Двадцать человек – десять девушек и десять юношей, одетых в праздничные одежды, туники и плащи, выстроились в линию посреди площади небесного города Дэма. Вокруг, на почтительном расстоянии, рассредоточились граждане столицы, с любопытством наблюдая за шеренгой молодых фаратри. Помимо них, у каждого входа площади стояло по два охранника, вооружённых лазерными секирами: их грозный вид придавал событию особую торжественность.

Два часа назад амфитеатр наполнился шелестом крыльев, негромким топотом и голосами фаратри. Эти существа знали, вскоре им предстоит стать свидетелями одного из самых важных событий их народа – выпуска молодых в самостоятельную жизнь.

Гул нарастал, голос каждого становился громче, а двадцать избранных стояли и ждали, не смея пошевелиться, улыбнуться или отвести глаз от золотой трибуны, расположенной на возвышении из трёх ступеней.

Ответственный момент настал внезапно. Шум стих, и взоры, устремившиеся к трём ступеням и скользнувшие по блестящему покрытию трибуны, вдруг оказались прикованы к лицу правителя – Фреома Ависа, только что явившегося в сопровождении двух стариков – верховных министров. Немолодой фаратри стоял на предназначенном месте и оглядывал собравшихся тяжёлым взглядом, будто вырывающимся из-под надбровных дуг.

Лицо правителя было старо, щетина на его подбородке и скулах была готова превратиться в бороду, руки его, казалось, ослабли, но ни у кого в пределах подвластной ему территории не хватило бы духу предложить избрать нового правителя. Нет. Пусть Фреом и выглядел, как древний старец, но его силы даже на шестьдесят втором году жизни были велики.

Подойдя вплотную к трибуне и положив на неё руки, фаратри некоторое время разглядывал шеренгу в белом, после чего выпрямил стан и заговорил. Его речь с частыми паузами потекла неуверенно или лучше сказать, нескладно, но чем больше Фреом ораторствовал, тем лучше у него получалось.

– В нашем мире существует множество праздников, но самым важным из них, несомненно, является сегодняшний день. День, когда мы отпускаем молодых фаратри в свободную жизнь. Близится час испытания, которое покажет, достойны ли эти двадцать, в дальнейшем жить в лоне своего рода. Вглядитесь в их лица, вы видите самых талантливых и сильных выпускников столичной Академии, получивших право стоять на этой площади, в то время как их ровесники без лишнего внимания отбывают вниз. Чтож, так тому и быть.

Фреом откашлялся.

– Каждый помнит тот ответственный момент, когда его, отделяя от семьи и друзей, отправляли вниз, не землю Плеорима, чтобы испытать разум и тело. Поверхность планеты – место противоречивое и опасное, способное искушать, внушать сомнения. После этих слов все, верно, будут ждать от меня наставлений с расчётом, что я дам молодым путеводную нить, которая не позволит им поддаться соблазнам. Чтож, вынужден вас разочаровать: каждый идёт своей дорогой независимо от слов постороннего человека. Повлиять на это нельзя, лишь сказав речь, но, тем не менее, я обращусь с молитвой к тому, кому мы молимся в часы бедствий и кого благодарим в мгновения счастья – Истязающему. Тому, кто дал нам силу жить. Я молю, пусть эти двадцать – юноши и девушки – будут верны внутреннему свету. Пусть их тщеславие падёт, тьма отступит, и эти фаратри неизменно следуют туда, где находится светлое будущее нашего народа – Фреом взял паузу, сделал вдох и продолжил:

– Каждое их действие на земле покажет, чего они достойны на небесах. Всё, что они сделают там, непременно отразится на их будущей жизни. Без благ цивилизации, без продуктов прогресса они станут подобны диким животным, и в этом сближении с первобытным зверем и заключается испытание, в финале которого испытуемые получат кару или награду соразмерно своим поступкам.

