Помполит позвонил на мостик и, шаркая тапочками по палубе, пошел к бассейну. Я быстро пробежал в ходовую рубку. Там было темно и тихо, только квадраты лунного света лежали на линолеуме да уютно светились в темноте картушка компаса и репитеры приборов. Пароход шел на «авторулевом», матрос что-то красил на правом крыле мостика, вахтенный второй помощник Саня Хлюпкин сидел в своем левом высоком кресле и меланхолично смотрел вперед, в пустынный океан. На экране локатора не было ни одной цели на двадцать миль вперед, так что можно было и немного расслабиться.

Из рубки был виден край бассейна, в котором в туче брызг плескался Леонтьич. Потом минут десять не было видно ничего, затем он выскочил из бассейна и шустро побежал обратно в надстройку, периодически теряя тапочки.

– Чего это с ним? – позевывая в кулак, спросил Саня.

– Конспекты забыл, наверное, – сказал я ему, и мы оба тихонько посмеялись.

На завтраке Леонтьич, обычно весьма оживленный, сидел непривычно тихо и выглядел задумчивым, невпопад отвечая на вопросы капитана. В его глазах явственно читалось недоумение.

На следующий день в положенной точке мы встретились с «Маршалом Неделиным». Громадный корабль, весь в решетчатых круглых антеннах космической связи, величественно лежал в дрейфе, слегка покачиваясь на океанской зыби. С кормы танкера подали шланги, началась заправка.

Мы со стармехом и начальником радиостанции отпросились у капитана сходить на «Неделин» каждый по своим делам. Увязался с нами и Леонтьич.

На рабочем катере мы подошли к борту и по штормтрапу поднялись на палубу. Встретили нас очень радушно. Начальник медслужбы показал мне весь медицинский блок, который больше смахивал на научную клинику, напичканную самой современной аппаратурой, тренажеры и барокамеры для космонавтов.

Все это здорово впечатляло, особенно по сравнению с нашими скромными возможностями. Улучив момент, я рассказал начмеду о своем «полете в космос», и тот, немного подумав, дал примерно такую трактовку: «Потеря тактильной чувствительности в воде привела к возникновению ложных ощущений. Ну, а судно на лунной дорожке – это, брат, классический глюк. Фантастики надо поменьше читать. И вообще, больше никому ни слова. Разбираться-то никто не будет – спишут с флота «по шизе». Тебе оно надо? А вообще-то нам ребята-космонавты и не про такие вещи рассказывали. Мало сказать, что странные… Но тоже – молчок!». Приняв внутрь по сто граммов неразведенного медицинского спирта, мы расстались почти друзьями. На прощание начмед нагрузил мне бумажный мешок всякими дефицитными медикаментами, с коим я чуть не загремел со штормтрапа в качающийся на волнах катер. Потом в катер буквально свалился Леонтьич с пылающим «индикатором» и приличным свежим выхлопом, заботливо сжимая в руках сверток с какими-то плакатами. Сверток издавал булькающие звуки и выглядел весьма подозрительно. Не иначе Леонтьич разжился казенным «шилом». «Визит вежливости» явно удался, поскольку и стармех, и начальник радиостанции тоже выглядели ну очень довольными, со всякими мешочками и свертками в руках.

К вечеру к «точке» подошли еще корабли, и началась работа. Было уже не до бассейна и не до экспериментов с астральными полетами. Да и погода заметно испортилась – угасающий диск луны то и дело закрывался облаками, и только Южный Крест приветливо сиял своими звездами сквозь рваную кисею облаков. Теплый ветер развел волны с белыми «барашками», и наполовину разгруженный танкер заметно, хотя и плавно, качало на тягучей океанской волне. Заправившиеся корабли ушли, просигналив «счастливого плавания», и океан снова опустел. Танкер получил приказ следовать в Коломбо, и мы тронулись в обратный путь, сделав небольшой крюк к зеленым островам архипелага Диего-Г арсия.

…Мне еще много раз приходилось бывать в южных широтах, но больше никогда и нигде я не испытывал такого чувства раскрепощенности и блаженства полета. До сих пор не нахожу этому разумного объяснения.

Но иногда во сне я снова вижу под собой безбрежный простор Индийского океана и черный силуэт танкера на лунной дорожке и снова куда-то лечу… А Южный Крест снова сияет прямо над головой…

С детства я грезил Египтом. Пирамиды, фараоны, жрецы, храмы древних богов, сокровища, скрытые в песках, мумии, скарабеи, бессмертная история любви Антония и прекрасной Клеопатры – все это причудливо перемешалось в ребячьей голове после прочтения всех книг, которые я смог найти в клубной библиотеке маленького таежного поселка, где прошло мое детство.

