Он пальцем толкает подбородок куклы вверх. Рот клацает с приглушённым щелчком, как мышеловка, поймавшая грызуна. Перед глазами взрываются ярко-жёлтые и красные вспышки. В голове не успевает пронестись даже мысль — только инстинктивное чувство опасности обжигает край сознания, как во время близко пролетающей пули. Такеши дёргается в сторону, разворачивая корпус в защитную стойку. Приземляется на ноги и прислушивается, взывая ко всем органам чувств.
Ничего не изменилось. Ничего не болит. В тренировочном зале посторонних нет. Такеши оглядывает грудь и живот, но с ними всё в порядке — из куклы ничего не выстрелило, и даже запах в помещении не изменился. Только тело как резиновое после всплеска адреналина.
Такеши растирает лицо руками. Наверное, он просто устал и дёргается из-за надуманной ерунды. Экскурсия по коридорам убежища отменяется, пора домой.
Он направляется к выходу, про себя отмечая отлаженную работу датчиков присутствия и управления освещением: одна за другой за спиной гаснут лампы. И Хаято остаётся под землёй один, где-то в глубине этой кромешной тьмы.
Или нет. Такеши останавливается. У выхода стоит чёрный мотоцикл Хибари.
Он смотрит на него несколько долгих секунд, а после, повинуясь неясному тревожному чувству, разворачивается и идёт назад. Вспышка за вспышкой, лампы вновь загораются перед ним, освещая серые стены коридора. Если Хибари остался, то он либо пошёл в необустроенную комнату, наплевав на все неудобства, либо — к Хаято.
«Так ли сложно сдержаться, если знаешь, что вам всего лишь нужно переместиться в спальню?»
Такеши не задумывается о выборе правильной дороги и уверенно сворачивает на очередном повороте. Его ведёт сильный и отчётливый запах недавно проходившего тут Хаято. Голова кружится, будто он только слез с карусели, и стройные ясные мысли начинают растекаться. Он всегда так пьянел от пива и вина.
Перед дверью одной из комнат Такеши останавливается. Из неё маняще пахнет — без сомнений, Хаято там. И он точно один, запаха Хибари поблизости нет. Он сглатывает вязкую слюну и усилием воли заставляет сердце стучать медленнее, а ватные ноги — сдвинуться с места и сделать пару шагов в сторону. Он ещё не закончил.
Такеши блуждает по коридорам, вынюхивая хоть слабый намёк, что Кёя в одной из соседних комнат, и не замечает, куда конкретно идёт и сколько времени он так бродит. В ночной тишине, нарушаемой лишь шумом генераторов, ощущение реальности теряется, и ему кажется, он почти заблудился. Это невозможно. Не мог же всё забыть после нескольких прыжков в будущее, да и не успели бы построить так много новых ответвлений.
Когда он вновь сворачивает к выходу из базы, мотоцикл всё ещё стоит там. Следов присутствия его хозяина не нашлось, и Такеши приходится признать: Кёя просто отправился домой пешком.
Ушёл, несмотря на то что таблетки не пил.
Сам Такеши не знает, отошёл бы от комнаты Хаято, если бы не выпил перед тренировкой двойную дозу подавителей. Постучал бы и вошёл или подчинился бы внутреннему зову и, как самый верный хранитель, простоял не один час на страже у его двери.
Он и так близок к этому. В каждой клетке тела звенит болезненная гипертрофированная потребность уберечь и никому его не отдавать. Она похожа на щемящую нежность к щенку, разбавленную многократно усиленной ревностью — не жгуче чёрной, когда хочется калечить и убивать, а ровной, упрямой, шевелящейся в самой подкорке, будто нераздельно была с ним всю жизнь. Ненаправленная ни на кого конкретно, ревность без разбора протягивает щупальца ко всем, кто кажется опасным, и игнорирует любые доводы и очевидные факты.
Такеши мысленно выливает на себя ушат воды и убеждает беспокойную сущность: Хибари тоже пытался его защитить; семья неопасна; здесь системы безопасности. В конце концов, это убежище, и лучшего места не найти.
И сам себе пока не верит.
Впереди тёмный лес и ночная отрезвляющая прохлада. За спиной кромешная тьма и душный отравленный запах беспамятства и страха всё испортить.
Он стоит на пороге.
