Но у него перехватило дыхание от той силы, с которой она могла прижаться к нему своим хрупким телом, тонкими запястьями и руками.

  «Вдохните… и медленно выдохните. Хорошо, почему бы тебе не перевернуться на спину.

  После первого раза он не появлялся снова почти месяц, и при следующей встрече она мягко упрекнула его на улице; с тех пор это вошло в привычку, он навещал ее раз в пару недель. Она работала над ним почти час, советовала ему диету, давала ему упражнения, о которых он забывал. Иногда, присев на корточки над его телом, она просто болтала: что-то сделала или сказала ее дочь Мелани; Однажды упоминается отец Мелани, живший в Копенгагене, где работал художником компьютерной графики и видеозаписи.

  Теперь она опустилась на носки и оттуда одним плавным движением поднялась на ноги.

  — Ты выполнял те упражнения, которые я тебе показывал? спросила она.

  Грабянски боялся, что может покраснеть. — Может быть, не так часто, как следовало бы.

  — Тебе сегодня было очень плохо.

  "Я был?"

  «Снова по плечам, по шее. Я вообще не мог его пошевелить». Холли улыбнулась. «Конечно, это стресс. Ты о чем-то беспокоишься, вот что.

  Что беспокоило Грабянски, особенно его беспокоило, так это то, что с тех пор, как он приобрел две редкие картины импрессионистов от имени Вернона Текрея, Текрея не видели ни шкуры, ни волос. Это было без этого дела с монахиней. Почему, спрашивал себя уже Грабянский, почему он поддался искушению, послал ей еще одну открытку?

  Впервые он встретил Текрея где-то, ну, четыре или пять лет назад, когда они с Грайсом проезжали по маршруту из Манчестера на западе в Норидж на востоке, из Лидса на севере в Лестер на юге. Это стоило того, чтобы приобрести годовой абонемент на British Rail.

  Его старый партнер, Грайс, все еще находился под стражей из-за неудовольствия Ее Величества, и никаких существенных потерь в отношении Грабянски; отличный регистратор третьего этажа, один из лучших, но неспособный заглянуть за верхнюю полку газетного киоска, когда дело касается культуры.

  А Тэкрей-Тэкрей жил тогда в Стэмфорде: кирпичный дом в викторианском стиле с колоннами спереди и высокими арочными окнами, выходящими на затонувший пруд и три четверти акра кустов и гравийных дорожек. Галерея на втором этаже, где он мог показать свою избранную коллекцию британского искусства. Не говоря уже о маленьком масле Мэйбл Прайд — автопортрете, темном, с едва заметной тенью ее мужа на заднем плане — не было ничего, что не могло бы покинуть помещения по правильной цене, любезно предоставленной «Федерал Экспресс».

  Тем временем Текрей переехал в Альдебург на побережье Саффолка, привлеченный туда мигрирующими поэтами и ежегодным музыкальным фестивалем в честь Бенджамина Бриттена. Грабянский считал это шагом назад. Благодаря кратким, ранним отношениям с психотерапевтом средних лет, он однажды вытерпел, как Питер Пирс пел английские народные песни в постановке Бриттена — опыт, столь ярко запечатлевшийся в его памяти, что дал ему мгновенное определение чистилища. Это также означало, что Текрей больше не говорил о расстоянии. Сохранение по телефону, то есть обе его линии — одна, отображаемая в телефонной книге, и другая, доступная только для избранных деловых знакомых, — были постоянно неисправны.

  В последний раз, когда Грабянски видел его, пришлось смущенно объяснять, как получилось, что, ворвавшись в дом, где содержались Дальцейлы, он снова ушел с пустыми руками.

  Они сидели в баре отеля в Маркет-Харборо, затененные в течение долгого дня, пыль прыгала в низких лучах света под крутым углом. Текрей был менее чем доволен: хороший клиент должен был успокоиться, это вопрос принципа, восстановление доверия.

  «Скажи ему, чтобы он потерпел», — сказал Грабянски. — Скажи ему, что всегда держишь свое слово.

  Что в отношении его слов Грабянскому с тех пор оказалось неправдой. Со свежеприобретенными картинами он вернулся в тот же бар и просидел там два часа, потягивая вино, тщетно ожидая прибытия Текрея. Это заставило Грабянски чувствовать себя неловко: кем бы он ни был, Вернон Текрей был не из тех, кто пропустит встречу. Оперативность, надежность — главные достоинства Текрея. Но настойчивость, терпение — если не считать случайных приливов крови, — вот что отличало Грабянски. Если одного покупателя уже не найти, он найдет другого. Просто как тот.

  Тем не менее, когда Грабянски приблизился к южной окраине Хэмпстед-Хит, она продолжала мучить его, и он миновал сам Парламентский холм и спустился в первые густые заросли деревьев, прежде чем великолепие окружающего его пространства развеяло его мысли.

  Девять

  — Как ты называешь это время?

  «Эм?»