Так хотелось отправиться в археологическую экспедицию и непременно найти затерянную в пустыне гробницу какого-нибудь фараона. Даже в детских снах вперемежку с героями Дюма и Фенимора Купера являлись ко мне древнеегипетские боги Анубис и Ра и сквозь пустынное марево загадочно улыбался сфинкс.

В весенний разлив Вятки мы с приятелями часто отправлялись на лодке с самодельным парусом в дальние плавания по заливным лугам, представляя себя великими мореходами, открывающими новые земли.

Но суровая реальность жизни не давала надежд, что когда-нибудь я увижу Египет. Да и детские грезы с годами потускнели, оставив только тягу к путешествиям.

Прошло время, судьба забросила меня на Дальний Восток, и многое в жизни совершенно неожиданно изменилось…

И вот я уже на борту танкера, путь которого лежит в далекий французский порт Марсель, впереди два океана и шесть морей, долгие месяцы пути и исполнение детской мечты – Египет! Пусть мимо, пусть только через Суэцкий канал и всего на шестнадцать часов без схода на берег – но все же Египет!

Однако до вожделенного египетского Суэца еще надо было дойти. На длинной дороге были малярийные болота Дананга и еще не восстановленный после войны порт Камрань, гигантский человеческий муравейник Сингапура, кишащий людьми всех рас и оттенков кожи, спокойный и красивый город Коломбо, окруженный морем и зелеными джунглями, песчаная мгла Персидского залива, набитого супертанкерами и нефтяными вышками. Были изматывающие душу штормы в Индийском океане и радость схода на песчаный берег острова Сокотра, бег по прибою наперегонки с увертливыми песчаными крабами, ловля тунцов и лангустов – немудреные моряцкие радости.

Были залитый солнцем Аденский рейд, заполненный военными кораблями разных стран, остров Перим, угрюмые берега Баб-эль-Мандебского пролива и тучи песка, вперемешку с саранчой, несущиеся от эфиопских пустынь на советские боевые корабли, стоящие на якорях в бухте Габбет-мус Нефет. И были странные слова – Дахлак, Асэб, Массауа, Дыре-Дауа, надолго врезавшиеся в память.

Наконец танкер взял курс на Суэцкий залив. Берега Красного моря с одной стороны покрыты горами, с другой дышат зноем песчаные пустыни Аравийского полуострова. Жестокие штормы сделали узкое Красное море настоящим кладбищем кораблей. На рифах возле берега то тут, то там виднелись бесформенные железные останки, из воды высовывались помятые форштевни и мачты затонувших судов, а на берегах, недалеко от уреза воды, стояли выброшенные на сушу дьявольской силой шторма ржавые корпуса старых пароходов. Это очень впечатляло, особенно если учесть, сколько их еще пребывало на дне.

В свете закатного солнца резко выделялись красные, безжизненные, без клочка зелени, скалы Синайского полуострова, – наверное, такими они были и тысячи лет назад, во времена фараонов, и так же бесстрастно наблюдали за происходящим.

Мы находились на внешнем рейде порта Суэц среди множества кораблей и судов, готовящихся войти в Суэцкий канал с утренним караваном. Было уже поздно, и хотя рейд издали светился якорными огнями судов, вокруг стояла настоящая «тьма египетская». Моряки собрались на корме, появилась гитара, и оказалось, что наш второй помощник, отличный штурман, еще и неплохо поет. Особенно старинные русские романсы, заставлявшие с грустью вспоминать о далекой родине. Но по родине тосковали не только мы.

С недалеко стоящего польского парохода донеслись звуки скрипки – на мостике, слабо различимый во тьме, стоял человек и играл «Полонез» Огиньского. Он вкладывал в игру всю душу, и щемящая, извечная польская тоска по свободе буквально вышибала слезу. Это было потрясающе – услышать польскую скрипку во мраке египетской ночи. Сыграв на прощание «Ешче Польска не сгинела…» (видимо, в пику нам), скрипач умолк. Мы разошлись по каютам – предстоял напряженный день, за который мы должны были пройти в узком канале от Суэца до Порт-Саида. Нелегкое испытание для всего экипажа, особенно для капитана, механиков и рулевых.