И в качестве ненавязчивой подсказки судьбе на то, что Софья не прочь получить от нее какой-нибудь – пусть даже самый скромный – подарок в виде везения или благоприятного стечения обстоятельств, заказала на десерт профитроли, крошечные французские заварные пирожные с шоколадным кремом. Ведь профитроль в переводе с французского означает «небольшое денежное вознаграждение, маленький подарок».
Ко всем этим вкусностям подавались дорогие марочные вина. Однако к ним Софья даже не притронулась, объясняя это тем, что не пьет. От слова совсем.
Жан-Пьер и не настаивал, хотя сам не стеснялся. Но почему-то нисколько не пьянел.
– Я в таком шоке, что меня даже хмель не берет, – оправдывался он.
Софья понимала, что это намек, но говорить о деле не торопилась. Всему свое время. Дело делом, а обед по расписанию, тем более что с ним они несколько припозднились. Теперь можно будет даже на ужин не ходить.
А со сложившейся ситуацией Софья для себя уже решила, что будет действовать так, словно Зоя Сергеевна не пропала бесследно, а просто отлучилась на некоторое время из-за каких-то только ей известных обстоятельств. Лучше думать в оптимистическом ключе, чтобы не сходить с ума от безнадежности, дабы не утратить веру в себя, любимую и ужасно талантливую.
Жан-Пьер предложил осмотреть сьют, в котором они проживали с Зоей Сергеевной. Он находился на 16 палубе недалеко от главных лестниц и лифтов, что было очень удобно. С обычной каютой Софьи на 15 палубе эти хоромы, конечно, не шли ни в какое сравнение: роскошная гостиная с эксклюзивной мебелью, две просторные уютные спальни с ванными комнатами, отдельная терраса с джакузи, устроенная в виде внутреннего садика и укрытая от непогоды панорамными окнами, и длинный балкон по периметру всего сьюта.
К таким изыскам наверняка полагался и персональный дворецкий. Не обычному же стюарду доверять уход за избранными мира сего.
Они расположились в гостиной, и Жан-Пьер наконец начал рассказывать.
– Мы вышли из Майами 9 сентября. Зоя Сергеевна пропала в ночь с 12 на 13. Мы тогда находились между Коста-Майя и Кайманами. После ужина в ресторане отправились прогуляться по верхней палубе. Ей захотелось подышать свежим воздухом, побыть в одиночестве. Она очень уставала от многолюдья. Затем я проводил Зою Сергеевну в ее спальню. Это было уже около полуночи. И больше уже не видел.
– На палубе, кроме вас, еще кто-нибудь был?
– Промелькнули две парочки, но быстро растворились в тумане. Весь день по судовому радио, да и по громкоговорителю тоже, объявляли о штормовом предупреждении, поэтому желающих оказаться застигнутыми непогодой почти не было… Самое ужасное, что я даже не слышал, как она выходила из сьюта. Заметил ее исчезновение только утром. Обратился к капитану, и сразу начались поиски. Пока останавливали и разворачивали лайнер, пока спускали на воду шлюпки, облазили всю вип-зону, затем верхнюю палубу, где мы обычно прогуливаемся. Там самая высокая точка на лайнере, поэтому вид просто сказочный. Особенно рассветы. А мы ни одного не пропустили. В общем, поиски оказались безуспешными.
– Утром тоже штормило?
– Не так, как ночью, когда приходилось цепляться за поручни, чтобы не упасть. Потом на вертолете и катерах прибыла береговая охрана с двумя следователями, и поиски продолжились.
– На нижних палубах для персонала тоже искали?
– Да, но уже без меня. Посторонним туда вход воспрещен. О розыске Зои Сергеевны объявили по радио. Затем по каналу судового телевидения показали ее фотографию: вдруг кто-нибудь ночью с ней где-нибудь сталкивался. В ежедневной круизной газете тоже разместили ее фото. Результатов – ноль.
Жан-Пьер протянул газету из нескольких листов, с первой страницы которой на Софью глянула Зоя Сергеевна. Она мало изменилась. Такая же худенькая, немного грустная и усталая, но с твердым решительным взглядом особы из высшего света, которая привыкла командовать и распоряжаться. Она еще не утратила былой привлекательности и наверняка точно знала, чего хочет от жизни.
