Дежурство пришлось на пятницу, «обеспечивающим» поставили старпома, вечером он показал мне список вахты. У нашего капитана с юмором всегда было хорошо, но тут уж он явно переигрывал.

На вахту со мной шли матросы второго класса Пизюков и Шмаровоз, мотористы Наливайко, Бухало и вахтенный механик Волкодав 2-й (Братья Волкодавы, умные и интеллигентные парни из потомственной морской семьи, абсолютно не соответствовали своей грозной фамилии, а восемнадцатилетние пацаны-мотористы не пили вообще). Надо отдать должное и юмористам из отдела кадров, направлявших на ледокол моряков с самыми экзотическими фамилиями. Был у нас, например, матрос второго класса Вася Здун, по прозвищу «Вездесущий», поскольку дважды его поймали за орошением кнехтов жидкостью собственного производства, что на флоте относится к деяниям предосудительным. Излишне говорить, что в его фамилию и прозвище всегда вкладывался совершенно другой смысл.

Утром, приняв дежурство от начальника радиостанции и сделав первую запись в судовом журнале, я со священным трепетом нацепил сине-белую повязку «Рцы» со звездочкой и пошел на корму, чтобы согласно схеме проверок осмотреть румпельный отсек. Увлекательное путешествие на ощупь в темноте по отсеку было прервано двумя звонками вахтенного матроса («прибытие офицера»).

На корме стоял старший лейтенант из соседней бригады ракетных катеров, в старом рабочем кителе, почему-то спросивший, есть ли у нас брага и коуши. На такой явно провокационный вопрос я с достоинством ответил, что такой ерундой как бражка у нас в экипаже не занимаются (что такое коуши, я просто еще не знал).

Офицер как-то удивленно хрюкнул и странно на меня посмотрел. Видимо, по достоинству оценив новую, необношенную еще форму и медицинский значок, он попросил провести его к старпому.

Там и выяснилось, что данные буксирные приспособления на борту присутствуют, причем в большом количестве, и поделиться ими мы вполне можем. Тем более, что ребятам предстоял перегон ракетных катеров для вьетнамского флота через несколько морей аж до базы в Камрани.

Потом явился разбитной мичман-связист, в старомодных клешах и пилотке на затылке, и практически ввел меня в состояние ступора, попросив «крутануть на турачках» сто метров кабеля с катушки. Оказалось, что загадочные «турачки» – это всего-навсего боковые барабаны нашей кормовой буксирной лебедки. Не зря мне капитан советовал матчасть учить – столько удивительных открытий на родном судне всего-то за пару часов!

Запыхавшийся матрос-рассыльный, придерживая противогаз, передал, что звонили с КПП и что, дескать, «надо что-то забрать». Загадочное «что-то» оказалось выпавшим из такси в обнимку с двумя вещмешками, в дымину пьяным радистом Женей Сидоровым, всего неделю назад временно переведенным от нас на рефрижератор «Ульма» для выхода на обеспечение учений в Южно-Китайское море.

Капитан «Ульмы», предварительно снабдив казенным «шилом», направил Сидорова на склад за запасными радиодеталями к передатчику. Тот детали добыл и, обмыв это дело с мичманами, на «автопилоте» прибыл на знакомый причал, но… не в ту бухту. Безуспешно попытавшись самостоятельно подняться по трапу, Женя с мычанием пал на четвереньки и мужественно добрался до кормы. Стоявший там старпом, наблюдавший Женино «вползание», спокойно покуривая, иронически прокомментировал: «Сидоров, советские моряки обычно ходят с гордо поднятыми головами, один ты с гордо поднятой ж…».

Благоухающего ядреным перегаром Женю пристроили на диванчик в пустую каюту и по радио отправили сообщение на «Ульму», где радиста уже начали «искать с фонарями», потому что судно вышло на внешний рейд и начинало таможенный досмотр.

Только успел подать команду на обед, как на борт прибыли флагманский врач, мой начальник майор Петровский, и розовощекий старлей- «комсомолец» из политотдела.

– Прием задачи «К-1», – причмокнув пухлыми губами и подняв указательный палец-сардельку, многозначительно сказал Петровский на вопрос о цели прибытия. – Да, кстати, ты почему в штаб-то редко ходишь? На той неделе занятия были по обеспечению водолазных спусков, а у тебя еще и допуска нет. Надо получать, а то в рейс не пущу.

