Часть первая

В Катманду рано темнеет, а был конец ноября, и уже в шесть часов солнце заходило за вершины холмов становилось темно. Днем было еще жарко, но к вечеру заметно холодало.

От выхлопных газов на улицах непальской столицы может перехватить дыхание и до девяти вечера движение не стихает. В темноте сквозь гарь и пыль просвечивают фары мотоциклеток, какофония клаксонов, издаваемая малолитражками, оглушает, и в заторе стоят и рикши, и мотоциклы, и люди не могут пройти и терпеливо стоят, дыша выхлопными дымами. Уличные регулировщики и некоторые особо щепетильные туристы дышат через полотняные повязки, что делает их схожими с врачами-эпидемиологами.

Услышав русскую речь, Евгений остановился и повернулся на голос. В Непале знакомятся запросто, для этого не нужно специального повода, тем более, если увидел соотечественников.

У входа в супермаркет «Тамель» сидел худощавый мужчина с короткой бородкой, рюкзак стоял подле него, он разговаривал с кем-то в дверях. Они решали, сколько спиртного брать.

– Привет, – сказал он, подходя к незнакомцу и машинально пожав быстро протянутую ему руку.– Давно приехали?

– Фёст тайм ин Непал? – передразнил он.– Миша.

Этим вопросом непальцы неизменно атакуют иностранцев, звучит как ритуальный рефрен: Первый раз в Непале? Откуда вы?

– Евгений. Куда путь держим?

– Да здесь рядом, в Даунтауне. Завтра в горы. А вы?

– Давай уж на ты. В горы я не ходок, не люблю я это, снизу оно как-то интереснее, без горной болезни и прочих неприятностей и ограничений.

– Тогда с нами?

– Не вопрос, – охотно согласился Евгений.– Только взять надо.

Он зашел в супермаркет, который в любом европейском городе считали бы минимаркетом, поэтому супермаркет нужно писать в кавычках, вот так – «супермаркет». Выйдя из «супермаркета» с бутылкой непальского рома Кукри, Евгений познакомился со всей компанией. Они уже закупились и ждали его на улице. По тому, как они отскакивали от проезжавших мотоциклов, Евгений понял, что они здесь недавно, максимум второй день. Так и оказалось. Их звали Игорь, Михаил, Василий, Галина и Алина.

Женщин звали очень похоже – Галина и Алина – это первое, что Евгений успел запомнить. Второе – это номер, в котором Галина и Алина ночевали в Даунтауне, но, конечно же, машинально.

Приезжие обычно останавливаются именно в таких гест-хаузах, их везут сюда таксисты из аэропорта, за что получают комиссионные.

«Приезжие». Для Евгения они были приезжими. Он жил в Черри, подальше от шума, в номере с окном во двор, а не в коридор по которому днем и ночью снуют люди, такие же альпинисты.

– И что вас в горы-то тянет? – сказал он не для того чтобы получить ответ, а просто чтобы завязать беседу. – Голова болит и кружится от кислородного голодания, выпить нельзя, мясо есть нельзя, а похвастать даже покорением вершины не приходится, ходите вокруг да около, фотографируете пейзажи.

– Чувствую в твоем голосе раздражение, – осторожно сказал Игорь.

– А как же иначе? Катманду – альпинистская столица мира. Тьфу, в самом деле, пошлость какая! Задолбали вы нас, катмандинцев, понаехавшие.

Василий был из Санкт-Петербурга, Михаил из Пензы, Игорь из Москвы, Алина и Галина из Москвы. Для компании, собравшейся для треккинга, то есть горного туризма, дело обычное.

Они были, как теперь называется, «бизнесмены». У одного аптека, у другого ремонт офисов, у третьего торговля – все при деле, благополучны и сыты.

– Понятно,– сказал Михаил.– Понаехали тут, а Катманду не резиновый. Так чем же мы вас задолбали, катмандинцев местных? Что в нас такого неправильного?

Евгению хотелось сказать: «Неправильное в вас то, что вы дельцы, а значит, сволочи».

Но вместо этого он сказал:

– То что вам безразлична эта страна. Вы приезжаете в Катманду на два-три дня, потом в горы, оттуда на самолет и нет вас. И вам все равно, сколько платить за номер, пять долларов или десять. Вы спокойно переплачиваете за все в три раза. Вы делаете непальцев алчными и ленивыми, развращаете их. Это из-за вас для непальцев здесь одни цены, а для иностранцев другие.

