Третий мужчина вдруг негромко, но чисто пропел, аккомпанируя себе на лютне.

- Моя трагедия комедий балаганных смешней,

И потому безумно мне дорога. Я научился находить себе прекрасных друзей,

Но не могу найти по силам врага!

(Канцлер Ги, “Единственный враг,”)

Томас и его челядинцы остолбенели в ответ на это внезапное проявление искусства.

- Отец! – укоризненно вмешалась в беседу Мабель, не глядя на сурового родителя, казавшегося очень недовольным поведением дочери.

- Отец, прошу тебя, позволь этому рыцарю занять мое место в носилках. Он так болен, а его спутники совершенно беззащитны. И они очень вежливо просят нас о помощи.

- Ага, и весьма необычным способом, – уточнил её отец – сударыня, – обратился он к девушке, – а кто ваш спутник, который столь любезно, хоть и совершенно бесполезно, услаждает наш слух ? Его слуга или шут? И где, черт побери, его оруженосец?

- Простите, милостивый господин ...- девушка остановилась, видимо вспомнив, что и сама не представилась, и имени собеседника не знает.

- Томас из Рокингема, сударыня – тут же подсказал ей Вальдинг .

- Господин Томас, это Хамон, бывший придворный шут его величества Ричарда Плантагенета. Он был когда-то оруженосцем сэра Осберта, но с тех пор предпочел нелегкую долю придворного….шута. – на последнем слове девушка явно запнулась, как бы не решившись продолжать.

- Это в высшей степени странно, милая девушка.

- Что, сударь?

- Все то, что вы мне сейчас рассказали. Молодая женщина, путешествующая в компании из больного рыцаря и спятившего оруженосца.

- О нет, что вы – женщина весело рассмеялась, показав белые зубы. Простите его, добрый господин. Хамон вовсе не сумасшедший, хоть и ведёт себя порой необычно. Просто он всегда любил шутки и розыгрыши. Когда-то, ещё в Палестине, он подшутил над самим монархом, возможно, слишком зло. С тех пор Хамон добровольно принял обет всегда говорить цитатами из песен, и по возможности, петь. У него обширнейший репертуар, он знает саксонские, норманнские, арабские, еврейские, испанские, и много других баллад, лэ, виреле и прочее. Он может прекрасно развлечь вас и ваших спутников в дороге.

Почтенный землевладелец был несколько ошеломлён такими радужными перспективами.

- Нет, сударыня, я бы лучше попросил достойного Хамона (это точно не прозвище? Оно смахивает на название ветчины!) помолчать, насколько это возможно, раз уж он только поёт. В этих лесах частенько водится зверьё покрупнее волков, и коль уж об этом зашла речь, покрупнее людей. Говорят, – он практически перешёл на шёпот, – что люди в этих местах пропадали, и после них не находили даже костей, кои любой зверь обглодал бы на месте, не слишком напрягаясь, дабы утащить их с собой.

- Но сударыня, вы так и не изволили назвать нам ваше имя.

- Простите, сударь, представилась она. Меня зовут Доминика, я послушница в монастыре святой Ирменгильды, подле обители блаженного Кондратия. Может, слышали, это недалеко от Йорка.

- Слышали, конечно. Но девица, – прогудел Томас, – на тебе плащ ордена Госпитальеров. Как попала к тебе их одежда? Или ты украла её? – он нахмурил брови, что смотрелось не страшно, а, скорее, комично.

Томас из Рокингема был добрым человеком. К тому же, он свято чтил древнюю заповедь здешних мест – на тракте в помощи отказу быть не может, ибо и тебе когда-нибудь понадобится подмога.

Поэтому он, хотя и с недоверием, принял решение оказать содействие путникам.

Он подал знак слугам и те аккуратно отодвинули Хамона, подняли все ещё безучастного ко всему сэр Осберта и положили его в крытые носилки Мабель. Остальные сели на своих коней, а благородного рыцарского жеребца привязали к одной из телег со всеми предосторожностями.

- Видите ли, достопочтенный господин, – продолжала Доминика, – я не так давно вернулась из Палестины, куда ездила вместе с рыцарями ордена Святого Иоанна, в статусе послушницы.

- Как, сударыня! – с непритворным изумлением вскричала Мабель, ехавшая рядом с девушкой, – разве женщины достойны того, чтоб вместе с благородными рыцарями освобождать священный Гроб Господень? Ах, как это интересно!!! Расскажите,пожалуйста, побольше о Палестине. Я умираю от любопытства!!!

