Священник же, казалось, был очень рад девушке. Он сразу засуетился, вскипятил воду и начал собирать нехитрый завтрак.

Послушница подошла к девушке, которая, казалось, не заметила ее.

- Мабель? Это я, Доминика.

- Сударыня, она немного не в себе, – извинился за девушку подошедший Осберт. Он по-хозяйски обнял жену, и оторопевшая Доминика воочию увидела то, что называется “вздрогнуть от отвращения”. При этом Мабель не отстранилась от рыцаря, справедливо полагая, что на людях ей точно нужно научиться играть свою роль правильно.

- Ах, ну да, вы же ещё не знаете,. – рыцарь прищелкнул пальцами ,- Сударыня, позвольте представить вам мою супругу, госпожу Мабель ле Дюк.

- Как, – только и сумела выговорить потрясенная послушница, – так скоро?

- А чего нам было ждать? – пожал плечами Осберт, щипая безмолвную жену за щёку. – Она молода и привлекательна, я – чертовски привлекателен, священник при себе, опять же, – он тихо засмеялся, и отец Варфоломей угодливо вторил ему.

Так что, сударыня? Вы хотите – на одно безумное мгновение девушке показалось, что рыцарь сейчас предложит ей присоединиться к нему второй женой, как на Востоке,. – хотите рассказать мне, какая нужда закинула вас в наше скромное убежище?

- Да, конечно.

За сутки до:

- Мне это не нравится,. – тамплиер говорил не так уж и громко, но и не бормотал себе под нос.

- Да брось, это не так уж сложно,. – де Баже, казалось, забавлялся предстоящим, точно весёлым приключением.

- Я не говорю о сложности замысла. Я говорю о том, что сомневаюсь в роли девушки.

- Амори, вот перестань из меня дурака делать! За милю видно твое к ней отношение. Забудь, слышишь! Она тебе не пара, не говоря уж о том, что церковь исторгнет вас обоих из себя быстрее, чем твои земли перейдут во владение твоего ордена!

- Господи, да какое тебе до этого дело, Этьен!

- Мне? Никакого, разумеется. Но жаль будет лишиться тебя, когда в первой же прецептории твоего ордена, если ты только решишься туда сунуться, тебя закуют в цепи и оставят в казематах ещё эдак на полгода, пока ты не отпишешь им даже собственный ночной горшок.

- И снова, это будет моей и только моей бедой. С какой радости ты решил, что я захочу оставить орден?

- Сен Клер, – проникновенно сказал рыцарь, подходя к другу вплотную и беря того за локти, – я знаком с тобой с тех пор, как мы оба были сопливыми оруженосцами у этого старого козла, как бишь его, Ральфа де Випонта. И я знаю, что если уж ты что делаешь, то никогда – наполовину. Тебе не повезло, приятель, очень не повезло, но это не причина бросаться из крайности в крайность. Всем сейчас непросто, мы уже неделю находимся в смертельной опасности, а как известно, смерть, бродящая рядом, – лучшая приправа к любви. Но молю тебя, одумайся! Иначе ты сломаешь судьбу и себе, и ей.

- Так, душеспасительная беседа окончена,. – храмовник сердито высвободился из медвежьей хватки де Баже, – тоже мне, проповедник нашелся. Никому я ничего ломать не собираюсь, что бы ты там себе не воображал. Мне просто неприятно думать, что пока мы, крепкие мужчины, сидим в засаде, эта девица останется без защиты. На нее могут напасть упыри, она может просто неудачно упасть, или же этот недоделанный сэр Осберт, распаленный, как ты выражается, близостью смерти, просто над ней надругается, – помимо своей воли, Сен Клер скрипнул зубами, представив себе, как такое может произойти.

Этьен слабо улыбнулся.

- Ты правда думаешь, друг мой, что эта мысль не приходила мне в голову, относительно Мабель? Просто я умею выжидать, а тебя твоя страсть влечет и заставляет делать ошибки. Почему она, Амори? Она совсем не походит на Эвелин.

Тамплиер промедлил, прежде, чем ответить.

- Не знаю. Честно, может, именно потому, что не похожа. Черт, Этьен, почему мы ведём сейчас такую идиотскую беседу? Пойдем лучше, разберёмся с остальными деталями нашего плана.

- Да уж, – подхватил рыцарь, радуясь, что они сошли со скользкой темы, – никогда бы не подумал, что могу всерьез обсуждать с простолюдинами и оруженосцами, да ещё с девушкой, план, от которого зависят наши жизни!

Сен Клер усмехнулся.