– Честно говоря, мне совершенно безразлично, сколько платить за номер, пять или десять долларов, – сказал Миша.– Хоть двадцать. Какая разница?

– Вот-вот, потому что для вас это копейки и вы не живете здесь долго. Если в Москве вы можете заплатить за номер двести долларов, что для вас десятка! Но некоторые не могут платить по двести долларов за номер и для них есть разница между пятью и десятью долларами.

– Думаю, что если ты чего-то не можешь, то это твоя проблема, а не наша.

В Даунтауне есть балкон, выходящий во внутренний двор, где можно расположиться, поставить стол и пить пряный непальский ром, практически на свежем воздухе. К компании присоединился поляк, но имени его Евгений не запомнил. Поляк был симпатичный, наливал и пил. Василий почти все время молчал, Игорь говорил, но его никто не слушал, Михаил из Пензы, кажется, был самый авторитетный. Конечно, пришлось отвечать, зачем и почему он здесь.

– Я тибетолог, – привычно объяснил Евгений. – Изучаю тибетскую медицину, пишу статьи, книги, даже читаю лекции, а поскольку тибетская медицина неотделима от тибетского буддизма, место мое здесь, поскольку именно в Непале центр его зарождения и сосредоточения. Предупреждая вопросы, скажу сразу, тибетский буддизм отличается от индийских практик тем, что не пытается нейтрализовать негативные энергии, а использует их, меняя минус на плюс. Это называется Тантра. Благодаря ей можно достичь освобождения уже за одну жизнь. Это называется Дзогчен. Чтобы вам было понятнее, это как выход из Матрицы, только не по-голливудски. Освобождение – это абсолютная свобода и абсолютное наслаждение. Христиане изнуряют себя постами, а тантрические практики доставляют наслаждение. Если нет наслаждения, значит, это не Тантра, наслаждение – путь к Освобождению. Например, секс можно использовать для духовного пробуждения, если направить оргазм в срединный энергетический канал тела.

– Как это? – заинтересовался Игорь.

– Уметь надо.

– А ты умеешь?

– Нет, не умею.

– Ты не больно-то распаляйся, – вмешался Михаил. – Никто тебя о буддизме расспрашивать не собирался. И вообще, почему ты, тибетолог, не в Тибете?

– Я был в Тибете. Но со здешними тибетцами мне легче общаться, они более открыты к общению, насколько это вообще возможно, тибетцы – не самый открытый народ.

– Здешние что, лучше?

– Что значит, хуже или лучше? Эмигранты лучше сохранили традиции, поскольку не подверглись китаизации, к тому же они более интеллектуальны, так сказать естественный отбор, многие знают английский, поэтому с ними легче общаться. Разговорным тибетским я владею еще слабо. Кроме того, в Непале главные места силы, Сваямбу, Боданат, Парпинг, Намо Будда, Лумбини, здесь лучшие танки…

– Я думала лучшие танки у нас, – перебила Галина.

– У нас железные, стреляют и предназначены для войны, а здесь это картины, изображающие божеств и предназначенные для медитации. Среди здешних тибетцев много сильных тантристов, врачей, художников. Живут они в Боде, завтра мы туда поедем.

– Завтра мы идем в горы, – напомнил Михаил.– А в Боде мы уже были сегодня.

– Это вам только кажется. Но в горы так в горы. К тому же я плохо переношу высокогорье. В Тибете просто нечем дышать.

Если мужчины, за исключением поляка, не понравились Евгению только потому, что они были деляги, а он ненавидел капиталистов, то женщины не понравились каждая по-своему.

Галина была крупная блондинка с грубыми чертами лица, выдававшими плебейское происхождение, попросту «белобрысая дылда». Женщинам с такой фактурой хорошо удавались роли фрезеровщиц, крановщиц, бульдозеристок и мастеров машинного доения, амплуа подруги главной героини в советских фильмах времен освоения Целины. Хотя как всякий умный человек и патриот, Евгений недолюбливал русскую интеллигенцию, откровенная простонародность в женских лицах производила на него гнетущее и отталкивающее впечатление.