— Чёрта вам лысого, а не чакру! — захохотал Тетерин, пуще прежнего напугав мальчика этим жутковатым хохотом.

— Ма-а-а-а-а... ма-а-а-а-а! — ревел бедный.

— Ничего, миленький, ничего, они нас не догонят, не поймают, — постарался успокоить его ласковым голосом Сергей Михайлович. — Ему почему-то вспомнился тот Слава, который вчера доблестно ушёл, бросив своей девушке: «Эх ты! Дурочка!» Жалко стало Евдокию. Но, как ни жалей её, она непроходимая дура. Ему никогда не удалось бы убедить её в том, что от таких, как Святослав Зиновьевич, надо бежать сломя голову. — Зато, Слава, ты просто ушёл, а я — подвиг совершил! — воскликнул Сергей Михайлович весело. — Малышонок, не реви, прошу тебя. Тёзка! Ты же тёзка мой! Серёжа? Как тебя зовут?

Мальчик перестал плакать, всхлипнул, глядя на своего похитителя с вопросом во взгляде.

— Ну? Глазастик! Как тебя зовут?

— Серрожа, — сказал мальчик.

— А фамилия твоя как?

— Беррокурров, — послушно отвечал мальчуган.

— А где ты живёшь?

— Макве.

— А как твоего папу зовут?

— Боррис.

— А фамилия папы?

— Беррокурров.

— Доставлю я тебя к твоему папе! — весело подмигнул ему Сергей Михайлович, лишний раз убеждая себя в том, что совершил правильный подвиг. Отец мальчика был главным редактором той самой газеты «Бестия», в которой он сегодня видел фотографию Чикатило. Это что, случайность? А может, нет?

— Случайность, я спрашиваю?

— Чучайность, — вздохнул Серёжа.

— Эх ты, чучайность! Я гляжу, на тебя тоже Ч подействовало. Ну ничего, отмоемся от него. Скоро увидишь папу.

— Папу, — снова вздохнул малыш, успокаиваясь.

Приехав домой, Сергей Михайлович разбудил Людмилу Петровну и сразу стал вводить её в курс дела:

— Мама, не пугайся! Этот малыш — сынок главного редактора газеты «Бестия». Его похитили, понимаешь ты? Я не шучу.

— Я вижу. А как он у тебя оказался?

— Я похитил его у похитителей, всё очень серьёзно, мне пришлось одному из этих ублюдков раскроить череп.

— Насмерть? — вскрикнула Людмила Петровна.

— Едва ли, — усмехнулся сын. — Всё-таки я знаю, в какое место черепа бить, чтобы оглушить, но не насмерть.

— Тут твоё черепословие пригодилось, — вздохнула мама одобрительно. — А это правда малыш главного редактора?

— Если не веришь, возьми газету, посмотри, как фамилия этого, который издаёт «Бестию», спроси у мальчика, как его фамилия. Как твоя фамилия, Серёжа?

— Беррокурров, — послушно ответил мальчик.

— Вот видишь! — торжествовал Сергей Михайлович. — Времени нет, мамочка! Переодень его, пожалуйста, из этой колдовской хламиды в его нормальную одежонку. А я звонить.

Едва он подошёл к телефону, как раздался звонок.

— Алло?

— Тетерин! — взвился в трубке голос Евдокии. — Да ты с ума сошёл! Козёл! Ты хоть понимаешь, что ты теперь — покойник? Татарин ты, а не Тетерин! Идиот! Кретин! Подонок! Я так в тебя верила! Твоё счастье, что Святослав Зиновьевич жив остался. Лучше тебе добровольно вернуться и привезти мальчика. Подожди, сейчас ты будешь разговаривать с его мамой...

Но Сергей Михайлович не захотел разговаривать с этой лохудрой, он нажал телефонный рычаг и крикнул:

— Мама! Там в газете «Бестия» есть телефон главного редактора?

— Есть, — отозвалась Людмила Петровна, неся газету. — Но какой теперь главный редактор? Полночь вроде! Половина первого.

— А вдруг? — понимая, что звонить без толку, сказал Тетерин и, взяв из рук Людмилы Петровны газету, на всякий случай всё же набрал указанный телефон. Гудок, второй, третий...

— Алло! — раздался встревоженный голос.

— Здравствуйте, — сказал Тетерин. — Я бы хотел связаться с Борисом Игоревичем Белокуровым по весьма срочному, безотлагательному делу, касающемуся его сына.

— Я — Белокуров, я! Что вы знаете о моём сыне? Где он?

— Он у меня.

— А вы кто?

— Меня зовут Сергей Тетерин. Я похитил вашего сына. Серёжа сейчас в моих руках..

