Но, ещё раз прочитав послание, он всё же отправился. Марины не было. В комнате царил порядок, за тем лишь исключением, что одеяло с кровати обиженно и скомкано переместилось на пол. Неужели его не очень серьёзные предчувствия сбылись? Он всегда пошучивал, что если есть жаворонки, то рано или поздно должны появиться и совы. Он помнил детский ужас, когда мама читала ему сказку Ивана Франко про ворон и сов, как кровожадные совы по ночам таскали и пожирали маленьких воронят.

Ни в туалете, ни в кухне, ни в прихожей Марины тоже не обнаружилось. Входная дверь оказалась открытой. Ревякин жил в двухкомнатной квартире в одном из углов четырёхэтажного княжеского дворца, на первом этаже. Квартира его имела свой отдельный вход, а также дверь, через которую можно было проникнуть во дворец.

Только теперь до отца-основателя дошло, что Марину и впрямь похитили. Сделано это было тихо, бесшумно. Вероятно, похитители, прокравшись в комнату Марины, осторожно усыпили её хлороформом. Немудрено, что Ревякин не проснулся — он ведь так плохо спал в предыдущую ночь.

Он проверил вещи. Ничего не пропало, кроме Марининых сапог, пальто, шапки, платка, ещё кое-какой одежды.

— Нет, не может быть, это розыгрыш, — бормотал Владимир Георгиевич, одеваясь. Его уже начинал колотить озноб страха. Что значит «принесена в жертву священной ночи»? Изнасилована? Истерзана? Замучена до смерти?

Слух его, ставший напряжённым, уловил, как на подоконник выбитого окна с лежим стуком села птичка и сказала: «Чуин, чуин». Чечевичка — карподакус эритринус — мгновенно определил орнитолог. А может быть, это уже душа Марины прилетела попрощаться? Он сделал шаг в сторону окна, но птица тотчас упорхнула. Чего бы это ей среди ночи разлётывать?

Тщательно заперев наружную дверь, отец основатель открыл внутреннюю и прошёл во дворец. Пред ним вырос охранник Витаутас, литовец.

— У вас выбили окно? — спросил он.

— Хороша же у нас охрана! — возмутился Ревякин. — Почему с моей стороны никто не дежурит?

— Вероятно, бросились к замку, — моргал глазами литовец.

— Это ещё зачем?

— Там какое-то наводнение.

— Что ещё за наводнение? Волчица из берегов вышла?

— Я пока ещё не знаю.

— Княгиня спит?

— Кажется, да.

— Ступай, подежурь под моими окнами. Там кто-то стекло высадил мне камнем.

Отец-основатель поднялся на лифте на четвёртый этаж, в апартаменты княгини Жаворонковой. Она уже встречала его:

— Знаю, мне позвонили.

— Что ты знаешь?

— Что ублиетку рвёт.

— Как, то есть, ублиетку рвёт? — воскликнул Ревякин, чувствуя, как у него поехала крыша. — При чём тут ублиетка! На вот, смотри!

Он протянул ей послание от ангелов ночи. Катя быстро прочла его, откинувшись, прислонилась спиной к стене:

— Дождались!

— Кто это может быть, как ты думаешь?

— Тут и думать нечего, — сказала бывшая жена. — Тамерлан.

— Какой ещё Тамерлан? Завоеватель Азии?

— Если б Азии! Он на всю Россию замахивается. Тамерлан Исхоев. Один из главнейших лидеров чеченской мафии. Молодая, активная, вездесущая сволочь.

При известии о Чечне Ревякин ещё более пал духом. А ведь и впрямь, в послании говорилось о волке, символе Ичкерии.

— С Мариной пока всё в порядке? — спросила Катя.

— Какой там всё в порядке! Украдена.

— Как украдена? А ты где был?

Он коротко рассказал о том, как проснулся и что обнаружил в своей квартире.

— Всё, нам крышка, — подытожила его рассказ бывшая жена. — Лёшка в отъезде, и они спокойно возьмут нас за глотку. Говорила же я ему: «Пока не утрясёшь все споры и разногласия с Чечней, не уезжай!» Он не послушался. Говорил, не сунутся, не посмеют. О, русская беспечность! Когда же в нас проснётся бдительность?

— Надо поднимать народ, — пришибленно бормотал отец-основатель. — Надо устремиться по горячим следам.

— Опомнись, Вова! Даже если мы поднимем всех способных к ведению боевых действий, всё равно совы перебьют наших жаворонков в два счёта. О Боже! Гады, они даже не оставили никаких шансов. Каждую ночь похищать! Разбойный люд!

