"Где?"

  Там. "

  Лицо, на которое он указывал, неуклюже шевеля пальцем над ним, принадлежало женщине лет сорока, с темными волосами, которые, как у щенка, свисали вокруг ушей и на такие же темные глаза. В этих глазах не было юмора. Для всего мира она выглядела так, как будто желала, чтобы полицейский фотограф сморщился и умер.

  Марлен Киноултон.

  "Вы безумец." — сказал бармен, качая головой. «Это никогда не она».

  Я говорю, что это так. "

  «Она слишком стара, слишком стара».

  «Ты не видел ее так хорошо, как я. Ты никогда не был так близко».

  «Она была в баре».

  "Сколько раз? Дважды? Один раз? Ты думаешь, сколько раз я подходил к столу, наклоняясь, чтобы обслужить ее..."

  «Глядя на нее спереди».

  — Неважно. Ты знаешь, о чем я говорю. Я видел ее лучше, чем ты. И на мои деньги это она.

  Бармен повернулся на стуле и указал на Нейлора.

  «Волосы. Это неправильно».

  — Что ты имеешь в виду? — спросил официант.

  «Это было совсем не похоже».

  "Ну и что? Разве женщины не меняют прически все время?"

  "Но этот вид более густой, пушистый. Вы не можете себе представить, что вы чувствуете? На что это похоже? Грубое, я не права? Где в ту последнюю ночь в баре, ее волосы были прекрасными, ухоженными, лучше, чем это. Нет, ни за что, это никогда не она.

  На несколько мгновений воцарилась тишина, оба мужчины украдкой поглядывали на Нейлора, и Нейлор не хотел чрезмерно влиять на кого-либо из них.

  Бармен наконец вскочил на ноги.

  — Ну, мне все равно, что вы скажете. Я считаю, что это она, и я буду придерживаться этого. Знаешь, с меня довольно, и, если ты не против, я ухожу отсюда, вот и я».

  Кевин Нейлор смотрел на фотографию. Марлен Кинохон. Имя ничего для него не значило. Он. передаст его по цепочке, и, пока она еще работает в городе, ее привезут. Он знал, что оба мужчины смотрят на него, ожидая, что он скажет что-нибудь положительное, отошлет их своей дорогой. Его спина болела из-за того, что он так долго наклонялся над альбомами, и он знал, что ему не помешала бы пинта пива, но прошло не менее часа, прежде чем он выпил бы одну, а возможно, и больше. Всегда, на краю его сознания, его разговор с Дебби за завтраком, о детях, еще одном ребенке.

  — Спасибо, — сказал он.

  «Спасибо за все ваше время. Вы были очень полезны».

  Двадцать три года Фрэнк Карлуччи купил первый номер местной газеты на обратном пути. муниципальный бассейн. Тридцать минут непрерывных отрезков, прерываемых только приходом первой группы школьников. Сок и кофе было не так трудно найти, как в прошлый раз, когда он был в деревне, десять лет назад, но даже в этом случае его просьба о переулке кафе была воспринята с недоверием, а капучино, которое он заказал вместо этого, был слабым и невкусным. пены было не более четверти дюйма. «Впусти меня на этот рынок, — подумал Фрэнк, — и я смогу убраться».

  Кэти была в душе, когда он вернулся, между стонами и брызгами пела одну из тех старых песен Brill Building Кэрол Кинг, Нила Седаки, одну из тех. Позже в тот же день, когда начинались Shots on the Page, литературный сегмент фестиваля, и она была очень занята, поклонники жеманно жеманно просили автографы вокруг нее и отвечали одними и теми же глупыми вопросами: «Кто ваши любимые писатели-детективы, мисс Джордан?» ?"

  «Откуда вы берете все свои идеи?»,

  «Сколько вас есть в Энни К. Джонс? Она действительно вы?» Фрэнк точно знал одно большое различие между ними: его жена никоим образом не была лесбиянкой.

  Вода остановилась, и через несколько мгновений из душа вышла Кэти с полотенцем на голове.

  "Иисус Х. Христос!" Карлуччи удивленно присвистнул.

  — У тебя все еще прекрасное тело, ты знаешь это?