— Храм, миленький! — шептал Чижов счастливо. — Я мог бы сейчас уже не видеть тебя. Лежал бы обугленный. Руки надо перецеловать всем тем, кто не налил Полупятову ни грамма!

Он прошёл мимо южной стены храма, добрел до утла, свернул и — дрогнул. У дверей церкви стоял на коленях отец Николай. Руки его были сложены на животе, глаза закрыты. Казалось, он спит, но едва под ногой у Чижова щёлкнула щепка, как батюшка встрепенулся:

— О! Вася! Ты чего?

— А вы, батюшка?

— Не могу уснуть. Наталья моя такую храпизну сегодня развела на радостях о спасении, что невозможно спать. Да и, честно говоря, я ведь, когда стало гореть, обет дал — если спасёмся, целую ночь простоять на коленях при дверях храма. И вот, грешный и недостойный иерей! — когда пришло спасение, я в суете и в радости забыл о своём обете. Лёг спать себе, а тут Наталья как взялась охрапывать окрестности! И спасибо ей — кабы не её храп, я б и не вспомнил о своём обещании Господу. Или вспомнил бы завтра-послезавтра. А ты чего не спишь? Угомонился там спасатель наш?

— Уснул, но запахи такие развёл, что я б их с удовольствием поменял на матушкин храп.

— Так иди в нашу избу да спи там. На вот тебе ключи.

— Нет, я лучше с вами постою и возблагодарю Бога.

— Ну, становись рядом. Только недолго. А то мы завтра оба будем сонные.

Чижов встал на колени бок о бок со своим духовником, сложил руки, как тот, и взгляд его стал медленно скользить снизу вверх, поднимаясь всё выше и выше к куполам храма.

Глава тринадцатая

БЕГСТВО

— В нашем деле главное —

этот самый... реализьм.

— Здравствуйте, я — Белокуров, — сказал главный редактор газеты «Бестия», осторожно взял спящего сына, сел на переднее сиденье «Оки» Тетерина и уютно уложил малыша у себя на коленях. — Мы можем теперь отправиться в сторону Серебряного бора, в Хорошёво-Мнёвники?

— Да, конечно, — ответил Тетерин со вздохом. — Только у меня к вам огромная просьба — внимательно следите, чтобы я не уснул. Я давно на ногах, почти двое суток не спал.

Белокуров сам чувствовал себя так, будто ему всё снится. Внешний вид человека, привёзшего ему сына, внушал доверие, хотя Белокуров терпеть не мог нынешнюю моду на длинную щетину.

— Простите, вас, кажется, Сергеем зовут? — спросил он.

— Да, а вас — Борис... Отчество я забыл.

— Просто Боря.

— Ну, а я тогда просто Серёжа. Показывайте мне дорогу, я эти места Москвы плоховато знаю.

— Где вам удалось выкрасть мальчика? Что вас надоумило сделать это?

— Ваша супруга явилась с ним на одну многолюдную вечеринку. Я там тоже оказался. Мне пришло в голову, что мальчик должен быть при вас, а не при ней. Вот так, вкратце. Подробнее я расскажу вам завтра. Сейчас не могу. Устал смертельно.

— Хорошо, я больше не буду пытать вас. Спасибо вам за всё!

— Пожалуйста.

Они умолкли. Белокуров стал размышлять о том, куда могла подеваться Элла. Неужто она так крепко спит, что не слышала его звонков? Или уехала догонять своего Василия?

Прокофьич долго ещё мучил своего пасынка, ворча и не рассказывая о том, как Тамара забрала Серёжу. Потом всё поведал. И его сообщение привело главного бестиария в неописуемый гнев и ужас. Как?! Его Тамара и — такое?! Жена одного из яростных американоненавистников спуталась с америкосом и вознамерилась увезти сына в логово мирового зла! Что угодно, только не это! Воображая, как из его ненаглядного Серёженьки станут делать америкашку, Белокуров готов был сам себе глотку перерезать. Что с ней могло произойти? С ней, которая сама не любила треклятых янки? Её зомбировали! Не могла она так долго и так тщательно скрывать своих намерений уехать в Штаты. Он мог поверить в то, что Тамара полюбила другого, что больше не любит его, Белокурова, но что она спуталась с дядей Сэмом — в это невозможно было верить.