– Так уж с армии приучен, товарищ майор, в штаб ходить – только по большой нужде, – брякнул я, явно не подумавши.

– Видал, какие у меня орлы, – захохотал Петровский, – штаб у них вроде гальюна: только по большой нужде и ходят! В таком случае мы к вам на пароход по малой нужде пришли. С ответным визитом, так сказать. Ну да ладно, веди в кают-компанию – перекусить надо.

Отобедав нашими фирменными «муромскими» котлетами, господа офицеры вздремнули в лазарете весь положенный «адмиральский час» и, позевывая, убыли на соседний танкер «Печенга». На том прием загадочной «задачи К-1» для нас и закончился.

Черт, уже пятнадцать часов – время выхода на связь с диспетчером! Лечу, не поднимая головы, по крутому трапу на мостик. В конце трапа утыкаюсь фуражкой во что-то большое и мягкое. Это что-то оказывается внушительных размеров женской попой, обтянутой синими спортивными брюками. Попа исчезает, и на ее месте появляется раскрасневшееся лицо нашей новой дневальной Лукиничны с тряпкой в руках.

– Как-то не с того места мы с вами знакомимся, доктор, – хихикнув, елейным голосом пропела она, вгоняя меня в краску. Чертова баба! Бормоча на бегу извинения, влетаю в ходовую рубку и щелкаю тумблером радиостанции. Успел. Принимаю информацию – в среду сворачиваем ППР. Слава богу, не на моей вахте! Под бортом рычит и дымит мощный дизель – рядом с нашей кормой швартуется катер-торпедолов, с него сходят несколько офицеров с тощими служебными портфелями. С мостика спрашиваю мичмана, куда они потом идут. Оказывается, на внешний рейд. Появляется прекрасный шанс «сбагрить» Женю Сидорова. Быстро его будим, и полусонный, взлохмаченный Сидоров, ароматизируя воздух перегаром, кое-как перевалившись через борт, добирается до катерного кубрика. Одной проблемой меньше. Незаметно настает время ужина, а после него народ идет домой, и на судне остается одна вахта. Пора делать обход помещений. Снова румпельное отделение, машина, гирокомпас, дальше трюм и форпик. Внизу темно, на ощупь ищу выключатель. Не нахожу, промахиваюсь и с матами съезжаю вниз по трапу в трюм. Пять ступенек – гарантированно проверено собственной задницей.

В форпик лезу уже как положено – с аккумуляторным фонарем. Все, ритуальные похождения закончились. Делаю запись в журнале – и на отдых. Передаю бразды правления Волкодаву 2-му, его очередь порулить. На боевых кораблях запели горны – спуск флага. Включаем якорные огни и палубное освещение. Пора ночевать. Слегка вздремнул на диванчике в рубке – предстоит «собачья вахта» до рассвета.

В предутренних сумерках в бухту тихонько, глухо постукивая дизелями, проскальзывает подводная лодка. На рубке видны темные силуэты подводников и огоньки сигарет. Невольно вспоминаю, как проходил стажировку на таких лодках и кошмарные ощущения при учебном выходе через торпедный аппарат.

Заметно светлеет, предутренняя свежесть проникает даже сквозь альпак, металл палубы покрыт влажным налетом мороси, на которой виднеются мокрые следы вахтенных матросов. Ребята на удивление четко несли службу и сейчас, звучно позевывая, драят швабрами корму к приходу капитана.

На берегу появляется первый автобус, в бинокль вижу атлетическую фигуру третьего помощника Севы Ильина. Он должен меня сменить, поэтому торопится и издали машет рукой. С радостью вижу его бородатое лицо с голубыми глазами и белозубой улыбкой. Три звонка – прибыл капитан. На корме «под козырек» отдаю рапорт. Кэп слушает с серьезным лицом, приложив руку к козырьку и посмеиваясь умными стариковскими глазами. Потом скоренько сдаю дела, расписываемся с Севой в журнале, иду на рапорт к старпому.

Получив «добро», передаю повязку Севе, потом душ, в койку и проваливаюсь в беспробудный сон. В обед Волкодав проболтался, что меня всю вахту подстраховывали: они со старпомом контролировали мои хаотичные передвижения по судну, отменяли неразумные команды и потихоньку давали указания матросам. А я-то по наивности думал, с чего это у меня служба по первому разу так гладко идет?