— Думаешь, Марину уже не спасти?

— Держись, жених! Думаю, её поздно спасать. Жалко её, конечно, но что делать? Времена такие, что только сжимай зубы.

Они уже спустились вниз и вышли из дворца. Жаворонье княжество пока ещё спало, хотя многие маячили там и тут, в основном охранники и сторожа. Собачий лай усиливался.

Вскоре выяснилось, что никто не видел никаких чеченцев, вообще никаких чужаков. Марина исчезла без следа, словно её выкрали по воздуху.

— И впрямь, будто летучие ночные твари, — скрежетал зубами отец-основатель. — А что там с ублиеткой-то?

— Блюет, — весело сказала княгиня Жаворонкова.

— Не понимаю.

— Вода из неё какая-то попёрла. Пойдём посмотрим.

Ему, конечно, было сейчас не до ублиеткиной рвоты, но полная беспомощность в поисках следов похитителей придавила его, и он послушно пошёл смотреть на происходящее в фундаментах замка. При свете луны и фонарей его глазам предстало зрелище маленького апокалипсиса. Холм, в котором находилась пещера ублиетки, исторгал из своего чрева чёрную зловонную жижу, и этот вонючий поток, стекая вниз, уже затопил фундаменты донжона, Надвратной и Кладовой башен, подбирался к основанию Княжьей башни, чтобы дальше низринуться с обрыва в Волчицу.

— Запах серы, — принюхавшись к вони, определила княгиня. — Наверное, это и впрямь один из входов в ад.

— Извержение началось, по всей видимости, где-то в полночь, — пояснил подошедший к отцу-основателю и княгине начальник охраны Берёзин, бывший полковник КГБ. — Жижа поднялась из глубины пещеры, заполнила всю полость, затем выдавила запертую дверь и хлынула наружу. Около часу ночи раздался треск ломаемой двери и шум потока. Тогда-то все мы и всполошились.

Похищение Марины, ультиматум, потоп — что-то слишком много бедствий для одной ночи!

Совершенно некстати сейчас пришлась догадка о том, почему вчера погас второй факелок. Вовсе не потому, что раскрылась бездна, как хотелось Кате, а потому, что уже начала просачиваться эта жижа, и там кое-где образовались лужицы, в одной из которых потонул факелок. Он, наверное, продолжал гореть и в жиже, поскольку рассчитан на горение в жидкости, но жижа чёрная, и его свет не был виден.

И всё-таки зря они именно тут основали княжество. Проклятое место! Вся гениальная идея Владимира Георгиевича шла насмарку.

— Дворец-то не затопит? — волновалась Катя.

— Не должно, — отвечал Берёзин. — Уйдёт по ложбине к реке.

О чём они размышляют? Украдена молодая, красивая, полная здоровья и сил невеста! Возможно, её уже сейчас раздевают и...

— О Боже! — простонал Владимир Георгиевич. — Да пропади он пропадом, этот потоп! Надо же Марину искать. Господи, говорил же я князю, что надо создать отряд алаудов.

— Каких алаудов? Впервые слышу, — сказала княгиня.

— В армии Юлия Цезаря был особый отряд, содержавшийся на его личные деньги, — стал пояснять Владимир Георгиевич. — Они, как и мы, вставали всегда до рассвета и жили по солнцу. И тоже назывались жаворонками — алаудами по-латыни. А у нас, кроме охраны, нет никакой боевой структуры.

— Что ты намереваешься делать? — спросила Катя.

— Не знаю... А ты?

— Я иду спать.

— Спа-ать?!!

— А что ещё? Я чувствую себя совершенно беспомощной и бесполезной. Я не в силах ни вызволить твою невесту, ни заткнуть глотку взбесившейся ублиетке. Поэтому иду спать дальше. Жаворонкам полагается по ночам дрыхнуть, не так ли гласит наш устав?

— Но ведь это чудовищно!

— Ты сам всё заварил. Теперь расхлёбывай. А ты как думал, дорогой отец-основатель? Всё только похвальбы да лавры? Ах, какое он затеял великое дело! Возродить русский дух через послушание законам солнца! А вот пришёл злой чечен и показал тебе кузькину мамашу. Ну? Что ты так смотришь? Где твои алаиды? И вот тебе мой совет: собирай вещички, забудь про меня, про Марину и уматывай-ка отсюда, покуда и тебя не схватили ангелы ночи. Возвращайся к своей Ирочке и к её Осечке. На самом деле ты её любишь, а не Марину и уж, конечно, не меня.