- Мабель!!! – отец девушки был возмущен её восторгом, – Сию же минуту изволь отъехать подальше от этой странной женщины. Не думаете ли вы, сударыня, – с упрёком обратился он к Доминике, – что мы поверим вашим россказням? Женщине не место на поле боя, как и вообще на Святой Земле! Не лгите мне, иначе мы остановимся и оставим вас, этого ненормального оруженосца, притворяющегося шутом и этого полудохлого рыцаря возле ближайшей же просеки!

- Уверяю вас, господин – его вспышка гнева как будто и не смутила девушку, – у меня и мысли не было лгать вам и вашей прелестной дочери. Я и впрямь была послушницей ордена Святого Иоанна в Иерусалиме. Там я провела три года, леча раненных и больных и исцеляя страждущих. Потом командор нашего ордена приказал мне вернуться в Англию с другими сестрами, ибо пребывание на святой земле дурно сказалось на многих из нас, – на этой фразе Мабель недоуменно нахмурилаись, зато ее отец и слуга вполне понимающе переглянулись.

- Вернувшись, я переехала в монастырь святой блаженной Ирменгильды, где и готовлюсь принять постриг. Сейчас мы с сэром Осбертом и его оруженосцем возвращаемся с турнира в Дейлингеме. Полагаю, что и вы едете оттуда же, ведь так?

Томас нахмурился, явно что-то припоминая, а его порывистая дочь, и не пытаясь скрыть свой восторг, всплеснула руками и воскликнула:

- Так ведь это же сэр Осберт был одним из рыцарей в группе славного … ах, как же его зовут, такой высокий, с красными перьями на шлеме, ну да, сэра Ансельма Миллингэмского. Ведь это же сэр Осберт с таким пылом прорубал себе дорогу сквозь враждебный ему строй на второй день турнира, в общей схватке? Он спасал самого сэра Ансельма, не правда ли?

- Так и есть, – ответила Доминика, слегка покраснев, – но сейчас, к моему большому сожалению, чрезмерное напряжение последних дней слишком дорого ему обошлось.

- Госпожа Доминика, пожалуйста, заклинаю вас, расскажите, расскажите нам все о Палестине – как вы туда попали, и что там делали, и… – Мабель очаровательно покраснела и кокетливо прикрыла губы руками, – и о сэре Осберте. Ну отец, это же так интересно, это же как древняя легенда – дева – воительница, прекрасный рыцарь!!

Послушница едва подавила смешок. Право слово, она даже в свои четырнадцать, кои минули уж десять лет как, не была столь наивной.

Отец девушки напротив, нахмурился, хоть и промолчал.

- Видите ли, сударыня – начала молодая женщина, – Палестина очень далека от той красивой картинки, которая представляется вам, когда вы думаете о ней. Там жарко и пыльно, полчища скверных насекомых, да и местные жители далеки от галантности нашей аристократии. Там убивают и ранят за вопросы чести, которые так же нелепы, как и единорог, запряженный в повозку маркитантки. Иерусалим прекрасен снаружи, как яркая картинка, но его узкие и кривые улочки полны грязи и нищих. Сарацины ревностно охраняют свои святыни, да и защитники Гроба Господня ни в чем им не уступают. Это включая их глубокую, в чем-то даже наивную жестокость к любым иноверцам,. – она чуть перевела дух и продолжала.

Вы заблуждаетесь, Мабель, если вы думаете, что женщина может в таких условиях быть кем-то, кроме как целителем, скромной женой, почти не покидающей своего дома (и никогда – с открытым лицом) или…- она запнулась на мгновение, – дамой, с лёгкостью угождающей любой мужской прихоти.

Едущий рядом и внимательно слушающий эту беседу слуга коротко и зло всхохотнул.

- Но вы же… вы ведь – от смущения Мабель сложно было продолжать.

Я – целитель – невозмутимо откликнулась Доминика. – Орден рыцарей святого Иоанна с любезностью дал мне всякую защиту. О да, там было широкое поле для исследований! Отрубленные конечности, вспоротые животы, малярия и лихорадка, кровавый понос и черная смерть – там было много и разнообразно, – лицо слушающей девушки затуманилось, а его цвет наводил на мысли о придорожных кустах.