Кинув ленту в пепельницу, он сжёг её, затем выругавшись и поблагодарив испуганно замершего солдата, вышел из палатки.

Первый вопрос, который задал Жнец, когда подписав все нужные бумаги с военными, майор отвёз его на станцию и усадил в купе с собой, а его подчинённые заняли два соседних был.

— Что с Анной?

Поскольку в нарушении всех инструкций и приказов, антианимант ехал не связанным и не с укрытыми специальной плотной тканью руками, майор заколебался перед ответом, что не укрылось от собеседника.

— Майор, я узнаю правду, если меня не убьют конечно к этому времени, — спокойно сказал Жнец, у которого из вещей было с собой лишь небольшой походный саквояж.

Рамфи вспомнил свои слова, которые произнёс перед Эдвардом и нехотя ответил.

— Поскольку вас долго не было, её отдали палачам.

— Она жива? — голос спрашивающего был ровен.

— Пока да, я остановил их, едва узнал, что вы решили сдаться.

— На сколько она цела? — а вот уже следующий вопрос, был задан хриплым голосом.

— Трудно сказать, я сам не видел, но обычно после комиссии по правде от людей мало что остаётся, — майор честно посмотрел на сидящего рядом молодого человека.

Тот всмотревшись в него вздрогнул, но промолчал, в таком состоянии находясь всю дорогу. Сам Рамфи, любящий поболтать с пленниками, пытаясь вытянуть из них интересные сведения, с этим пассажиром не стал рисковать и также молчал, просто радуясь тому факту, что тот не выкидывает никакие фортели.

«Четыре дня и я сдам его жандармерии, — Рафми повернулся и стал смотреть в окно, — дальше это будут не мои проблемы».

Прибывший на конечную станцию поезд просвистел об остановке и я, получив сигнал от охранявшего меня майора знак, поднял саквояж и направился в сторону выхода.

Сам вагон, как и вокзал были оцеплены людьми в тёмно-синей одинаковой форме, так что я мало что разглядел из местных достопримечательностей, пока меня вели под усиленной охраной к закрытому фургону. Всё что я успел увидеть, это серое, безликое здание вокзала и цепи оцеплении полиции, которые несколькими кругами охраняли поезд.

Прямо рядом с фургоном нас ожидало десять вооруженных полицейских, сразу нацеливших на меня оружие, а также подтянутый человек в странного покроя сером сюртуке.

— Рамфи, почему задержанный без кандалов? — сразу поинтересовался он, поджав губы.

— Я его доставил в целостности и сохранности, — военный не моргнул и глазом, — теперь это твоя головная боль Эдвард, можешь сам его заковать.

При этом майор посмотрел на меня, я на него и мы обменялись улыбками. Тот, кого назвали Эдвардом, увидел наше молчаливое переглядывание, которое его взбесило и он махнул охране. Двадцать человек отделились от цепи оцепления, и приблизились к нам, неся знакомые мне стальные железки, которые я уже видел недавно в блиндаже на фронте.

Всё то время, пока поезд ожидал у станции встречающих, я успел подготовиться, дотянувшись сначала до первого человека, затем второго и так далее, так что все вокруг имели по одному-два присосавшемся к их душам отросткам моей ауры, то я улыбнулся, ожидая, как ко мне подойдут полицейские, кончиком туфли проведя черту на бетонном полу платформы. За моими действиями с любопытством наблюдали все. Полицейские остановились, не смея подойти ближе и только угрозы человека в сером, заставили их сделать два шага и пересечь невидимую черту. Все кто заступил за неё, тут же упали на землю, мгновенно сложившись, словно карты из карточного домика.

Тут же послышались щелчки снятия оружия с предохранителей.

— Ладно, развлекайтесь, я свою работу сделал, — Рамфи в полной установившейся тишине, помахал мне рукой и направился к выходу.

— Майор Сорес! — окрик человека в сюртуке его остановил и он недовольно повернулся. Тот пошёл ему на встречу и стал говорить так тихо, что мне не было слышно. Видимо майору не нравилось то, что он услышал, поскольку с каждой минутой его настроение портилось. По итогу, он со поджатыми от злости губами, вернулся обратно.

