В последний раз Хаято щипает Такеши за бок и отпускает его. Такеши зажимает рот рукой, чтобы заглушить ржач. Почти успокоились.
У купален деление оказывается таким же, как и в помывочных, поэтому Хаято расслабляется — им не придётся разделяться. Рёхей сначала пытается притормозить возле бань для альф, но Тсуна толкает его дальше.
Хаято останавливается перед входом в общие бани. Был лишь один момент, который они не предусмотрели.
— Я не могу туда войти.
Такеши и Рёхей удивленно оборачиваются на него. Тсуна и Кёя замыкают, поэтому останавливаются за его спиной.
— Можем договориться о времени встречи на выходе. Присоединюсь к вам во второй части вечера.
— Ты чего, она же для всех? — вскидывает брови Такеши.
— Или ты боишься? Не дури, осьминожка, в нашем присутствии никто твою честь не осквернит.
Хаято жалеет, что рядом нет ещё одного таза для применения к новой заднице.
— Не в том дело! Читай! — Он тычет пальцем в надпись на стене.
Рёхей прищуривается, вглядываясь в иероглифы. Без татуировок. Детям в сопровождении родителей. Взрослым альфам и бетам без ограничения. Омегам только с метками или в сопровождении пары.
Тсуна подходит к служащей на входе и вежливо здоровается. Та объясняет: сопровождающий омеги несёт ответственность за его безопасность и подтверждает это письменно, после чего им на браслеты наклеивают одинаковый штрихкод.
— Клей. — Хибари протягивает ей своё запястье с браслетом. — И вот этому.
В Хаято грубо показывают пальцем.
Девушка быстро кивает и разрывает стик с кодом на две половинки. Хаято смотрит, как Хибари ставит размашистую подпись на бумажке и отбрасывает её побелевшей от испуга сотруднице.
— Ненавижу толпы. — Он входит в зал, не дожидаясь остальных.
Хаято ужасно неловко, но ему ничего не остаётся, кроме как протянуть собственную руку.
— У вас такой пугающий жених… — Боже, так у него уже второй жених за день, мелькает в голове Хаято. — Пожалуйста, заполните поля, которые он оставил пустыми.
Хаято вписывает имя и дату рождения Хибари над его подписью, потом добавляет свои данные и расписывается рядом.
Девушка извиняется и немного скомкано оправдывается:
— Но вы поймите, такие правила безопасности, хозяин не хочет брать ответственность за несчастные случаи. Такое бывает очень редко, мы наблюдаем за любым подозрительным поведением посетителей. Но мало ли.
Хаято всё равно, он только хочет, чтобы она заткнулась, впустила его в зал и он забыл об этом моменте как можно быстрее.
— Я правильно понимаю, сопровождающему не обязательно быть мужем или женихом?
Внимание служащей переключается обратно на Тсуну.
— Конечно. Отцы, братья, старшие сёстры, иногда начальники могут выступить гарантом — всё это подходит, если омега так же даёт согласие, что этот человек представляет его интересы.
— Вот видишь, — натягивает улыбку Такеши. — Ты и с Тсуной мог пройти.
Это его никак не подбадривает, и Хаято просто толкает дверь. Он благодарен Хибари за то, что тот выполнил формальности молниеносно быстро. И совсем немного за то, что согласился зайти в общую баню с кучей людей вместо более уединённой бани для альф.
— С меня причитается. — Хаято заходит в обжигающе горячую воду и позволяет себе на секунду прикрыть глаза от удовольствия.
— Правила есть правила, — коротко, но уже более расслабленно, чем минуту назад, бросает Кёя. Он сидит в паре метров от него, погрузившись в воду по подбородок, и Хаято знает, отдать долг нужно, чтобы самому не чувствовать себя обязанным.
Остальные присоединяются к ним и заинтересованно оглядывают открывшийся вид: повезло, свободного пространства много, а людей наоборот — не настолько, как могло бы быть. Хаято не знает, каким сэнто было до ремонта, но сейчас здесь красиво. Множество подвесных и настенных светильников рассеивают мягкий жёлтый свет, не оставляя ни одного тёмного угла даже между массивными, обложенными мелкой плиткой колонами. В зале их шесть: три золотистого цвета и три насыщенного тёмно-гранатового. Пол выложен крупными квадратами молочно-персикового цвета. На стенах плитка такая же мелкая, как на колоннах. Её монотонное полотно разбавляют причудливые вставки-паззлы голубых гор, утопающих в золотистом закате, и мифических сцен, отражающихся в ровной глади воды. Хаято подслеповато щурится — без очков не рассмотреть, что выложено на дальних картинах.
