Мама мыла раму

В одном из тенистых московских переулочков затерялся скромный особняк в стиле елизаветинского барокко1. Когда-то его хозяином был князь Алексей Долгорукий2, но сейчас на бывшей недвижимости бывшего капитана Бутырского пехотного полка висела скромная табличка «Частная школа». Бравый дворник в форме, похожей на адмиральскую, при помощи садового пылесоса-воздуходувки сдувал с фигурной плитки опавшие листья и отдавал честь каждому въезжающему в ворота автомобилю. Автомобиль останавливался у парадного входа, водитель любезно открывал заднюю дверь, выпуская драгоценное чадо своего работодателя, и отправлялся на парковку. К началу занятий школьная парковка становилась похожей на выставку дорогих автомобилей – «гелендваген» соседствовал с «роллс-ройсом», «майбах» – с «мерседесом», «ламборджини» притерся к «макларену», а «феррари» – к «астон мартину» и, наконец, «бентли континенталь» прижался к своему собрату «бентли бентайга». И это только первый ряд. Водители, смахнув пыль с лакированных туфлей, включали в обитых кожей салонах цифровые телевизоры. И пока их пассажиры набивали свои головы полезными, по мнению министерства просвещения, знаниями, зоркие глаза драйверов3, привыкшие следить за дорожной обстановкой, отдыхали на футбольном матче английской Премьер-лиги Челси-Манчестер Юнайтед.

В этой школе на урок приглашали три звонка – как в театре. Только в театре звонки резкие, настойчивые, а здесь они были тихие и ненавязчивые, как тайская прислуга в домах учащихся этой школы. Вроде бы тебя просят зайти на урок, но боятся рассердить. После третьей мелодичной трели дверь в первый «а» отворилась, и в класс вплыла Аврора Августовна. Она действительно вплыла, а не вошла, так как в самом деле походила на большой военный корабль – дородная, величавая с высокой прической в виде палубной артиллерийской башни. И даже имя у нее было, как у легендарного крейсера – Аврора. Артиллерийская башня крейсера повернулась, элеватор подал из погреба снаряд, пушка выстрелила:

– Здравствуйте, дети!

В ответ новоиспеченные ученики по-китайски закивали головами. Перед началом занятий детям объяснили, что учителей следует приветствовать почтительным кивком головы и с достоинством. Однако они очень слабо были знакомы с самим понятием, что такое кивок, не говоря уже о таких его разновидностях, как почтительный кивок и кивок с достоинством. А уж освоить без репетиций сложный вариант с названием «почтительный кивок с достоинством» и вовсе было нереально для любого из этих вчерашних выпускников детского сада. Поэтому мотающий головами в разные стороны класс стал похож на десятиглавого Змея Горыныча, у которого каждая голова живет и радуется своей, совершенно независимой от других голов жизнью.

– Достаточно! – остановила опасные физические упражнения Аврора Августовна. В первый день работы ей очень не хотелось получить коллективный шейный вывих доверенного ей класса. Классный руководитель была опытным педагогом. Двадцать лет работы в обычной общеобразовательной школе научили ее всему. По одному выражению лица ученика она могла точно определить какую пакость он задумал.

– Семенов! – говорила она. – Не вздумай дернуть за косу Сидорову! Семенов, только собирающийся протянуть руку к манящей его девчоночьей косе, с разинутым от удивления ртом поворачивался к учительнице:

– Откуда вы?

– Оттуда! – отвечала педагог.

– Иванов! Не смей стрелять жеваной бумагой в Бирюкову!

Иванов, который еще только подумал о том, что неплохо было бы зарядить мокрым бумажным шариком в волосы этой задаваки Бирюковой, столбенел. Он еще даже не оторвал клочок от бумажного листка, чтобы его разжевать и превратить в пульку, не успел раскрутить ручку, чтобы получить пластиковую трубку, в которую можно смачно дунуть, а «училка» уже разгадала его коварный замысел. Но в частной школе Аврора Августовна работала первый год, классные занятия вела вообще первый день, поэтому непременно ждала подвоха от этих с виду смирных, одетых в красивую форму первоклашек. Тем более, что каждый из них приехал сюда на автомобиле, стоимость самого дешевого из которых была равна ее зарплате за сто лет.