На вокзале тем временем появились новые действующие лица в чёрных одеждах, которые моментально привлекли к себе внимание всех. Полицейские раздвинули цепь, чтобы они могли беспрепятственно пройти, и те важно прошествовали к нам. Моим огромным удивлением стало то, что у каждого! У каждого было либо пенсне, либо очки, либо монокль с огромной вставкой из паинита.

«Видимо местные ремесленники, — понял я по этому явному опознавательному знаку».

Правда до нас они так и не дошли, стоило им только взглянуть на меня и всё вокруг через паинит, как они мгновенно потеряв былую спесь, бросились прочь на безопасное расстояние.

— Чего это с ними, — удивлённо обратился ко мне Рамфи, которому я невольно начал симпатизировать, как единственному адекватному здесь человеку.

— Думаю увидели, что каждый здесь присутствующий находится под моим контролем, — я пожал плечами, — доказывая этим, что хотя бы не зря носят свои очки.

— Майор Сорес, — человек в сером сюртуке обратился к моему сопровождающему, — приказываю доставить задержанного в Бастилию, к месту его дальнейшего содержания.

— Слушаюсь гражданин Нойл, — откозырял ему Рамфи и показал мне рукой в сторону стоявшего фургона. Я молча последовал за ним.

Глава комиссии по контролю за душами, молчаливо наблюдал, как подчинённые трусливо поджав хвосты убегают прочь о территории, которая была словно паучьей сетью окутана мощной и плотной аурой прибывшего Жнеца. Он всё внимательно рассматривал через небольшой монокль, запоминая всё, что видел.

— Что скажешь Габриэль? — обратился к нему сидящий напротив глава комиссии по правде, — я специально попросил тебя приехать сюда со мной лично, чтобы из первых рук узнать, стоит вообще Жнец наших усилий и траты времени или нет?

Старик убрал от глаз монокль и покачал головой.

— Вы обезумели Пауль, притащив прямо в столицу этого монстра. Я не спорю, что был первым, кто хотел с ним поработать, поскольку ты не лучше меня знаешь, что наука о душах у нас развита хуже чем в Империи, не смотря на то, что у нас количественно больше душеприказчиков, чем у них. Но вот что я тебе скажу сейчас, после того, как увидел его. Пускать это чудовище в здание Сената опасно, он может убить всех, кто там находится и мы ничего ему не сможем сделать.

— Всё так серьёзно? — нахмурился собеседник.

— Более чем, — старик показал рукой на оцепление, растянувшееся на сотни метров, — все они были бы трупами, захоти он этого. Отростки его ауры присосались к каждой душе, к каждому человеку, а видя, как солдаты падали, мгновенно лишавшись две трети своей ёмкости ауры, я более чем уверен, что то же самое произошло со всеми вокруг.

— Похоже слухи о Жнеце не были таким уж и слухами, — Пауль поджал губы, — у меня много информации о нём в том числе и от тех, кто был с ним лично знаком. Все говорят о том, что он в обычной жизни простой человек, но это заканчивается ровно на том моменте, когда речь заходит об искусстве, они признают, что он гений в своём роде, о котором с восхищением отзывается все, кто с ним работал.

— Так что Пауль, видимо я буду голосовать за его устранение, — признался глава комиссии по контролю за душами, — никто из моих душеприказчиков, и я в том числе не сможем его остановить, если он взбунтуется.

— Но ты же понимаешь, что из-за его изобретения мы сейчас терпим колоссальные убытки. Количество поступаемой энергии в войне, которую мы сами и начали чтобы наполнить опустошённые резервы, стало практически нулевой. Никакие налоги не перекроют эти затраты. Да что я говорю, ты сам участвуешь в заседании этого оперативного штаба. Ещё полгода-год таких действий и нам придётся капитулировать. Ты этого хочешь?

Габриэль задумчиво почесал висок моноклем.

— Как мы его будем контролировать? — задал он единственный вопрос после минуты молчания.