Ну никак эта железная леди не могла стать самоубийцей!.. Молодец, Софья, умеешь себя подбодрить.
– Последняя ее фотография. Она сделана в первый день круиза службой безопасности для базы данных лайнера.
– И вы потом не фотографировались?
– Зое Сергеевне больше нравится, когда я ее рисую. Сегодня уже 15 сентября. И ни одного отклика, что ее кто-то видел. А если и видели, не хотят становиться свидетелями. В следующей газете я объявил о вознаграждении за любые сведения о ней. И снова ничего. Такое ощущение, что ее вообще нет на корабле. Из пяти с лишним тысяч отдыхающих и обслуги не нашлось ни одного, кто мог бы хоть что-то сообщить.
– Жан-Поль, ты же бывший мент. Что ты сам-то об этом думаешь?
– Я стараюсь вообще не думать. Просто с тех пор постоянно хожу везде и ищу ее. Если начинаю задумываться, все представляется настолько безнадежным, что… Я был вынужден сообщить полиции, что Зоя Сергеевна четыре месяца назад потеряла сына. Они тут же сделали вывод, что она могла покончить с собой, бросившись за борт. Ее объявили без вести пропавшей.
– Неужели на лайнере нет сигнализации, которая бы срабатывала в случае падения человека за борт?
– Есть. Капитан говорил, что лайнер оборудован специальными интеллектуальными оптическими и термальными видеокамерами, которые осуществляют непрерывное наблюдение за наружными деталями судна. Зарегистрированные видеоизображения в реальном времени передаются в центральный офис службы безопасности и отслеживаются вместе с другими камерами. Всего на борту около семисот разных камер.
– И ни одна не среагировала на падение за борт человека?
– Ни одна. Капитан оправдывает это тем, что система еще отлаживается, поэтому полностью на нее надеяться не приходится: много случаев ложной тревоги. Сигнализация срабатывает даже из-за отражений луны и солнца. Или реагирует на пролетающих возле судна птиц. Не говоря уже о волнах, которые поднимались в ту ночь до борта из-за начавшегося шторма. Могли отвлечься на несущественное, пропустив главное. Капитан также допускает, что во время шторма ее могло смыть волной. В любом случае она погибла из-за собственной неосторожности.
– Ты тоже так считаешь?
– Не знаю, что и думать. Зоя Сергеевна в последний месяц очень изменилась. Словно поверила, что все еще может быть хорошо. Но когда Ольга, дочь Северова, заявила, что ни за что на свете не признает ее бабушкой, снова замкнулась в себе, словно душой окаменела.
От упоминания о единственном и неповторимом у Софьи больно сжалось сердце: ну почему она сейчас не рядом с ним?! Что она делает здесь, где уже все решено без нее и аккуратно разложено по полочкам, чтобы на круизную компанию и тени подозрения не упало?
Все шито-крыто. И никто никого разыскивать не собирается, раз появились сведения о нестабильной психике пропавшей пассажирки. Может, она специально купила тур, чтобы свести счеты с жизнью? Тогда при чем здесь, спрашивается, круизная компания? Разве уследишь за всеми желающими поплавать в одиночку без свидетелей и спасательных жилетов? Вот и записали ее в самоубийцы.
– Ничто уже больше не могло заставить ее радоваться, – продолжал Жан-Пьер свою грустную историю. – Я даже начал опасаться, что снова теряю любимую. Но она вдруг предложила это кругосветное путешествие. Врачи ухватились за ее инициативу и посоветовали как можно скорее отправиться в круиз. Больше всех, конечно, радовался я… И тут такая трагедия. Просто голова кругом.
– Кто выбирал маршрут?
– Зоя Сергеевна. Она сказала, что свободные сьюты на ближайшее время оказались только на этом круизном лайнере. Обычно все самое лучшее разбирают заранее. За полгода, год.
– За время путешествия вы с кем-нибудь познакомились?
– В нашем элитном закутке довольствуются лишь вежливыми приветствиями и лучезарными добродушными улыбками. Все остальное будет расцениваться как нарушение установленного порядка. Видишь ли, верхние носовые палубы – это лайнер на лайнере, оазис для богатых гостей, которые мечтают о покое, уединении, исключительном сервисе и всех доступных за деньги привилегиях. Где все удовольствия без ограничений, где все бесплатно и безлимитно.