И тем не менее Прокофьич не мог врать. Он рассказывал, что Тамара явилась в два часа дня в сопровождении американца лет пятидесяти и объявила: «Николай Прокофьич, я вас очень люблю и уважаю, но вынуждена огорчить. Это — мистер Джереми Браун из Соединённых Штатов Америки. Я выхожу за него замуж. Точнее, уже вышла. Мы прямо сейчас уезжаем в Америку, и я забираю с собой Серёжу. Все документы у меня уже готовы».

«То есть как! — возмутился Прокофьич, падая в кресло с сердечным недомоганием. — Как ты могла выйти замуж за американца, оставаясь законной супругой гражданина России?»

«Никакой России давно уже нет, — отвечала на это Тамара. — Неужели вы до сих пор не поняли, что живёте не в государстве, а на ничьей территории, лишь временно не захваченной?»

После недолгого разговора она собрала кое-какие вещи, одела Серёжу и исчезла вместе с ним и со своим мистером Брауном. Прокофьич и рад был бы оказать им физическое сопротивление, но он был на грани паралича, не в силах встать с кресла. Если б он умер, на совести у Америки оказалась бы ещё одна жертва, столь же невинная, как дети Вьетнама, Ирака и Сербии.

Белокуров уже собирался ехать в Шереметьево и дежурить там в ожидании, когда появятся Тамара с Серёжей и этот пошлый мистер. Но они ведь могли уехать на поезде или на машине в другой город, даже в другую страну, и оттуда лететь в Америку. Звонок Тетерина прозвучал в те самые минуты, когда главный бестиарий был уже в состоянии полнейшего отчаяния. Он поверил Тетерину и сразу решил, что надо встретиться у Эллы. Назвал Тетерину её адрес. Тотчас обсказал всё Прокофьичу и отправился туда. Быстро поймал такси, быстро доехал, поднялся на нужный этаж, стал трезвонить в дверь. Ему никто не открывал. За дверью царила мёртвая тишина. Он вышел на улицу, позвонил из телефонной будки. По телефону тоже никто не отвечал. Снова поднялся, снова трезвонил. Наконец осознал, что никто ему так и не откроет.

Лишь недолгое время он с ужасом думал о том, что Элла покончила с собой. Нет, по всему её складу характера и психики можно было уверить себя, что она не склонна к самоубийству. Стало быть, она просто уехала куда-то. Но куда она могла уехать, если он обещал поутру явиться к ней? Неужто она раскаялась и рванула к тому священнику, к которому уехал её муж?

В это тоже верилось с трудом. Может, она смертельно обиделась на его решительный уход и показывает характер?.. Теряясь в догадках, Белокуров дождался приезда Тетерина и спящего Серёжи. Только теперь он почувствовал, что немного оттаивает. Серёжа был жив, Серёжа лежал и спал у него на коленях. Они ехали домой, чтобы забрать Прокофьича и потом как можно быстрее рвать из Москвы когти. Прокофьича нельзя оставлять на съедение американским хищникам и их подлипалам. К Элле, естественно, Белокуров не мог привезти своего отчима, а туда, куда он наметил ехать теперь, — можно. Только бы дома всё было тихо, только бы гады не успели нагрянуть!

Теперь, немного расслабившись, можно было поразмышлять и о том, что всё взаимосвязано. Он совершил грех, и за это Бог сделал так, что Тамара спуталась с америкосом. Всё просто и объяснимо. Преступление — и тотчас получите наказание! Мгновенный расчёт по всем долгам. Прекрасно!

Было два часа ночи, когда они приехали в Хорошёво, медленно въехали во двор дома, осматриваясь и пока не замечая ничего подозрительного. Вокруг царило безмолвье и безлюдье.

— Это наш конечный пункт? — спросил Тетерин.

— Здесь мой дом, — ответил Белокуров.

— А там, на Нострадамской?

— Там я хотел найти убежище.

— Но здесь вам нельзя оставаться.

— Сейчас буду пробовать вызвонить кого-нибудь из друзей с машиной. А вам... Вас я даже не знаю, как благодарить... Оставьте мне, пожалуйста, ваш домашний телефон.

— Я готов везти вас дальше куда угодно.

— Но вы так долго не спали. Нет, я не могу злоупотреблять...

— Бросьте это! Кроме всего прочего, мне ведь тоже необходимо убежище. Я там одного негодяя по голове тяжёлой полкой шарахнул. Меня будут искать. Едем.