— Потрясающе, — выдыхает Тсуна. Его скулы и уши покраснели от тепла и искреннего восхищения.
Все с ним молчаливо соглашаются. Они даже не отплывают вглубь сэнто, оставаясь близко к бортам — как вошли, так и подкосились коленки.
— Надо будет прийти сюда всей семьёй, — ставит себе пометку Рёхей. — Позову и родителей, и Хану.
— Кстати, расскажи, как ты сделал предложение. — Такеши подплывает к нему. — Это было сегодня?
— Нет, на самом деле два дня назад, — влюблённо улыбается Рёхей. — Но я не хотел говорить раньше времени. Сначала сам не мог в это поверить и не до разговоров было. А потом надо было сообщить родителям. Поэтому позавчера поужинали с моими, а вчера — с её семьёй.
— Твои ведь хорошо отреагировали? — предполагает Тсуна. — Хана же часто бывала у Киоко, да и потом они знали о ваших свиданиях.
— Да, они полностью приняли её, поэтому у меня не было волнений на этот счёт. Я больше думал о родителях Ханы, потому что плохо их знаю.
— И как? — не удерживается Хаято.
— Мне кажется, они знают, что Хана очень рассудительная, и доверяют ей больше, чем мне.
Хаято смешливо прищуривается и рубит правду-матку:
— Выглядишь пока недостаточно представительно. Ты хоть бинты и пластырь снял с лица, когда к ним шёл?
— Конечно! — На носу Рёхея и сейчас красуется белый пластырь. — Я и пиджак надел, не школьный!
Такеши прыскает, но помалкивает, щадя его чувства. Деликатность — наше всё.
— Я завидую тебе, большой брат, — признается Тсуна, смущённо ёрзая у борта: он ведь тоже мог однажды сесть за один обеденный стол с родителями Киоко.
— Сам себе завидую! Думал, потрачу годы, чтобы убедить её, а тут с первой попытки вышло. Удивила она меня.
— Кто знает этих женщин. Говорят одно, делают другое.
Хаято отвлекается, когда Хибари отталкивается от бортика и переплывает на место справа и чуть позади него, отрезая его этим от большей части купальни. Назойливое щекочущее затылок чувство исчезает. На него кто-то смотрел?
За пару лет жизни в Японии Хаято научился не обращать внимания — слишком многие глазели на европейскую внешность. Даже в школе некоторые не могли унять любопытство, граничащее с хамством.
Сейчас разговор его увлёк и Хаято не сразу почувствовал чужое внимание.
Он незаметно оглядывает зал. И удивлённо застывает — здесь странно много альф. Хаято погружается в воду почти до кончика носа и принюхивается. Запахов нет, он вообще не чувствовал их, пока специально не сосредоточился и не включил режим наблюдения уровня киллера. Это, должно быть, специальный состав воды. Он проводит ладонью по глади, зачерпывая её — похоже, работники в целях безопасности добавляют подавляющие ингредиенты, которые сбивает запах и очищают тело. Почти стерильно.
Если такой состав только в общей купальне, то нетрудно догадаться о причинах, приводящих альф именно сюда. Для изменщиков это хороший способ замести следы и прийти домой чистенькими. В буквальном смысле.
Его успокаивает, что причина, по которой он ловит на себе взгляды — явно не в том, что он пахнет. Хаято отворачивается, размышляя, нет ли тут кого-то, кто знает его как мафиози.
— Хочешь поплыть, рассмотреть сэнто получше? — Такеши неправильно истолковывает его зырканье по сторонам.
В глубине души ему не очень-то хочется, но особых причин отказываться Хаято не находит.
— Можно. — Хаято слегка пожимает плечами в воде. Это повод присмотреться к посетителям. — Глянем на картины в том конце.
Он отталкивается ступнями ото дна и проплывает мимо настороженного Хибари. Такеши следует за ним, про себя отмечая, что почти не чувствует его запах и не видит шею за пепельными мокрыми волосами. Это тревожит и раздражает одновременно. Умом понятно, завяжи Хаято хвост — это выглядело бы неуместно. Если бы у него была чистая шея, это бы расценили как приглашение к знакомству. Но закрытая шея вызывала сомнение… очень глупое. Просто на свой нос и глаза Такеши ориентировался больше, чем на признание от самого Хаято, что у него появилась пара.