- Ещё пару недель назад ты не смог бы даже в страшном сне представить себе, что мы окажемся в замке де Макона, окружённые толпой живых мертвецов, в поисках волшебного амулета.

- Я всегда знал, что не умру своей смертью, – подмигнул ему де Баже, – но так все гораздо интереснее!

Они посмеялись и спустились вниз, в комнату, где их ждали оруженосец, шут, шпион и девушка. И верный Булка, деловито выкусывающий блох из своего хвоста.

План, предложенный послушницей, и в самом деле был неплох, хоть и не без изъяна. Опять же, предугадать и предусмотреть все мог один лишь господь Бог, но как раз с ним-то советоваться никто и не спешил.

Доминика должна была втереться в доверие к Осберту настолько, чтоб остаться вместе с Мабель, желательно наедине. При этом девушка считала, что она сможет понять, где амулет и забрать его себе. Далее она должна была подать остальным сигнал, чтоб те захватили Осберта.

Храмовник сомневался в том, что амулет будет у Мабель. Он небезосновательно считал, что Осберт уже прибрал ценную безделушку к себе и что Доминике грозит опасность, ибо ле Дюк ни перед чем не остановится в своем желании использовать его.

Этьен всецело полагался на друга, но бездействие претило его пылкой натуре, поэтому он был готов сделать что угодно, лишь бы не сидеть сложа руки. Главной бедой было то, что Осберт смог бы сделать любую из девушек, а то и обеих, своими заложницами.

Они уговорились вести наблюдение за башней, в которую утром должна была отправиться девушка.

Весь день шли приготовления, изучались отходные пути и окрестности, даже рисовались карты, правда, де Баже, как и шут, читать не умели.

Они рассчитывали условный сигнал и время его подачи, и ломали себе голову над тем, как согласовать все это между собой.

День прошел суетно и хлопотливо. Вечер порадовал отличной погодой – заметно потеплело, лето было уже на подходе. Ночь была лунная, лёгкие облачка иногда пробегали по небу. Идиллическая картина нарушалась только порыкиванием упырей, да жутковатым чавканием снизу.

В последнее время чудища, казалось, увеличились в размере, правда, их стало меньше. Валентайн предположил, что они ведут себя, подобно “крысиному волку” – пожирают слабейших и становятся сильнее, злее и больше – пока не останется один, самый впечатляющий.

Правда, судя по поведению упырей, которые все чаще бились в стены замка, последний из них отнюдь не собирался коротать век в отшельничестве, а пытался выбраться на свободу, дабы, как выразился Джослин, “обеспечить себя друзьями к ужину”.

- Уж и не знаю, насколько нам удалось предугадать все на завтра, но сейчас я намерен отдыхать! – объявил де Баже, устраиваясь поудобнее на скамье и благосклонно принимая подношение Джослина в виде кубка с вином. – Давай, Хамон, спой что-нибудь зажигательное! Хватит нам тут киснуть, пора выбираться в большой мир!

- Да, пожалуй, на сегодня можно и отдохнуть. – последовал его примеру храмовник. – Джослин, собери ужин да поторопись, бездельник!

- Слушаюсь, господин,. – Оруженосец спешно подчинился, взяв в помощь Валентайна и послушницу.

Хамон же в это время услаждал слух господ самыми весёлыми мелодиями, которые только мог вспомнить.

Были сыграны уже и “Бастард, король английский”, и “Палестинская песня”, и “Herr Mannelig” , и “Пьяный моряк”, и многое другое. Разгоряченные ожиданием завтрашних действий, они пили, пели и даже танцевали.

Доминика потихоньку выскользнула на стену, желая вдохнуть свежего воздуха, а, возможно, и утомившись от грубых мужских разговоров и выходок.

Она тревожилась перед завтрашним днём, но, в то же время, ей просто хотелось, чтоб все это скорее закончилось. Она страшно устала от ощущения безнадёжности, от бездействия, от ужаса, творившегося вокруг. В то же время, ежедневная угроза гибели заставляла ещё больше ценить жизнь. Девушка ловила себя на том, что порой смотрела на тамплиера заинтересовано. “Да что там говорить, милая моя, он тебе определенно нравится”, – усмехнулась она сама себе. Она никогда не любила, ей сложно было оценить зарождающееся чувство. Пока – просто интерес. А развиться во что-нибудь более сложное она ему не даст. Она – будущая сестра ордена святого Иоанна, она ждёт пострига и желает его. Не может так случиться, чтоб мимолётная симпатия, привидевшаяся ей, перечеркнула все то, чего она достигала годами.