Сказав так, старик пристально взглянул на шеренгу в белых одеяниях и через пару секунд вновь заговорил:

– Уподобляясь животным, вы не должны потерять самих себя. Удовлетворяя физические потребности, вы обязаны помнить о своей высшей сути – разуме и душе. Не забывайте это и не отдавайтесь зверю сполна. Я говорю так, потому что на земле Плеорима, помимо прочего, вам будет позволено охотиться. Умоляю, не соблазняйтесь возможностью отнимать жизни, пусть и у неразумных зверей. Убивайте лишь для того, чтобы выжить, избегая бессмысленного кровопролития.

На данном этапе жизни, обладая определённым опытом, я прекрасно понимаю волнения ваших родных. Кроме того, сейчас среди этих двадцати находятся мои племянники. Я тоже боюсь, но страх мой происходит не от терзания, выживут они или нет. Он заключается в мысли о том, что, отдавшись зверю и вернувшись сюда, они изменятся до неузнаваемости. Мне страшно от предположения, что когда я встречусь с ними через год, я увижу не тех, кого знал до этого дня, а совершенно других фаратри – потерянных и жалких, не знающих, куда им идти.

Во время этого признания никто на площади не посмел издать малейшего звука. Каждый из присутствующих ощутил схожие чувства с чувствами правителя. Это был единый душевный порыв, стирающий разницу между обывателем и властьимущим.

Фреом, тем временем, продолжал:

– Я прошлое этого мира, фаратри, стоящие вокруг – настоящее, а эти двадцать – будущее. Вскоре мне придётся уступить место, но я не жалею. Всё в мире происходит в нужный момент, и если так должно быть, то я покорюсь. На этом всё. Надеюсь, вы не потеряетесь, и Всезнающий позаботится о вас.

Короткая речь закончилась, голос правителя стих, и вокруг, словно для того, чтобы восстановить баланс, раздались новые звуки: восклицания, смех, поздравления. Двадцать человек в белых одеждах враз развернулись и, превратившись из шеренги в ряд, двинулись к выходу из амфитеатра. Им тотчас освободили дорогу, но никто не хотел оставить молодых фаратри одних. Каждый из собравшихся невольно следовал за ними, натыкался на плечи и крылья рядом стоящих, извинялся и продолжал с нескрываемым восторгом смотреть на удаляющуюся процессию. Все до сих пор находились под действием слов правителя, уже ушедшего с трибуны.

Когда юноши и девушки подошли к огромной белокаменной арке, на колоннах которой были вырезаны змеи и птицы, какая-то девочка, державшая в руках замшевый мешочек, открыла его, достала розовые лепестки и бросила их над первым фаратри, подошедшим к ней. Юноша, увидев, как на его белый плащ упали цветы, слегка улыбнулся и продолжал идти.

Вскоре вся процессия вышла ко входу на территорию подвесных мостов, каменная сеть которых, словно паутина, опутывала пространство под гигантским куполом, настолько огромным, что увидеть его края не представлялось возможным. Это был центральный район города, сверкающий роскошью мрамора и золота. Внизу, у основания купола, рядом с белыми лентами дорог, расположились жилые улицы и каменные дома с широкими окнами и балконами. Рядом с ними стояли здания побольше, украшенные цветной росписью и орнаментами на стенах – библиотеки или «Дома мудрости». Вместе с этим, поверхности зданий были разбавлены обширными зелёными пятнами аллей и парков.

Черноволосый юноша, имя которого было Нокт, первым ступил на гладкую поверхность моста, ни на кого не оглядываясь, ничего не говоря. За ним последовали остальные девятнадцать фаратри, которые уже позволяли себе перебрасываться фразами, почувствовав, что всеобщее внимание вовсе не мешает разговору. Таким образом, переговариваясь и улыбаясь, молодые люди, чьи белые одежды развевались над пропастью зелени и мрамора, шли вперёд и изредка поглядывали вниз. Их, жителей небес, не удивляла ни высота воздушных мостов, ни вид, открывшийся сверху, но всё это могло изрядно удивить жителя земли – человека. И неспроста. Если случайный наблюдатель решил бы взглянуть на жилые улицы с подвесных мостов, то одно дерево показалось бы ему не больше зубочистки – таково было расстояние от зелёных пятен до «воздушных путей» как их называли некоторые фаратри.