— Эмигрируем в одно маленькое княжество, — весело отвечал бестиарий. — Есть некое карликовое государство, недавно появившееся на Валдае. Доедем дотуда?
— Запросто, — кивнул Тетерин, включая зажигание.
Он вырулил из двора и прибавил скорости.
— Отче, последи, пожалуйста, нет ли за нами погони? — повернулся к Прокофьичу Белокуров.
— Пока не замечаю, — отозвался тот. Он, оказывается, уже и так смотрел сквозь заднее стекло.
Вскоре они покидали Хорошёво-Мнёвники, вырвавшись на улицу Народного ополчения и мчась на хорошей скорости. Белокуров всё не мог поверить, что они так легко отделались, и ждал неминуемого нападения или обстрела.
— Как сон? — спросил он у Тетерина.
— Снится.
— Что видишь во сне?
— Что мчусь на полном ходу Бог знает куда, в какое-то карликовое государство. Кстати, если серьёзно, куда мы едем?
— Рассказываю, — Белокуров хотел было закурить, но вовремя вспомнил про Серёжу. — В конце прошлого года мне позвонил, а потом приехал некий субъект, представившийся ни много ни мало князем Жаворонковым. Он привёз солидную сумму и вручил её мне с условием, что я дам о нём материал в своей газете. Я поначалу обрадовался только деньгам, но потом — и материалу. Представь себе, этот князь до недавнего времени имел другую фамилию.
— Не Вернолюбов? — почему-то спросил Тетерин.
— Нет, куда проще и лаконичнее. Князем Жаворонковым он сделался недавно. Причём, что характерно, сам присвоил себе и титул, и фамилию.
— Ну, это не князь, который сам, — усмехнулся Тетерин.
— Не надо спешить с выводами, — резко возразил Белокуров. — Стоп! Остановимся на минутку возле телефонной будки.
Он вскочил, внимательно осмотрелся по сторонам, не заметил ничего подозрительного, вошёл в каморку, обитатель которой уютно спал, положив руку-трубку себе на голову. Пришлось разбудить его, чтобы выслушать штук десять длинных гудков — в квартире Весёлкиной по-прежнему было глухо.
— Ну и ладно, — вздохнул Белокуров, извинился перед телефоном и вернулся в машину, ещё раз внимательно осмотревшись по сторонам.
Они поехали дальше, мимо княжества художников, в своё время любезно предоставившего свой роддом для появления на свет ныне спасённого мальчика.
— Не надо спешить с выводами, — повторил бестиарий. — В отличие от множества атавистических князей, коим ныне в России дозволено кичиться своим происхождением, князь Жаворонков — единственный настоящий, поскольку у них нет княжеств, а у него — есть. Этот неподпольный миллионер несколько лет тому назад был покорен идеей бывшего мужа своей жены. Идея эта состояла в следующем. Все беды России происходят оттого, что русские стали поголовно совами, то есть любящими поздно ложиться, а утром спать до полудня. Якобы необходимой чертой характера любого пассионарного народа является тяга к ранним вставаниям и, более того, жизни по солнцу. То есть просыпаться на рассвете и ложиться спать через некоторое время после захода солнца.
— Кстати, моя мама именно так и жила всю жизнь, — сказал Прокофьич. — И дожила до восьмидесяти.
— Вот, Прокофьич у нас убеждённый жаворонок. Не зря мы его с собой везём, — засмеялся Белокуров. — Обмолвлюсь только, что был я в Венгрии. Вот уж поистине страна жаворонков. С наступлением вечера улицы венгерских городов пустеют, а с первыми лучами солнца во всех квартирах трезвонят будильники. Однако говорить о пассионарности нынешних венгров я бы не стал. Страна, имеющая самые астрономические долги в Европе. Но это так, в качестве отступления. Ну и вот, миллионер и бывший муж его жены решили основать княжество Жаворонки, купили большой участок земли на берегу озера Волчица, понастроили домов, создали колонию ранних пташечек. По уставу жители княжества обязаны вставать перед рассветом, потом все идут на Ярилину горку и вместе поклоняются востоку, первым лучам солнца, затем голые купаются в реке, причём независимо от времени года: зимой — в проруби, весной и осенью — в ледяной воде.
— То есть жаворонки и моржи одновременно, — резонно заметил Прокофьич. — Молодцы какие! Хорошо, что мы к ним едем.
— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — согласился Тетерин. — А почему княжество, а не коммуна?
— Коммуна? Да кто ж теперь захочет в коммуне жить! — фыркнул Белокуров. — Нет, тут идея другая. Возродить Россию на принципах средневекового феодализма. Создать по всей стране множество разных княжеств, которые станут как бы опорными сваями в фундаменте будущего возрождённого царства. Я много беседовал с этим Жаворонковым. По-своему выдающаяся личность. Хотя я не знаю, кому в большей мере принадлежат его идеи — ему самому или отцу-основателю.
— А кто это?
— Ну, тот самый, бывший муж его жены. Он по профессии орнитолог, птичник. Кстати, ты, Сергей, кто по профессии?
— Палеоантрополог. Специалист по древним и новым человеческим черепам. У современного человека появилась тенденция к возвращению в палеолитное состояние. Я наблюдаю это по черепам новых русских.
— И что, серьёзно есть такая тенденция? — заинтересовался Прокофьич.
— Серьёзно, — улыбнулся Тетерин.
— Непременно выжму из тебя статью для своей газеты на эту тему, — прорычал бестиарий.
— Моя мама будет очень довольна, — вздохнул Тетерин. — Она обожает оппозиционную прессу.
— Кстати, а почему мы оставляем здесь в Москве твою маму? Ей не будет угрожать опасность? — встревожился Белокуров.
— Она наотрез откажется куда-либо ехать, — ответил Тетерин. — Такой человек. Патриотка до такой степени, что переезд из одного района Москвы в другой почла бы для себя предательством Родины и сама себя приговорила бы к смертной казни, а меня бы заставила привести приговор в исполнение.
— Вот, не то, что некоторые перелётки, — проворчал Прокофьич.
— Отче, я не виноват, что пригрел на груди прелестную змею, — вздохнул главный бестиарий. — Ты мог бы ещё вчера предположить, что она спутается с этим ригли-сперминтом? Или как его там?
— Мистером Черри Б... — сказал Тетерин.
— Во-во.
Белокуров с великой тоской, внезапным приступом нахлынувшей на него, посмотрел в окно автомобиля. Они уже выехали на Ленинградское шоссе, до сих пор не переименованное в Петербургское, что наводило на мысль об ожидаемом втором пришествии Ленина.
Ещё вчера вечером у него были и Тамара, и Элла. Сейчас у него уже не было ни той, ни другой, и, заглядывая к себе в душу, он мучительно не мог понять, любит ли хоть одну из них.
— Борис! — прозвучал за спиной строгий голос отчима. Вы что, так и собираетесь разъезжать по стране с пистолетами в карманах?
— Сейчас, Николай Прокофьич, — отозвался Тетерин вместо Белокурова, — половина населения России разъезжает по стране с пистолетами в карманах. А чеченцы даже и с автоматами.
— Ну, вы-то не чеченцы, — фыркнул Прокофьич. — Вас любимая милиция остановит и схватит за задницу. И будет вам тогда и княжество, и Америка.
— Я свой пистолет не собираюсь выкидывать, — твёрдо сказал Тетерин. — Это табельное именное оружие моего покойного отца, генерал-майора ВДВ.
— Я со своим парабеллумом тоже не собираюсь расставаться, — сказал Белокуров, хотя и не столь твёрдо. — Я его добыл в неравной схватке с врагом. Отнял у молокососа, который мне им угрожал, требуя денег. Нет, наши пистолеты останутся при нас.
— Дураки оба, — оценил ответы Тетерина и Белокурова Николай Прокофьич. — Тамарка наверняка уже сообщила в милицию, что машина номер такая-то разъезжает по Москве, а в ней двое с пистолетами и украденный у законной мамаши ребёнок.
— Думаете, она записала или запомнила номер моей машины? — спросил Тетерин. — Вряд ли. Хотя, с другой стороны, его нетрудно было выяснить через ту же милицию.
— Будем надеяться, что она, занявшись утешением своего Джерика, ещё не успела этого сделать, — вздохнул главный бестиарий.
— Повторяю ещё раз: дураки, — сказал отчим.
— Лучше скажи, ты свои права прихватил? — спросил Белокуров.
— Прихватил, не беспокойся, давно пора знать, что твой отчим предусмотрительный человек, — ответил Прокофьич. — Когда за руль?