Хотя он никогда не считал слезы слабостью, Лир не плакал. Ушиб на лбу от того, что он поскользнулся и упал на валун, не сумев остановиться из-за сцепленных рук - это был почетный знак. Боль в бедрах от верховой езды, разбитая губа от руки в кольчуге на лице - он чувствовал вкус крови два или три раза в день, так как рана продолжала открываться из-за тряски в седле - он в некотором смысле дорожил этим. Жетоны, медальоны его любви к дочери. Если бы он был у солдат, они могли бы смягчить свою охоту за ней. Его работа со дня рождения Рейны заключалась в том, чтобы оберегать ее настолько, насколько он мог.

  В некотором смысле, однако, он плохо функционировал. Он не мог много есть из-за своей губы, не говоря уже о потерянных зубах сзади. (Они вытащили парочку для забавы, чтобы посмотреть, не прочтет ли он для них "Гриммуатику", и там было так много гноя и боли, что он два дня не мог говорить. По крайней мере, жертвенные зубы были сзади, так что, если бы ему когда-нибудь пришлось укусить кого-нибудь за руку, он мог бы хотя бы попытаться. И у него все еще была его прекрасная улыбка, ха-ха.)

  Его хватка то и дело начинала ослабевать. Жара привела к легким потерям зрения. Временами ему казалось, что его схватили люди Дин Гиора, после того как он был расквартирован в Стране Квадлингов, в Куойре. После того, как он помог поджечь мост в Бенгде вместе с Энсонби, Берни и другими уголовниками. После того, как он увидел, как родители квадлингов, на спинах которых были огненные крылья, бросали свою дочь в воду, надеясь, что она сможет очистить реку от горящего масла, надеясь, что она сможет как-то выжить. Сейчас он оплакивал эту девочку. Он никогда не узнает, выжила ли она, или ему удалось выполнить свою военную миссию и убить ее и ее родителей. Он заслужил, чтобы его наконец поймали, хотя Дин Гиор похлопал бы его по спине, парень, за успешно проведенную кампанию. Лир мог бы стать правой рукой командира Менасье, если бы ему простили промедление.

  Дочери. Девушка должна была уметь летать над пылающими водами. Но кто мог научить дочерей летать? Родители по определению были прикованы к земле, питались жратвой, стояли ногами в собственных гробах, потому что были родителями.

  Однажды ему показалось, что он пересекает Разочарования верхом, а Трисм на лошади прямо за ним. Был рассвет, на земле лежал иней, но как бы Лир ни крутился, он не мог разглядеть своего возлюбленного.

  В другие разы Лир думал, что добрался до святилища Незер Хау. Люди на лошадях вокруг него, казалось, замерцали и исчезли, и лошади тоже, и Лир, бич страны Оз, продолжал путь один, пешком. Он хотел спать, прислонившись к холму, он хотел упасть в опадающие листья. Чтобы растопить почву, как он мог бы растопить сугроб. Погрузиться в могилу, которую он сам для себя сжег. Но когда он лежал там в пятнистой траве среди овечьего помета, он начал подниматься из своего тела - возможно, он умирал - и увидел, как старый чудак материализовался среди деревьев и огляделся с любопытством или, возможно, виноватым выражением лица. Он нес Гриммуатику с собой. Он на мгновение заглянул в книгу, решительно закрыл ее и направился на север.

  На этот раз Лир крикнул:

  - Вы не имеете права сеять здесь эту опасность! Возьми свои слова обратно! Мы этого не хотим!

  Но всадники снова появились и заставили его замолчать. Он был на лошади, и его куда-то везли люди, которым он так и не был должным образом представлен.

  Рано или поздно он заметил луну шакала и вспомнил, когда видел ее в последний раз. Это было как раз перед тем, как он встретил Кэндл и влюбился в нее, до того, как он встретил Трисма и влюбился в него. Луна-шакал не была другом, которого можно было бы любить. Упади под его заклинание и посмотри, что произойдет. Ваша жена никогда не простит вас за то, что вы подарили ей ребенка, которого нужно спрятать, чтобы выжить. Твой парень никогда не вернется. У тебя есть своя жизнь, эта жалкая штука, которую ты тащишь за собой так долго, как только можешь. Менее заметная, чем невесомая тень, которую вы тоже тащите, но, о, намного тяжелее. У вас есть свои надежды на вашу дочь. У тебя больше ничего нет.

  Кроме этой чертовой книги.

  Он отвернул голову от шакальей луны, не желая встречаться с ней взглядом. Опять убивать при свете луны. Это уже было. Я не собираюсь рыться в сугробах ради тебя, как пудель. Ищи в другом месте, шакал. Поищи какого-нибудь другого придурка. Я не хочу больше любви и не хочу сожалеть о тех жертвах, которые я уже сделал.

  Это был лучший день. Может быть, в рационе было больше белка, или его кровь медленно пополнялась. Он был более бдителен. Он понял, что к этому времени они, должно быть, уже миновали любой поворот к Изумрудному городу. Они были в пути уже несколько недель, не так ли? Они приближались к гряде низких холмов, усеянных опаленными стволами низкорослой сосны. Может быть, подожжен, чтобы уменьшить охват снайперов. Мадлен, наверное. Так что он все уладил. Они приближались к границе между Гиликином и Манчкинией, где, как говорили, вторая армия Изумрудного города вела ожесточенные боевые действия с контингентом Животных, окруженным манчкинцами. Хотя в данный момент он не видел никаких признаков активности. Собирались ли они попытаться сбежать, пересечь брешь в пустоши?

  Или, может быть, военные действия были чудесным образом прекращены. Это может случиться. Войны рано или поздно прекращаются, не так ли? Если не в нашей собственной жизни, то, несомненно, мир уже близок для наших детей?

  Около полудня, в день сухого, торопливого ветра, который хлестал первые осенние листья вокруг копыт лошадей, похитители остановились. Обнажение фермы из полевого шпата, сверкающее слюдой, достаточно большое, чтобы быть ориентиром.

  - Тележка должна быть здесь, - сказал капитан.

  - Ее здесь нет.

  - Тебе придется пойти и найти его.

  Его коллега выругался, но двое из них ушли и вернулись на следующее утро с повозкой и несколькими ослами, выглядевшими сомнительно.

  - Они не говорящие животные, не так ли? - спросил главный похититель, - Сбежали через границу, спасаясь от войны, и прослыли глупыми животными?

  - Они говорят мне, что это не так, - ответил его коллега. За это ослов хлестали хлыстом для верховой езды, чтобы посмотреть, будут ли они кричать по-озишски, но они только хохотали, взбрыкивая.

  - Все в порядке, - сказал капитан Лиру, - Теперь у тебя есть выбор