Девочка, сидящая за первым столом слева, наклонила голову и, внимательно изучив гардероб учительницы, поджатыми губами вынесла вердикт4:

– Не Версаче5.

– И не Гуччи6, – покачивая подбородком, поддержала ее ученица, сидящая во втором ряду.

– Зимина! Кульчицкая! Не разговаривайте! – сделала им замечание преподаватель. – Напоминаю вам дети, что вы уже не в саду! Это школа! Здесь нужно учиться, а не болтать! А наш первый урок – чтение. И начнем мы с букваря, – учительница раскрыла принесенную с собой папку, из которой торчали разноцветные буквы алфавита.

– Аврора Августовна! А разве на чтении вы не будете учить нас болтать? – спросил ученик, сидящий за первым столом справа.

– На чтении я буду учить вас читать, а не болтать! – возмущенно объяснила педагог. – Фамилия?

– Венедикт Задунайский! – вскочив и щелкнув по-гусарски каблуками, представился мальчик. – Можно еще вопрос? Надеюсь, вы не будете показывать нам буквы?

Учительница замерла. Именно это она только что и собиралась сделать. Двадцать лет подряд на первом уроке чтения она показывала первоклашкам буквы. Кто-то из них знал все буквы, кто-то не все, но обязательно в классе находились дети, которые не могли назвать ни одной и, казалось, видели их впервые.

– Все знают буквы? – спросила она, надеясь на хотя бы один отрицательный ответ.

Но в ответ ученики показали, что они все-таки знакомы с таким видом кивка, как кивок утвердительный, и сверху вниз затрясли своими, казалось, пустыми емкостями для хранения знаний. При этом стало понятно, что не совсем они и пустые, что внутри этих емкостей что-то все-таки есть, потому что это что-то тихонько перекатывалось и брякало. И Авроре Августовне очень хотелось верить, что это брякающее действительно являлось буквами.

– Все знают все буквы? – уточнила она, все еще надеясь, что найдется хотя бы один ученик, требующий ее помощи.

Но дети снова утвердительно потрясли головами. На этот раз постукивания и побрякивания были еще громче.

– Хорошо. Перейдем сразу к слогам.

Аврора Августовна взяла мел и размашисто, крупными буквами написала на доске: ма-ма, му-ха, о-са, у-хо.

– Дети! – она ловко, как фигуристка на льду, развернулась лицом к классу.

– Избушка на курьих ножках, – прошептал Иннокентий Бубновский.

– Что? – так же шепотом спросила его Инесса Зимина, обернувшись.

– Избушка, избушка! Повернись к лесу задом, ко мне передом! – напомнил Иннокентий.

– Понятно, – сообразила Инесса. Она помнила сказку про царевну-лягушку и знала, где проживала Баба Яга.

– Кто прочтет, что я написала на доске? – спросила у класса учительница.

– Я! – подняв руку, вызвался Задунайский.

– Рискни! – предложила Аврора Августовна.

– Мама думала, что муха, а оса ей села в ухо, – ответил Венедикт.

– Молодец! Гениальные стихи! Но я просила прочитать то, что написано на доске и по слогам. Где здесь написано, что мама думала? – сердито сверкнула глазами учительница.

– Вы считаете, что мама не способна думать? – вопросом на вопрос ответил ученик.

– Конечно, способна, – согласилась Аврора Августовна. – Но в данный момент она не думала.

– А что же она делала? – теперь уже округлил от удивления глаза Венедикт.

– Ничего! – решительно ответила педагог.

– Значит, она бездельничала. Поэтому так и нужно было написать: ма-ма без-дель-ни-ча-ла, – сделал вывод Задунайский. – А причем здесь муха?