не стал исключением. В глазах его, и без того масленых, зажглись огоньки уже непритворной похоти. Это одновременно пугало и забавляло Доминику.

“С одной стороны”, – подумала она, – “радует то, что он считает меня легкомысленной бабенкой, убежавшей от тупоголовых мужланов. С другой стороны, как бы он не решил последовать старинным палестинским традициям, гласившим, что мужчина имеет право на столько жен, сколько он может прокормить”.

Тем не менее, видя, что игра продолжается, она не решилась прерывать ее.

- Вы убежали, – продолжила она, словно торопясь высказать все,что был у нее на сердце, – а я вынуждена была проводить время в обществе этих… рыцарей, и их слуг, и вашего шута – она остановилась, увидев на лице ле Дюка неожиданно жесткое выражение, словно на миг приоткрылось его настоящее “я”.