***
Ноги предательски наливаются свинцом. Его шатает из стороны в сторону, и лёгкие жжёт от недостатка воздуха, будто долго душили, затем ослабляли хватку и вновь перекрывали доступ к кислороду. Это тщательно спланированная пытка длиной в полгода, и он сам направляет утончённую, но безжалостную руку Гокудеры к своему горлу.
Кёя твердит себе, что контролирует её. Он был подготовлен и был прав, когда позвал Ямамото: угроза от другого хранителя реальней и ощутимей, чем от противника, скрытого внутри.
Кёя стискивает зубы. Прыжок Ямамото в их сторону вынудил переключиться. Он им об этом не сказал.
Разочарование и неудовлетворённость беспощадно пожирают поспешно зародившееся ликование. Ему таки пришлось перейти к плану «Б», и, чтобы всё прошло как по маслу, потребовалось приложить больше усилий, чем предполагал.
Один на один всё могло быть не так. Поэтому рано засчитывать победу.
Он до боли сжимает рукоять тонфа под плотной тканью пиджака и переступает через широкую длинную ветку на тропе. Погрузившись в водоворот мыслей, он заметил её лишь в последний момент, и одна из тонких палочек царапает штанину. Ноги не слушаются, но он хотя бы не споткнулся.
Отвратительно. Так расклеиться. Тело до сих пор не подчиняется полностью, и его надо приручать дальше. Особенно ясно он это понимает, глядя на то, как, вопреки эмоциональному характеру, несдержанности и полному отсутствию таблеток, Гокудере… нет, не легче. Но он справляется лучше. Кёя не знает, причина в гендере — омеги в целом пассивнее — или Хаято помогает то, что Кёя совершенно не интересен ему как партнёр.
Кёя сплёвывает скопившуюся слюну с примесью крови. Заострившиеся клыки оставляют ранки на внутренней стороне губ и зудят впиться Гокудере в загривок. На вкусы и предпочтения Хаято ему сейчас точно плевать.
Ничего личного. Он просто хочет переболеть им и, получив иммунитет, наконец-то успокоиться. Гокудера стал невосприимчивым к ядам после того, как его не раз травил один из самых близких людей. Их ситуации не сильно отличаются: Кёя тоже станет невосприимчив к грязным гендерным уловкам, если пройдёт через круги ада с одним из приближённых к себе омег. Выбор был небольшим. Не считая матери, в его окружении в основном были альфы и беты из ДК или Вонголы.
Были Мукуро и Хром. Но они подходят для реальной проверки сил и сражений всерьёз, а не для тренировок, когда ни скрыть, ни побороть слабость ещё не выходит. Мукуро без тени жалости воткнёт трезубец в оголённое брюхо и никогда не забудет ни единой промашки.
Краем рукава Кёя вытирает рот, ощущая металлический привкус на языке. Он не станет делать иллюзионисту такой дорогой подарок. Особенно когда есть Гокудера.
Как ни крути, с ним проще, и Кёя знает его достаточно хорошо, чтобы понимать, с кем связывается: такие, как Гокудера, либо сразу, без сомнений режут глотку, либо не предают никогда. Он слишком верен людям, принципам и нелепым стереотипам. Слишком прямолинеен и недостаточно коварен.
Это причина, по которой Кёя ввязался с ним в их авантюру. Но в этом же и заключается слабость и главный недостаток их тренировок. Преграда, из-за которой сегодня нельзя поставить победную точку.
Кёя прикрывает глаза и замедляет шаг. Чёртов Гокудера помогает ему. Он подстраивается. Подсказывает, что ещё можно попробовать. Целенаправленно не давит в ответ. Не усиливает магнетизм своей волей — ни одним из пяти типов пламени. Он не подбирает момент, чтобы свести его с ума, не прорабатывает стратегии подчинения. Хотя он умный, и, если бы задался целью, мог бы вить из него верёвки.
Вместо этого жалкое травоядное играет в обороне и вполсилы.
Хорошо протоптанная дорога плывёт перед глазами. На открытом пространстве и в одиночестве, вопреки ожиданиям, Кёе не становится легче — мысли о нём отравленными иглами пронзают разум.
Кёя приказывает себе не думать о белом слоне, и фантазия, наоборот, играет злую шутку: он вспоминает почти белые волосы и расширенные — огромные — чёрные зрачки, будто Гокудера умирает в его руках. В ушах по кругу, ритмично, как барабанная дробь сердца, стучит «защити меня». Слова впитываются в кровь, и Кёя ищет в себе силы не покориться, но и не отказать ему.