— О Господи! Час от часу не легче! Сколько вы за него требуете?

— Нисколько. Вы думаете, это киднэп? Да нет же! Разве бы я стал называть своё имя и фамилию, если бы требовал с вас выкуп!

— Да, действительно... Так вы что, украли его у Тамары? Как? Где? Зачем?

— Я вам всё объясню, но будет лучше, если я прямо сейчас к вам прибуду. Называйте свой точный адрес. Объяснять, как ехать, не нужно. Лучше я посмотрю по атласу. У меня атлас Москвы с указанием каждого дома.

— Хорошо, хорошо...

Главный редактор «Бестии» взволнованно назвал адрес.

— Минут через сорок я буду у вас, — оповестил Тетерин и повесил трубку. Телефон тотчас снова стал трезвонить.

— Алло, — снял трубку Сергей Михайлович.

— Послушайте, вы! — раздался голос, по-видимому, принадлежавший Серёжиной маме, жене Белокурова. — Если вы что-то там себе возомнили, то ни о чём таком не думайте. Отец издевался над ребёнком, это законченный алкаш и сволочь, к тому же по нему тюрьма плачет за антиправительственные статьи и злостный антисемитизм. Недостаточно вам такого портрета? Единственное наше спасение — сбежать в Америку, потому что здесь, в этой стране, у негодяя большие связи, только поэтому он до сих пор не за решёткой. Поняли вы или нет, герой в тапочках? Немедленно хватайте моего сына и возвращайтесь сюда. Гарантируем, что с вами ничего не сделают, а если вы проявите благоразумие и раскаетесь, то и вовсе простят.

— Серёж! — снова зазвучал в трубке голос Евдокии. — Не дури, дурачок мой. Прости, что я так грубо с тобой разговариваю. Сделай так, как тебе сказала Тамара, мать мальчика. Опомнись, очнись! Бери малыша и возвращайся. Только будь осторожен, не попадись милиции, ведь ты выпивши. Это тебе вино в голову ударило. Святослав Зиновьевич не рассчитал, что ты можешь так окосеть.

— Ева! — перебил её Сергей Михайлович. — Слушай меня внимательно. Ты попала в страшное место, в которое хотела втянуть и меня. Я нисколько не пьян. Я сейчас трезвее самого трезвого. Во всей России сейчас нет человека трезвее меня. Послушай, Ева! Я видел там Чикатило. Тихо только, молчи! Я видел Чикатило, понимаешь ты такое? Это тебе не шуточки. Поэтому ты сейчас незаметно покинешь это зловонное болото и отправишься к себе домой, а мы с Серёжей будем ждать тебя там Поняла?

— Поняла, поняла, Серёженька.

— Договорились?

— Договорились.

Тетерин повесил трубку, потом снял её и положил рядом с телефоном, чтоб никто больше не мог дозвониться.

— Ты что, и вправду собираешься... А, я поняла, отвлекающий манёвр. Так? — спросила Людмила Петровна.

— Да. Готов? Не будем больше терять время.

— Он замёрзнет.

— Ничего, в машине тепло.

Малыш стоял, одетый снова в штанишки, клетчатую синюю рубашку и свитерок. Сонно хлопал глазами.

— Бедный, час ночи, а он не спит, — пожалела его Людмила Петровна. — Мне бы такого внучка. Серёж! Когда?

— Будет, будет тебе такой, не волнуйся.

— Умру, не доживу.

— До свиданья, мамуля, в ближайшие дни меня дома, как ты сама понимаешь, не жди. При возможности буду позванивать. Но ты ни о чём не волнуйся, всё будет хорошо. Я всё расскажу тебе потом. Ты можешь гордиться своим сыном.

Последнюю фразу он произнёс нарочно с особым пафосом, чтобы она все эти дни, покуда его не будет дома, меньше волновалась, а больше гордилась. Хотя, может быть, он к утру уже и вернётся. Как бы то ни было, а Сергей Михайлович и сонный малыш опять садились в «мыльницу» и ехали по ночной Москве. К ним ещё добавился третий попутчик — девятимиллиметровый «Стечкин» покойного генерал-майора Тетерина с полной обоймой в двадцать патронов. Сын покойного генерал-майора, умершего в год развала СССР, был теперь готов к любому дальнейшему развитию событий этой ночи.

Мальчик ещё некоторое время таращил глаза, но потом откинулся на спинке кресла и уснул. Сергей Михайлович начал бояться, как бы ему тоже не уснуть за рулём. Он начал вспоминать хоть какое-нибудь исландское стихотворение, но не мог припомнить даже слова по-исландски, кроме Рейкьявик и сага. Да и на кой ему, талантливому палеоантропологу, нужен исландский язык?